О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного - Илья Юрьевич Виницкий

Third Witch: Anon1.

Учитывая значимость для русской литературы образа демонического кота или кошки, представляется интересным проследить, как истолковывали природу таинственного Graymalkin русские переводчики. Начнем с переводов XX века:

• Дмитрий Цертелев (1901): Иду, Серко. (Далее в тексте: «Трижды пестрый кот мяукал».)

• Сергей Соловьев (1934): Иду, мурлыка! (Далее Мурлыка тоже оказывается мальчиком: «Трижды пестрый кот мяукнул» – так же и в переводе Анны Радловой, 1936.)

• Михаил Лозинский (1950): Иду, Царапка! (далее в тексте: «Пестрый кот три раза визгнул»).

• Борис Пастернак (1951): Мурлычет кот, зовет. Иду!

• Юрий Корнеев (1960): Кот мяукнул. – Нам пора!

• Юрий Лифшиц (1991): Но кот Греймокин нас зовет.

• Виталий Раппопорт (2000): Иду я, Серый кот, иду!

В примечаниях к этой сцене в переводах обычно указывается, что, согласно поверьям шекспировской эпохи, черный кот был неизменным спутником ведьм: в шкуре этого животного якобы прятался один из бесов. Обратимся к XIX веку:

• Александр Соколовский (1884): Кот мяукнул!

• Сергей Юрьев (1883): Кот серый, я иду, лечу сейчас!

• Федор Устрялов (1862): Граймалкин, иду. (Примечание: «Граймалкин – кот»).

• Михаил Лихонин (1854): Граймалкин, я здесь как раз! (Примечание: «Это, вероятно, прозвище домового, из коих один мяучит кошкой (Gray-Malkin)».)

• Андрей Кронеберг (1846): Кот мяукнул!

• Михаил Вронченко (1837): Вот мяукнул кот!

• Aлександр Ротчев (1830): Чу! Слышите: жаба! Помчимся, пора! (Graymalkin исчезает совсем, но Ротчев переводил не с английского, а с немецкого – по переводу Фридриха Шиллера.)

В целом, как видим, Graymalkin первой ведьмы понимается русскими переводчиками как кот (в прошедшем времени неизменно используется мужское нулевое окончание: «мяукнул кот»).

Но был ли у Шекспира мальчик? Не было.

Сказки Грималкин

Во всех английских комментариях к «Макбету» указывается, что «Graymalkin» или «Grimalkin», как обычно писалось это слово, – имя кошки, представляющее собой соединение слова «серый» (gray) и уменьшительного женского имени Мод или Мел, производного от Матильды или от Марии. Одно из самых ранних употреблений слова «malkin» Оксфордский словарь английского языка находит в «Кентерберийских рассказах» Чосера (конец XIV века) – в русском переводе Ивана Кашкина вместо него стоит слово «девчонка»:

А времени, увы, уж не вернешь,

Как девства… Утеряв его беспечно,

Девчонке не вернуть его, конечно.2

С давних времен слово «grimalkin» также использовалось в значении «старая карга».

У Шекспира Грималкин – это злой дух ведьмы, воплощенный в кошку (неслучайно в некоторых французских переделках «Макбета» этим именем звалась первая ведьма). В английской литературе XVIII–XIX веков встречаются чудовищная богиня кошек Грималкин («the goddess of cats Grimalkin»), мисс Грималкин (Miss Grimalkin), госпожа Грималкин (Mrs. Grimalkin), кошечка Молл («little Moll») или старушка Молл («Old Lady»). В «Истории Тома Джонса, найденыша» Генри Филдинга пересказывается старинная притча о Венере, превратившей кошку Грималкин в женщину, которая, завидев мышку на полу, бросилась за нею прямо из супружеской постели (русский переводчик почему-то вычеркнул имя Грималкин из своего перевода). Кристина Россетти посвятила проникновенную эпитафию своей кошке Грималкин, умершей в родах. В 1859 году в свет вышла книжка под приятным для любителей кошек названием «Истории из Кошландии для маленьких котят. Сочинение старой Таби (Табифы Грималкин)» («Tales from Catland, for little kittens. By an Old Tabby (Tabitha Grimalkin)»). В XX веке один новозеландский писатель опубликовал «Сказки Грималкин» («Grimalkin’s Tales»).

