За гранью - Питер Робинсон

Энни вздохнула. Ее мутило. Как только закончится весь этот фарс, она сразу покинет филиал ада на земле, которым является отдел расследований жалоб и дисциплинарных нарушений, и снова вернется к обычной полицейской работе.

— Ну ладно, — сказала она. — И что дальше?

— Вы же знаете, Энни, что дальше. Найдите Джанет Тейлор. Арестуйте ее, доставьте в полицейский участок и предъявите ей обвинение в убийстве в состоянии аффекта.

— Вас спрашивают, сэр.

Бэнкса озадачило, с чего это вдруг молодой констебль разулыбался, просунув голову в приоткрытую дверь временного офиса Бэнкса в Миллгарте.

— И кому же я потребовался? — спросил он.

— Вам бы лучше самому взглянуть, сэр.

— А что, больше некому принять посетителя?

— Посетительницу. Она настаивает на том, чтобы увидеться с начальником, который возглавляет розыск пропавших девушек, сэр. Начальник окружной полиции Хартнелл в Уэйкфилде вместе с заместителем главного констебля, а главного инспектора Блэкстоуна нет на месте. Так что, кроме вас, некому, сэр.

Бэнкс вздохнул:

— Ну ладно. Веди ее.

Констебль снова ухмыльнулся, и его голова исчезла, однако в воздухе как будто остался осязаемый след, смахивающей на улыбку Чеширского кота. Через несколько секунд Бэнкс увидел то, что вызывало неудержимое веселье констебля.

Она чуть слышно постучала в дверь, потом открыла ее так медленно, что петли вывели жалобную мелодию, и вот, наконец, предстала перед Бэнксом. При росте не более пяти футов она, казалось, ничего не весила — была настолько худой, словно от рождения страдала хроническим отвращением к пище. Пронзительно-красный цвет губной помады и лака для ногтей резко контрастировал с почти прозрачной бледностью ее кожи и утонченными чертами лица. При взгляде на них возникала мысль, что они сделаны из фарфора, а затем аккуратно приклеены к круглому, как луна, лицу, а может, просто нарисованы на нем. Она прижимала сумочку из золоченой парчи к ярко-зеленой, короткой кофточке-накидке, чуть прикрывавшей груди, казавшиеся пупырышками на гусиной коже, несмотря на имеющийся на них бюстгальтер. Ниже кофточки-накидки гостья демонстрировала обнаженный бледный живот, пупок с болтающимся кольцом; с бедер свисала мини-юбка, сшитая из искусственной кожи. На ней не было колготок, и ее белые тощие ноги были обуты в туфли на толстой литой платформе с высоким каблуком — казалось, будто она передвигается на ходулях. На лице Бэнкс разглядел явный страх и волнение, в то время как ее удивительно приятные сине-голубые глаза неустанно шарили по всему, что находилось в кабинете.

Бэнкс поначалу принял ее за проститутку, подсевшую на героин, но следов от уколов на ее руках не разглядел. Однако это вовсе не означало, что она не сидит на каком-то другом наркотике, и конечно же не свидетельствовало о том, что она не проститутка. Ведь, помимо иглы, существует еще масса различных способов введения наркотиков в организм. Что-то в ней напомнило ему дочь главного констебля Риддла, Эмили, но, приглядевшись, Бэнкс понял: просто все девушки подобного типа похожи на сидевших на героине модельных див, что несколько лет назад покоряли мир.

— Так вы и есть тот самый? — спросила она.

— Который это?

— Ну, который руководит. Я просила о встрече с самым главным.

— Да, это я. Назначен им за все мои грехи, — ответил Бэнкс.

— Что?

— Не обращайте внимания. Садитесь.

Она медленно, словно опасаясь чего-то, опустилась на стул. Глаза продолжали без устали бегать по кабинету, как будто она боялась, что сейчас внезапно появится кто-то страшный и накрепко привяжет ее к стулу. Бэнкс не сомневался, что решение прийти сюда далось ей очень нелегко.

— Чай? Кофе? — спросил он.

Она подняла на него удивленные глаза:

— Э… да. Пожалуйста. Если можно, кофе.

— Какой?

— Что?

— Я спрашиваю, с чем пьете кофе? Какой вам заказать?

— С молоком и много сахара, — ответила она с удивлением, как будто иного кофе на свете не существовало.

Бэнкс, попросив по телефону приготовить два кофе — для него черный, — поднял глаза на странную гостью:

— Как вас зовут?

— Кэнди.[33]

— А по-настоящему?

— Что? А чем вам не нравится это имя?

— Нет-нет. Кэнди так Кэнди. Вы прежде бывали в полицейском участке?

Тонкие черты лица Кэнди исказились от страха.

— А зачем?

— Да вы не волнуйтесь. Так принято спрашивать.

