Уникум (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

Первым наперво я отразил еще одну атаку и коснулся крестика. И сразу же судорожно начал осматривать баню. Чертов Потапыч, вот всякой ненужной фигни — сколько угодно, а нужных для хозяйства вещей нет. Наконец мой взгляд зацепился за небольшой гвоздик, на котором висело махровое полотенце. Скинув последнее, я быстрыми движениями, не жалея себя, с силой провел ладонью по острому краю шляпки.

Никогда членовредительство не приносило мне столько радости. Как только рука обагрилась юшкой, я смазал ею камешки с рунами, перекатывая их в ладони. Потому что нет ничего сильнее магии крови. Все, пора возвращаться, пока Застрельщик не разрушил крестик. Я, как минимум, еще собирался сохранить не только пространственное помещение, но и собственную жизнь.

Возвращение вышло своевременным. Я чуть нос к носу не столкнулся с удивленным убийцей, который, видимо, еще не нашел крестик. От неожиданности дал ему в нос окровавленной рукой и попытался прыжком перекатиться в сторону. Но не удалось. Для своего веса дядя Ваня оказался чересчур ловким. Он не обратил никакого внимания на «комариный укус», даже не поморщился, зато от души пнул меня ногой.

Я отлетел, почти коснувшись «огненной ограды». Однако не это было самое страшное. На мгновение тело забыло, как дышать. Я тщетно открывал рот, но легкие не наполнялись кислородом. Лишь с четвертой попытки удалось насладиться глотком воздуха. В этот момент все отошло на второй план.

— Нравится, когда тебя бьют? — поднял меня за волосы Застрельщик, с любопытством заглядывая в лицо.

Отвечать не хотелось. Вместо этого я немного абстрагировался, думая о своем. Так, попытка сломать нос дяде Ване не спровоцировала артефакт. И это логично. Силу я не использовал, поэтому все оказалось в полном порядке. Жалко, что попросту отмудохать противника не получится, весовая категория не та.

Застрельщик вновь откинул меня дальше, рассматривая, как забавный, не поддающийся разумному объяснению, экспонат. И я его понимал. Кровь течет из разбитого носа, левая рука превратилась в кусок мяса, от одежды остались полуобгорелые лохмотья. Но уникум, заполненный под завязку силой, ею решительно пользоваться отказывался.

Однако пока он пытался изучать меня, я тоже не лежал без дела. А быстро, на ощупь, стараясь не перепутать правильный порядок, вдавливал руны в землю. Выполнив все, стал отползать назад, не сводя взгляда со своего обидчика. Мое лицо источало страх, боль и ужас. Впрочем, тут даже почти притворяться не пришлось. Так хреново мне еще никогда не было. И больше всего я боялся вырубиться в любую секунду.

Дядя Ваня, подобно зверю преследующему свою добычу, по инерции шагнул вперед. Потом еще раз. Его рука почти вся вспыхнула багряным заревом. Одежда расползалась под властью пламени, но ни он, ни я не обращали на это внимания. Маг устал играть в кошки-мышки и решил действовать наверняка. Либо убьет, либо у меня проснется инстинкт самосохранения.

Я же замер, прекратив пятиться, пристально глядя на Застрельщика. Потому что тот наступил на руну. Спасибо благодатному огню, окружающему нас, было светло, как днем — удалось рассмотреть практически в подробностях. И, конечно, стало страшно. Я не знал, смогу ли выдержать следующую атаку. Но для того, чтобы руны сработали, удар магией по мне должен произойти. И чем сильнее он будет, тем лучше.

По сути, дядя Ваня сам подтолкнул меня к подобной комбинации. Тиваз-хагалаз-вуньо использовалась редко. Для этого должны были сойтись многие звезды. Противник обязан стоять на самих рунах, что уже сводит почти на нет всю комбинацию. Атака в прямой зоне видимости. Соответственно, чем ближе, тем лучше. Но если все выгорит…

Сгусток теперь напоминал летящее копье, которое вонзилось в меня, охватив полностью огнем. От кончиков пальцев ног до волос. Правда, для меня ничего нового не произошло. Обожженные участки тела горели, левая рука и вовсе почти не слушалась, боль была адская. Да и длилось все какие-то доли секунды.