Единственное известное нам в английской традиции упоминание Grimalkin в мужском роде обнаруживается в фэнтези поэта-лауреата Джона Мэйсфилда «Полунощный народ» («Night Folks»), где некий кот позаимствовал у макбетовской кошечки ее женское прозвище (своего рода аналог кота Машки из сказки Шварца «Дракон»). Хотя нет, есть еще кот Грималкин в филологической шутке автора «Властелина колец», якобы считавшего это животное мордоровским отродьем:

J. R. R. Tolkien

had a cat called Grimalkin

once a familiar of Herr Grimm,

now he spoke the law to him3.

Жил-был Дж. Р. Р. Толкин,

И кот его Гримо́лкин,

Фами́льяр герра Гримма, он

Днесь повторял ему закон.

(Слегка измененный перевод

Светланы Лихачевой)

То есть всезнающий кот теперь истолковывает профессору Толкину закон волхва компаративистики Якоба Гримма о фонетических изменениях в истории прагерманского языка. По мнению русского толкиноведа Д. Я. Годкина, профессор изменил пол животного, поскольку, возможно, «считал, что фамильяр должен быть одного пола с магом, ведь по традиции кошка Грималкин была фамильяром ведьмы». (Согласно одной легенде, у великого предсказателя Нострадамуса была кошка-фамильяр Грималкин, но она, кажется, была дамой.) Впрочем, скорее всего, Толкин поступил так из присущей ему латентной мизогинии. Поправим профессора:

Джон Рональд Руэл Толкин

Хозяин был Гримолкин. Герр

Гримма кошка-компаньон

Раскрыла Толкину закон.

Природу Гримолкин обыграл Набоков в своем английском романе «Пнин», причем не без свойственного ему надменного презрения к женщинам, студентам и переводчикам:

В осеннем семестре того года (1950-го) в списках на курсах русского языка значились: одна студентка (пышнотелая и серьезная Бетти Блисс) в средней группе; один студент, Иван Дуб (пустой звук, ибо он так и не воплотился), в старшей; и трое в процветавшей начальной: Джозефина Малкин, предки которой были родом из Минска; Чарльз Макбет, сверхъестественная память которого уже одолела десять языков и готова была поглотить еще с десяток, и томная Айлина Лэйн, которой кто-то сказал, что, усвоив однажды русский алфавит, можно в принципе читать «Анну Карамазову» в подлиннике (Пер. Г. Барабтарло).4

Далее у Набокова следует выпады (а) против поразительных русских дам-училок, которые без какого-то специального образования умеют внушить группе ясноглазых американских студентов магическое знание своего трудного и прекрасного языка, (б) против высокомерных лингвистов – хранителей эзотерического (ненужного) знания и (в) против автора используемого Пниным учебника – маститого шарлатана, «русский язык которого был уморителен, но который тем не менее великодушно ссужал свое почтенное имя произведениям безымянных тружеников»5.

Комментаторы давно заметили, что, помимо явной кошачьей аллюзии на Шекспира, Набоков подключил к своему описанию аудитории Пнина еще и фонетическую ассоциацию со мценской леди Макбет Лескова (а заодно, возможно, и с героиней недавно опубликованного стихотворения переводчика «Макбета» Пастернака – той, которая «на курсах» и «родом из Курска»). Добавим, что в этой смысловой чаще насмешка над невоплотившимся студентом «Иваном Дубом» не «звук пустой», а вероятный намек на знаменитого русского борца Ивана Поддубного и еще более знаменитый Бирнамский