Опыт моей жизни. Книга 2. Любовь в Нью-Йорке - И. Д.

– Будешь мыть этими растворами свою квартиру три дня! – она пронзительно посмотрела в мои глаза. – Отольешь одну треть первой бутыли в ведро с водой, вымоешь этим раствором как следует всю квартиру. Затем выльешь воду, сполоснешь ведро. Наберешь чистой воды и отольешь в нее треть из второго флакона. Вымоешь всю квартиру второй раз этим раствором. Потом третий раз то же самое с жидкостью из третьего флакона. Так три дня.

– Три раза мыть одну и ту же квартиру?! – ужаснулась я.

– Ну, ты дае-ешь… – вмешалась Танька, – тебе что, лень вымыть квартиру?

Колдунья с удивлением смотрела на меня.

– Ну хорошо, хорошо, – уступила я. Она положила на стол черные свечи.

– Потом три дня будешь жечь эти свечи. Потом три раза прочтешь эту молитву, – она сунула мне листок бумаги, на котором была отпечатана молитва. – Через девять дней придешь, я проверю, как все сработало.

Мы вышли от колдуньи с пакетами полными флаконов с колдовскими жидкостями, свечами, молитвами, оставив у нее четыреста долларов на двоих.

Таньке она дала такие же флаконы, только жидкость в них была других цветов, чем в моих. И свечи ей дала не черные, как мне, а белые. Таньку никто не околдовал. Танька сама должна была околдовать свой собственный дом, чтобы в него привалило побольше денег.

– Дожили! – говорю я. – Могла ли я когда-либо подумать, что когда-либо дойду до такого маразма. Плохи наши дела, Танька, раз мы уже в такие дела вдаемся.

– А я верю, что она мне поможет, – говорит Танька.

– Блажен, кто верует…

– Если ты не веришь, зачем же ты заплатила ей?

– Я сама не знаю. Мало ли… Бывает иногда, случается чудо…

* * *

Когда на следующее утро, набрав воды в ведерко и отлив в него треть из первого флакона, я вымыла всю квартиру, а потом, вылив воду и сполоснув ведро, налила чистой воды и, отлив в нее треть второго флакона, стала мыть только что вымытые полы второй раз, я уже не была уверена, что какие-то темные нечистые силы действительно не довлеют надо мной, заставляя меня не принадлежать самой себе.

Я также не была уверена в том, что я не сошла еще или не схожу с ума или, что все происходящее не снится мне каким-то продолжительным кошмарным сном. Между тем я машинально водила мокрой тряпкой, намотанной на швабру, взад-вперед по чистым мокрым полам.

В голове у меня двоилось.

* * *

Мы сидим с Гариком в ресторанчике Гринвич Вилледжа, на открытом воздухе. Суббота. Прекрасный апрельский день: уже не холодно, но еще не жарко. Мы сегодня целый день вместе, у Гарика выходной, и я счастлива. Машину запарковали недалеко от ресторанчика. Народ вокруг отдыхает, в воздухе приятная субботняя расслабленность. Вот, парнишка с накрашенными губами и на высоких каблуках кокетливо прошел мимо нас по улице. Вот причудливо стриженые зелено-оранжевоголовые панки идут шумной гурьбой. Индус в высокой чалме, стоит через дорогу, продает серебряные украшения, а также изделия под серебро. От его стола, разложенного прямо на улице, бежит тонкая струйка терпкого ароматического курения. Вот прошел мимо нас накаченный до нереалистических размеров бугай с кольцами в носу. Я оглядываюсь на всех, словно в человеческий зоопарк попала. Из соседних ресторанчиков, перемешиваясь друг с другом, доносятся до нас различные ароматы еды.

Вдруг к нам подошла молодая женщина и, с улыбкой что-то говоря по-русски, начала обнимать Гарика. Ее тонкие руки бесстыдно, прямо при мне, обхватили широкую шею Гарика, гладили его по редеющим мужественным волосам.

– Ты??? Привет, – удивленно и радостно восклицает Гарик и, встав со своего места, обнимает и нежно целует молодую хрупкую женщину.

Он помнит, что я рядом. Целует ее сдержанно, но все же не умеет скрыть своей нежности.

Я смотрю на них и с ненавистью и к себе, и к ним чувствую, как стул подо мной начинает закипать. Я чувствую себя так, как если бы сидела не на стуле, а на кипящей кастрюле.

– Это моя старая знакомая, – повернувшись ко мне, радостно сообщает мне Гарик, – помнишь, я тебе о ней рассказывал?

Я пытаюсь улыбаться, скрывая боль и ревность. Помню, помню, он мне действительно о ней рассказывал. Он рассказал много, но не сказал, что эта Ирочка вовсе не старуха, как все его знакомые, и хороша собой. Она, возможно, старше меня, но, несмотря на это, вполне конкурентоспособна: интеллигентна, очень привлекательна внешне и вон, я вижу, вся рассыпается и светится перед Гариком.

«Как же так получилось, что они не стали любовниками?» – рассуждаю я, глядя на их радостные лица, в то время как они оживленно разговаривают.

Если они так нравятся друг другу… И она так не дурна, вовсе не дурна… А может, они и были любовниками? Только Гарик эту часть их отношений от меня скрыл… Откуда мне знать, может, они и по сей день тайно встречаются и спят друг с другом… Меня это ничуть не удивит. Помню я, как Алик женился, а сам ко мне ездил. Жене говорил – это старая подруга. А сам с этой «подругой» спал раньше и постоянно пытался соблазнить, несмотря на появившуюся жену.

Языки огней лижут все мои внутренности, пальцы ног, колени, низ живота. Это состояние, когда тебя натягивает, как струну, и ты вот-вот сейчас лопнешь, а пока – вся дрожишь, ощущая щекочущий ужас, перемешанный с каким-то мазохистским восторгом от надвигающегося взрыва, все чаще и чаще посещает меня с тех пор, как я полюбила Гарика. Это совершенно новое и чрезвычайно острое ощущение. Настолько острое, что, сидя в Нью-Йорке, Москву видно. Ты летишь над Атлантическим океаном, на высоте четыре тысячи миль, а твои кишки, желудок, печень и другие внутренние органы падают с этой высоты наземь, разбиваясь в брызги.

– Хочешь выпить чего-нибудь? – спрашивает Гарик Иру.

Ира заказывает себе бокал вина и садится с нами за столик. Вдруг меня осеняет счастливая догадка: ведь я тоже могу что-то заказать себе выпить. Выпивка должна принести облегчение. Прежде чем заказать себе, я отхлебываю глоток из Гарикиного стакана.

– Что у тебя за дринк?[88] – спрашиваю его.

– Водка с апельсиновым соком. Хочешь? Заказать тебе такой же?

Я чувствую, что уже нет надобности заказывать целый напиток.

Выпив буквально два глотка, я чувствую, как приятное тепло растекается у меня в груди, становится как-то спокойнее на сердце, расслабленно так. А ничего… Не зря водочка так прославлена как заглушитель горя. Не зря, я вижу теперь, что не зря. Даже не нужно там по-настоящему напиваться.