Пламя, охватившее меня, внезапно погасло. Зато вспыхнул Застрельщик. Загорелся, как пионерский костер, политый бензином. Я почувствовал жар за несколько шагов, прикрыв лицо изуродованной рукой. Крик мага разнесся над всей округой. Кольцо огня, сдерживающее нас, дрогнуло и опало.

Застрельщик катался по земле, вопя от боли. Он не мог унять созданное, пусть и самим собой, пламя. Которое, кстати, теперь усилилось многократно. Месть воина работала именно так. Стихийная магия не могла унять руническую, потому что их природа была разной.

Я видел, как за считанные секунды обугливаются волосы на голове у Застрельщика. Они превратились в маленькую черную шапку, словно нахлобученную на затылок. Лопнули от высокой температуры глаза, растекаясь по обугленному лицу и почти сразу запекаясь. Кровь сочилась из ушей и носа. А убийца все не прогорал.

Лишь когда он упал на колени и грохнулся головой вниз, меня словно отпустило. И я сделал несколько шагов вперед. Нет, не с целью сбежать, сил на это не было никаких. Больше всего я боялся, что сейчас потеряю сознание и не приду в себя. Это было бы чрезвычайно обидно. Именно теперь, когда все кончено. Нет, нельзя, попросту нельзя.

Я не добрел — дополз на правой руке и ватных ногах до догорающего Застрельщика. Его толстое тело приобрело черный, смертельный оттенок. Оно смердело, вызывая липкий пот и сильную тошноту. Однако я уже нацелился на перстень.

Большой изумруд на нем, наверное, и есть кристалл, до камня душ он все-таки не дотягивал. Само кольцо выглядело очень старым, даже слегка грубоватым. Рука задрожала, но все же потянулась к нему.

Это было мерзко. Но вышло бы глупее, оставь я настолько сильный артефакт на теле трупа. Прошли времена, когда людей хоронили с конями, мечами и золотом. Я даже удивился своей прагматичности. Сердце еще бешено колотилось, истерзанное тело било в набат и подавало всевозможные сигналы мозгу о своем состоянии, а единственная относительно целая рука уже тянулась к добыче.

Дотронувшись до обугленных пальцев, я отдернул руку. Не просто горячие, раскаленные до самых костей. Однако стоило тронуть то, что осталось от дяди Вани, произошло странное. Застрельщик издал пугающий булькающий звук, рот с расползающейся кожей приоткрылся, а черные пальцы вцепились в руку. Пустые глазницы уставились на меня, словно убийца еще мог что-то видеть.

Боль пронзила конечность. Но это было не только и не столько огонь. Сила, изливающаяся из Застрельщика, захлестнула меня. Она оказалась дикой, необузданной, враждебной. И пыталась подчинить, а не усилить.

Рука в месте хвата загорелась, но мне было не до этого. Тело стало тяжелым, почти чужим, наполненным болью в каждой клеточке, а все мышцы налились свинцом. Вместе с тем потяжелела голова. Если раньше мысли проносились со скоростью света, то теперь они почти замерли.

Перед глазами возник странный образ столбика из плоских камней. Того самого, который я пытался собрать для Якута. Только теперь я мысленно не скидывал камни, а наоборот, воздвигал один на другой.

Первый, второй, третий. Они покоятся друг на друге, разные по размеру и форме, но не собираются падать. Сила, все это время таящаяся во мне, просыпается

Четвертый, пятый. Движения становятся все медленнее, теперь важна каждая мелочь. Моя сила встречается с той, другой. Ее даже нельзя назвать исключительно дяди Ваниной. В ней сплелись элементы всех, кого он истощил.

Шестой, седьмой, восьмой. С каждым новым камнем горка чуть покачивается, однако самое главное здесь — собственная уверенность. Без нее ничего не произойдет. Моя сила начинает продавливать чужую. По сути, я делаю то, чего раньше избегал. Атакую Застрельщика. Но внутреннее чутье подсказывает, что это верное решение. Именно этим сейчас и необходимо заниматься.

Девятый, десятый. Столбик стоит, залитый утренним пурпуром. Такой хрупкий и вместе с тем несокрушимый. Ощущение было такое же, как в тот день, когда я впервые ее построил. Теперь я понимаю, что все это значит. Моя сила в абсолюте. Я чувствовал, как вопреки артефакту, усилиям Застрельщика, продавливаю его. Чувствовал чужую ярость, перемешанную с моей злобой. И в этот момент был на удивление спокоен.