Водопад грез - Джоан Виндж

Никто не задевал меня и даже не пытался познакомиться, пока я шел вперед. Но весть обо мне обогнала меня, и я стал замечать поджидающих людей — они стояли вдоль стен или выглядывали в окна, чтобы видеть, как я прохожу мимо. Я встречал их пристальные взгляды, демонстрируя им свои глаза, свои длинные вытянутые зрачки, стараясь, чтобы они увидели, что в них нет страха.

На улицах не было никаких знаков. Я держал карту вспотевшей рукой мертвой хваткой и чувствовал каждый раз облегчение, встречая ориентиры, указанные на карте Хэньеном, и думал, смогу ли попасть к нему в дом в следующий раз. Мне не давала покоя мысль: неужели тут никогда не рождался ребенок, неполноценный умом или телом — неспособный делать все то, что умеет каждый из них? Возможно, в общине была создана совершенная система самозащиты и помощи друг другу.

Но я вспомнил бывшего любовника Наох, других наркоманов и беспризорников. Они превратили себя в таких же беспомощных, каким был я, и никто ничем не помог им. Я вспомнил, что говорил Хэньен, вспомнил примитивный медицинский центр, который показывали мне Мийа и Наох. Может быть, никто не мог помочь.

И еще я представил, на что будет похож тогда остаток моей жизни: придется ходить под прицелом пристальных взглядов и быть неспособным сделать то, над чем другие и не задумываются, и никто не сможет помочь мне, если я не найду Мийю. И даже если я найду ее, что будет, если она не захочет слушать меня?..

Больше и больше людей собиралось на улицах, мимо меня текла река гидранов. Куда они так спешат? Некоторые из них, проходя мимо меня, бормотали проклятия или толкались сильнее, чем нужно, чтобы пройти. Раз или два меня толкали сзади так сильно, что я спотыкался, но когда я оборачивался, никого рядом со мной не оказывалось. Я начал сомневаться, удастся ли мне добраться до Бабушки.

Бабушка… Бабушка обещала помочь мне. Я снова изучил карту, отыскивая ориентиры. Тут. Я заметил тот дом, где, как сказал Хэньен, я найду спасшихся из монастыря. Три колонны в форме деревьев украшали его вход, стена, выходящая на улицу, была покрыта мозаикой, видимо, когда-то розовых и золотых тонов, цветов закатных облаков. Сейчас фасад был покрыт пылью, и нескольких плиток недоставало, но в целом он полностью соответствовал описанию, которое дал мне Хэньен Я направился к нему, мне стало легче дышать. Почти в безопасности…

Две фигуры появились передо мной, когда я достиг входа, — двое мужчин, которых я раньше не видел, больше и тяжелее, чем большинство гидранов. Я остановился, когда они загородили мне путь. Они долго смотрели на меня. Может быть, они пытались мысленно со мной поговорить?

— Убирайся отсюда, землянин, — сказал один на стандарте с таким акцентом, что я едва понял слова. — Уходи.

— Я не землянин, — сказал я на языке гидранов. — Я пришел к ойазин. — Я посмотрел в их лица, чтобы они разглядели мои глаза.

Они, нахмурившись, посмотрели на меня, затем переглянулись.

— Полукровка, — пробормотал один другому и покрутил рукой у головы.

— Полукровка, — сказал мне другой. Мысленный удар заставил меня отступить. — Наркоман. Ты не допускаешься к ойазин. Возвращайся к тем, кому принадлежишь.

— Она хочет видеть меня, — ответил я, стараясь контролировать свой голос.

— А я думаю, что нет. — Они подошли поближе, все еще преграждая мне путь, словно верили, что миновать их я могу, только пройдя их насквозь. Я подумал, что случится, если я действительно попытаюсь так сделать, и понял, что тогда я далеко не уйду, ведь они могут заставить меня вернуться, не дотрагиваясь до меня.

— Намастэ. Я ждала тебя. — Рядом со мной внезапно оказалась Бабушка.

— Господи… — выдохнул я, снова отступая. Оба гидрана сделали то же самое. Впервые я не почувствовал раздражения.

— Ойазин, — запротестовал один из стражников, — ты вышла к этому носителю смерти?

Я похолодел: они как-то узнали о моем прошлом! Но потом понял, что они просто по-другому назвали меня землянином.

Она повернулась к ним, одарила долгим и вряд ли молчаливым взглядом. Наконец они поклонились ей и неохотно мне. Затем отошли и позволили нам пройти.

Мы прошли через небольшой зал, где ребятишки играли маленьким серебряным мячом, кидая его, не касаясь при этом руками. Каждый раз, когда мяч ударялся о стену, на нас лилась серебряная колокольная музыка, а дети смеялись.

За садом была большая комната с высоким потолком. Большая часть обитателей дома собралась здесь. Взрослые бесцельно бродили или спали на циновках, дети цеплялись за них или сновали, как птицы, по лесу из тел взрослых. В воздухе пахло едой. Кто-то играл на музыкальном инструменте, который я не смог определить. Было достаточно тихо, и отдельные звуки разносились по всей комнате.

Там и тут дети взмывали к потолку, словно лишенные веса. Временами за ними поднимались взрослые или другие дети, или кто-нибудь тихо приказывал им спуститься. Я подумал о Джеби. Он не мог ни увидеть их, плавающих над головами как обрывки сна, ни даже шагнуть без помощи Мийи. Я старался помнить, что не его глаза смотрят на меня с каждого маленького лица, поворачивающегося в мою сторону.

Здесь было много гидранов. Не знаю, все ли они были в монастыре, или же тут и ранее было укрытие. Но первоначально здесь явно было что-то другое — прекрасные стены с органичным рисунком и потолок были украшены так же, как и тот зал, где я встречался с Советом общины. Может быть, это часть одного комплекса? Если это так, то за ним не очень-то хорошо присматривали: везде были заметны следы времени и разрушения — слишком много пыли, слишком много безразличия.

— Что тут было?

— Зал для представлений, как бы ты его назвал, — ответила Бабушка. — Община собиралась тут, чтобы поделиться необычными мечтами и творениями, которые открыл им Путь.

— Ты имеешь в виду что-то, как картины или музыку? — Я прислушивался к музыке, раздающейся за нашими спинами, представляя, насколько сильнее действует музыка или любое другое искусство, если аудитория может проникнуть в мозг автора и почувствовать, как он творит. — Они больше не делают этого?

Она покачала головой — ее вуаль затрепетала, как крыло бабочки.

— Сейчас уже не так много таких, Тут стало слишком… холодно. — Она имела в виду не только темперамент. — Если кто-то хочет поделиться мечтами, они ищут зал поменьше.

Она провела меня в другую комнату — помещение кубической формы, с одной лишь циновкой на полу и горящей масляной лампой. Дымок от лампы поднимался вверх, ничем не потревоженный. Может быть, Бабушке эта комната служила для медитации или для сна… либо для поисков Мийи или тех, кто знал, где она находится. Бабушка медленно и осторожно опустилась на циновку на колени. Я тоже опустился на колени так, что нас разделяла лампа, чувствуя, что именно этого она ожидала. Я пытался набраться терпения и позволить всему идти своим чередом, стараясь не говорить слишком много, не двигаться слишком суетливо, не быть слишком похожим на человека. Я сконцентрировался на музыке, которая все еще доносилась до нас сквозь разговор и движение в соседней комнате.