Она попыталась улыбнуться, но слабая улыбка быстро сползла с лица, будто и не было.

— Да… мне как-то тревожно, что ли…

— Успокойтесь. Я же вас не съем.

«Что я говорю?» — спохватился Бэнкс, заметив плотоядный, понимающий взгляд, которым вспыхнули ее глаза. Он запамятовал, что на нынешнем слэнге «съесть» означает заниматься оральным сексом.

— Я хотел сказать, — поспешил пояснить он, — что не сделаю вам ничего плохого.

Снова появился молодой констебль с идиотской ухмылкой на лице и двумя чашками кофе. Бэнкс сразу же приказал ему выйти: заносчивость и высокомерие юнца и его словно приклеенная к глупому лицу самодовольная улыбка раздражали Бэнкса.

— Ну, Кэнди, — обратился к ней Бэнкс, сделав первый глоток. — Что привело вас ко мне?

— Можно закурить? — спросила она, раскрывая сумочку.

— Сожалею, — ответил Бэнкс, — но курение здесь запрещено, и за нарушение запрета я понесу ответственность наравне с вами.

— Так, может, мы выйдем из участка?

— Не думаю, что так будет лучше, — покачал головой Бэнкс. — Давайте действовать сообразно правилам.

— Вы знаете, я просто люблю, когда пью кофе, выкурить сигаретку. Привычка, знаете…

— На этот раз сделайте исключение. Так что привело вас ко мне, Кэнди?

Она немного помедлила с ответом, выражение ее лица стало обиженно-озабоченным, она закрыла сумочку, а когда закидывала ногу на ногу, так саданула платформой туфли по днищу столешницы, что кофе из чашки Бэнкса выплеснулся на кучу лежащих перед ним бумаг.

— Ой, простите! — вскрикнула она.

— Ничего, — успокоил ее Бэнкс и, достав носовой платок, вытер пролитый кофе. — Так вы хотели рассказать мне о цели своего прихода.

— Я хотела?

— Да, — заверил ее Бэнкс.

— Тогда вначале, — обратилась к нему Кэнди, перейдя почти на шепот, — вы должны гарантировать мне иммунизацию или как там это у вас называется. Иначе я не скажу ни слова.

— Вы хотели сказать иммунитет, то есть неприкосновенность.

Она залилась краской:

— Пусть так. Я недолго ходила в школу.

— Иммунитет от чего?

— От преследования.

— А за что я должен вас преследовать?

Ее взгляд снова заскользил по кабинету, иногда задерживаясь на Бэнксе; пальцы рук нервно теребили лежащую на коленях сумочку.

— За то, чем я занимаюсь, — помедлив, ответила она, — ну… с мужчинами. Я проститутка.

— Господи! — притворно ужаснулся Бэнкс. — Да вы прямо огорошили меня таким сообщением!

В ее глазах заблестели злые слезы.

— Вот только не надо подколов! Я не стыжусь своей профессии. По крайней мере я не бегаю по улицам и не сажаю в камеры невинных людей, оставляя на свободе явных преступников.

Бэнксу стало не по себе. Надо бы придержать язык, ведь только что, обидев ее своим сарказмом, он проявил себя не лучше того констебля с сальной улыбкой.

— Простите меня, Кэнди, — произнес он, — но у меня пропасть работы. Мы можем перейти к делу? Если у вас есть что мне рассказать, начинайте.

— А вы обещаете?

— Что?

— Что вы не закроете меня.

— Обещаю. Ей-богу! Если, конечно, вы не раскроете страшную тайну какого-нибудь совершенного вами преступления…

Она вскочила со стула:

— Я не совершала никаких преступлений!

— Ну хорошо, хорошо! Прошу вас, садитесь. И успокойтесь.

Кэнди медленно села, теперь уже следя за тем, чтобы платформа ее туфли не причинила никаких неприятностей.

— Я пришла, потому что вы ее отпустили. Я не собиралась приходить. Не люблю полицию. Но вы ее отпустили.

— О ком вы, Кэнди?

— Да о жене этого маньяка, о них еще в газете писали.

— И что вы хотите сообщить?

— Они… однажды… понимаете, они…

— Они вас сняли?

Она опустила глаза:

— Да.

— Они были вдвоем?

— Да. Я стояла на улице, а они подъехали на машине. Договаривался он, а когда мы сговорились, они привезли меня к себе домой.

— А когда это было, Кэнди?

— Прошлым летом.

— Не помните, в каком месяце?

— Я думаю, в августе. В конце августа. Было еще тепло.

Бэнкс задумался. Сикрофтский насильник исчез примерно в то время, когда чета Пэйнов переехала оттуда. До того как Пэйн похитил Келли Мэттьюс, оставалось примерно полгода. Выходит, все это время он пытался удовлетворять свои желания, обращаясь к проституткам? Какова же тогда роль Люси?