Южный ветер - Норман Дуглас

Тут епископ обнаружил, что Кит и его компаньоны уже оделись и занялись разгрузкой нелепого короба. Они звали его к себе. Колдовское заклятие спало.

Епископ спустился к воде.

-- Хорошо поплавали? -- осведомился он.

-- Изрядно! Сейчас эти ребята изготовят нам для начала недурственный омлет. Я не любитель холодных завтраков, а вы? По-моему они ложатся на желудок свинцовой тяжестью.

-- А матросы к нам не присоединятся?

-- Нет. Им и так хорошо платят. Конечно, они были бы не прочь пристроиться ко мне в услужение. Но я никогда не нанимаю островитян, разве что на временную работу, это оберегает меня от всякого рода неприятностей с местными жителями и от их семейных интриг. Даже тех, что постарше. Последние слишком склонны к размышлениям, а стоит слуге начать задумываться, как он становится бесполезным. Я считаю, что по-человечески общаться можно только с посторонними людьми. Если вам требуется хорошо сделать какое-то дело, обращайтесь к человеку со стороны, к профану, к толковому любителю. И когда соберетесь жениться, Херд, позаботьтесь о том, чтобы жена ваша происходила из другого сословия, из других мест, из другой страны -- если удастся, c другой планеты. Иначе пожалеете. Я не хочу сказать, что усматриваю какие-то неприемлемые стороны в инцесте; на мой взгляд это самая естественная вещь на свете...

-- Подумать только!

-- Да, и все же с ним связан неодолимый предрассудок. Вероятно, искусственный, современного происхождения. Подозреваю, тут не обошлось без духовенства. Царствующие семьи всегда придерживались этого обычая, некоторые придерживаются и до сих пор, в Сиаме, например. Удивительно, но дольше всего анахронизмы живут на противоположных полюсах общества. Что бы вы ответили, -- продолжал он, -- на предложение забраться по этому ущелью немного повыше, в тень? Я не могу толком переваривать пищу, когда меня палит солнцем. А по пути расскажете, как вам показались развалины... Нет, я сознаю изъяны инцеста, серьезные практические изъяны -- бесплодие, инбридинг. Конечно, можно найти доводы и в пользу экзогамии. Audi alteram partem(54), как сказал бы Эймз, хотя Бог его знает, почему он считает, что на латыни это звучит лучше. Привидение видели?

Епископ вспомнил, что ему ответила госпожа Стейнлин, когда он однажды с похвалой отозвался о "возбуждающем" воздействии Китовых разговоров.

-- Возбуждающее? -- сказала она. -- Очень может быть! Но не мужчин и женщин. Скорее жеребцов.

После завтрака они соорудили импровизированный навес, чтобы немного отдохнуть. В этот час дня на Непенте приличествовало отдыхать, а мистер Кит старался поступать в соответствии с приличиями даже в таких необычайных обстоятельствах, как эти. Защищенные снятым с лодки алым шелковым пологом, они продремали самые жаркие часы.

ГЛАВА XXVIII

Герцогиня любила поспать, как то и приличествует человеку, ведущему жизнь целомудренную и размеренную.

Ложилась она, как правило, часов около одиннадцати. В девять утра Анджелина, спавшая в смежной комнате, тихо входила в хозяйскую спальню, поднимала шторы и ставила на столик у постели чашку чая. До этой минуты Герцогиня спала, словно дитя. Ее редко донимала бессонница или ночные кошмары. Однако в ночь, о которой у нас пойдет речь, странный, тревожный сон нарушил ее покой.

Она вновь была девочкой, живущей с родителями на Западе. Давние воспоминания окружали ее. Стояла зима. Она была одна, под открытым небом. Снег, привычный снег, падавший с хмурых небес, глубоким ковром покрыл бескрайние равнины. Он шел и шел, не переставая. Небо все больше темнело. Казалось, прошли часы, но хлопья продолжали лететь. Снег не казался холодным. Он был теплым -- теплым и каким-то удушливым. Очень удушливым. Она начала задыхаться. Внезапно она ощутила, что ей больше нечем дышать. Охваченная отчаянием, она закричала...

Около ее постели стояла со свечою в руке горничная. Спальня терялась в непроглядном мраке. Анджелина выглядела, точно статуэтка из Танагры. Одетая в одну только облегающую ночную рубашку, спускавшуюся ниже колен всего на два дюйма и подчеркивающую ее прелести, с отблесками пламени, игравшими на щеках и подбородке, Анджелина казалась призраком, способным согреть сердце любого мужчины.

Впрочем, сердца Герцогини она ни в малое степени не согрела.

-- Что ты тут делаешь, девочка? -- строго спросила она на языке, который представлялся ей итальянским. -- Да еще среди ночи!

-- Девять часов, госпожа.

-- Девять? Тогда подними шторы.

-- Уже подняла, -- она отступила к окну и в подтверждение сказанному стукнула по стеклу. -- Снаружи темно, -- добавила она. -- Пепел падает с неба. Вулкан очень, очень сердится.

-- Пепел? Вулкан? Я должна немедленно одеться. Зажги еще две свечи. Нет, три! Нельзя, чтобы горело всего две. С минуты на минуту может прийти Дон Франческо.

Герцогиня часто говорила, со смехом, что она "всего лишь слабая женщина". Некоторое количество людей придерживалось того же мнения. Однако в ту минуту никто из обитателей Непенте не смог бы похвастаться таким же самообладанием. Возникший в природе разлад оставил ее равнодушной. Разуму Герцогини мало было дела до повадок вулканов, к тому же душа ее находилась в надежных руках, а совесть пребывала в полном порядке, как и положено будущей католичке. Она во всем полагалась на своего духовного наставника, внушившего ей величественное чувство покорности и смирения. Дон Франческо никогда не покинет ее. В должное время он придет и объяснит, почему Бог дозволил вулкану вести себя столь неподобающим образом, у него найдется более чем достаточно слов для утешения будущей духовной дочери. Господь, коли будет на то Его воля, способен сотворить чудо и отвести беду, даже если Он сам ее наслал. Падает пепел -- не падает, все к лучшему. Герцогиня безмятежно ждала.

Тем временем снаружи пепел сыпался, не переставая. Он повалил около полуночи и уже покрывал землю двухдюймовым слоем. Непенте лежал, окутанный киммерийской мглой, более темной, чем беззвездное небо --мглой, которую можно было пощупать; нечто подобное жаркому и душному одеялу придавило остров. Все погрузилось в безмолвие. С улиц не доносилось шагов: рассыпчатый пепел, более мягкий, чем снег, глушил любые звуки. И он все падал и падал. Немногие из перепуганных местных жителей, которых необходимость вынудила покинуть свой кров, брели по улицам, полные страха за собственные жизни. Они думали, что наступил конец света. Обуянные ужасом, они выходили наружу, лишь сунув в карман нож или револьвер, а на улице опасливо обходили друг друга, стискивая в одной руке факел или фонарь, а другой прижимая ко рту носовой платок, потому что боялись задохнуться. В витринах одного-двух магазинчиков с трудом, словно сквозь плотный туман различался слабо мерцающий свет. Обычных же картин и звуков утра -- повозок, снующих в ожидании найма, щелканья кнутов, криков фруктовых и рыбных торговцев -- не было и в помине. Смертельную тишь нарушал лишь звон городских курантов, отбивающих часы посреди потемневшего мира.