Миры Харлана Эллисона. Т. 2. На пути к забвению - Харлан Эллисон

В конце концов, я ведь главный редактор! Откуда мне было знать, что гранки набирались вместе со «100 самыми необычными историями» в Фонде Меннингера?[21] И не моя вина, что книга вышла на урду».

Выдержки из дневниковых записей покойного Скиппи Вингволкера, бывшего главного редактора издательства «Авон». Нью-Йорк; использовались для журнальной статьи «Портрет редактора-простофили: прыжок «ласточкой» с четвертого этажа; он прыгнул сам или его выбросили из производства?» Аарона Лэтама; 16 февраля 1976 года

Комната Кента Алларда была абсолютно голой. Спартанской. Стены выкрашены в мертвенно-белый цвет. И пол с потолком. И дверь, выходящая в коридор, и внутренняя часть пустого шкафа для одежды. И окна. Слабый свет зимнего холодного дня едва пробивался сквозь краску.

Однажды Призрак объяснил своему племяннику, почему ему нравится жить в такой комнате. «Я провел слишком много времени в темноте, прячась в узких улочках и за дверями, дрожа от холода на пожарных лестницах, выпрыгивая из проклятых окон, не имея возможности за всю мою взрослую жизнь использовать дверь по назначению, я хочу, чтобы здесь у меня все было белым. Белым!» Его племянник понимал нужды стареющего дядюшки Кента. Они никогда не казались ему странными.

Теперь родственники сидели на полу, скрестив ноги, друг против друга. У Берда периодически возникала мысль, что неплохо было бы дядюшке обзавестись хотя бы одним стулом для гостей, но старик овладел большинством своих умений на Востоке и практиковал самоограничение, даже в возрасте восьмидесяти одного года. Берд выбросил эти глупые мысли из головы; он был готов вытерпеть еще и не то, чтобы получить толковый совет от некогда великого Рыцаря Добра и Справедливости.

— Ты все еще сердишься на меня за то, что я не показал тебе, как затуманивать разум людей? — спросил Призрак.

— Нет, дядя Кент. Я понимаю.

— Хе-хе. Ясное дело, понимаешь! Ясное дело, понимаешь! Всякий раз, когда я показывал кому-нибудь азы своего искусства, тот оказывался страшным гадом. Этот гнусный тип, Орал Роберте,[22] например, и его приятель, как там его… Вилли Грэхем… Билли Грэхем[23] Да, именно, Билли Грэхем! Засранцы! Оба засранцы! Но умеют затуманивать мозги мужчинам! Да и с женщинами у них неплохо получается… А как насчет уотергейтских пленок? Типичное затуманивание мозгов, если я что-нибудь в этом понимаю! Было бы мне лет пятьдесят, дьявольщина, ну хотя бы шестьдесят, будь я проклят! Я бы живо подвесил Эрлихбургера и Халдебургера[24] за пятки. — Он помолчал немного, а потом бросил быстрый взгляд на своего племянника. — Кордвайнер? Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Ты что, научился затуманивать мозги? Я не видел, как ты сюда вошел.

— Мы вошли вместе, дядя Кент. Мне нужна твоя помощь. — И торопливо добавил, чтобы предотвратить повторение предыдущего разговора: — Мне не нужны деньги. — Я нуждаюсь в совете, в логических рассуждениях Призрака об одной улике.

— Улике! Клянусь Богом, улицей, Смитом и Вессоном! Улика! Давай, скорми ее мне! Ну, показывай! Улика, черт подери, улика! Я люблю улики. — И он начал кашлять.

Берд скользнул по полу и постучал старика по спине.

Через несколько минут кашель постепенно прекратился, Кент Аллард вытер слезы, засунул язык обратно в рот и прошептал:

— Я в порядке. В полном порядке. Так какая у тебя улика? Берд быстро пересказал ему события последнего дня, поведал о коварстве владельцев «Брентано», отправивших его книгу в напоминающий гробницу подвал, о нападении на него миссис Джараракуссу с головорезами, о ее признании и улике, о появлении штурмового отряда и гибели несчастной, о своем бегстве… Берд завершил рассказ, повторив последние слова бедняжки:

— «Вы найдете их под леди…» Автоматная очередь прервала ее на полуслове. Она хотела сказать что-то еще. Как это все понимать, дядя Кент? Вы знаете Нью-Йорк лучше, чем кто-либо другой.

— Билли Бэтсон знает метро лучше меня, но все остальное — тут ты совершенно прав.

— Так что же она имела в виду?

— Порнография, вот как это для меня звучит, мой мальчик! Под леди, ну надо же! Вот что случилось с нашим миром — слишком много стало непристойности. Когда я был в твоем возрасте, у нас с Марго Лейн[25] были прекрасные, чистые, достойные отношения. Я изредка водил ее в парк, мы заходили в туннель любви — и это все, что мы себе позволяли, никаких тебе извращений.

— А что случилось с Марго Лейн, дядя Кент?

На лице старика появилась горечь.

— Она сбежала с Бернардом Гейсом.

Больше Аллард Кент не хотел об этом говорить, и Берд решил сменить тему:

— Я не думаю, что в словах миссис Джараракуссу содержалась непристойность, дядя Кент. Мне кажется, она говорила о некоем месте. На какие мысли наводят тебя слова «под леди…», кроме порнографии?

Старик задумался, от усердия даже высунул кончик языка.

Неожиданно его лицо озарил внутренний свет. Усталые старые глаза засверкали.

— Черт подери!

Кордвайнер наклонился к нему поближе:

— Ну, тебе что-то пришло в голову?

— Это был не Бернард Гейс, а один из его приятелей! Кордвайнер устало опустился на свое место. Бесполезно. Старик просто не в состоянии собраться с мыслями.

Он начал подниматься на ноги.

— Ну ладно, спасибо, дядя Кент.

Призрак пристально посмотрел на него:

— Куда, черт подери, ты собрался, мой мальчик? Я ведь еще не сказал тебе, где находится это место!

— Но… я подумал…

— Ты подумал, что старик просто не в состоянии собраться с мыслями, не так ли?

Кордвайнер снова опустился на пол. Он выглядел смущенным.

На лице старика появилась мягкая улыбка.

— Ну, я действительно стал немного рассеянным, племянник, уж точно. Не следует делать вид, что это не так. Я знаю. Трудно быть старым и бесполезным, но я люблю тебя, маленького балбеса, и уж не настолько выжил из ума, чтобы не заметить, что все эти годы ты выкупал мое кольцо. Я твой должник. И скажу то, чего не знает никто. Это и будет ответом на твой вопрос.

Кордвайнер пристально посмотрел на дядю. Лицо старика погрустнело, Берд никогда не видел его таким. Призрак заговорил:

— Это было, мне кажется, летом 1949 года, сразу после того, как я завершил дело «Шепчущих глаз», именно тогда Марго начала nuhdzing[26] меня насчет того, что нам следует пожениться. Ну, я привык к определенному образу жизни, редко бывал дома, она постоянно жаловалась на то, что я входил и уходил через окна… В общем, я считал, что из этого ничего не выйдет. Мы начали постепенно отдаляться друг от друга. Так продолжалось около восьми лет. В те времена все происходило гораздо медленнее. Затем в 1958 году Гейс затеял свою жуткую кампанию в прессе вместе с Артом Линклеттером и другими куриными мозгами, а Марго работала у него пресс-атташе, и будь я проклят, если она не познакомилась там с одним из его приятелей, настоящим паяцем по имени Брюс… какого там. Начала с ним потихоньку встречаться. Когда я об этом узнал, она уже попала под влияние дурацкой блескучей мишуры. Каждый вечер Марго отправлялась танцевать твист и общалась там с типами, которых мы многие годы пытались засадить за решетку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});