Урочище Пустыня - Юрий Сысков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что это было? Парадиз?
Чувствую себя изгнанным.
Но мы ведь запомнили туда дорогу?
Ты и я…»
Шел семьдесят третий год войны. 18 марта 2014 года Крым вновь вошел в состав России, как это уже было в XVIII веке, когда императрица Екатерина Великая подписала Манифест о присоединении к Российской державе Крымского полуострова, острова Тамань и всей Кубанской стороны.
Коллективный Запад, предсказуемо закрыв глаза на результаты проведенного крымчанами референдума, назвал это аннексией и ощетинился санкциями. Кровная обида свидомых на москалей, отжавших Крым, катастрофически расширила пропасть, отделявшую историческую Малороссию от Великороссии. Казалось, сбылась давняя мечта русофоба Бжезинского, утверждавшего, что без Украины Россия перестанет быть империей. Но вопреки его прогнозам она не смирилась со статусом «региональной державы», распространила свое влияние на Ближний Восток, где насаждало свои дикие порядки Исламское государство, и вступила в схватку с международным терроризмом в Сирии.
Послемайданная Украина, которой цивилизованный мир выдал индульгенцию на применение силы и расправу с инакомыслящими, так и не захотела узнать, кто расстрелял «небесную сотню» во время «революции гидности», сбил малазийский «Боинг» и сжег людей в одесском Доме профсоюзов. Лихорадочное переписывание истории в бывших республиках СССР, попытка приравнять серп и молот к фашистской свастике привели к реабилитации нацизма в его мягком прибалтийском варианте и жестком — украинско-бандеровском. На Донбассе вспыхнула гражданская война. Минские соглашения, призванные погасить этот братоубийственный конфликт, при попустительстве США и полном бездействии европейских стран были благополучно похоронены. Украинская сторона, отказавшаяся от их выполнения, всю меру ответственности за обильно пролитую кровь своих сограждан взвалила на Россию и объявила ее агрессором. Разрушение памятников павшим советским воинам, нацистские факельные шествия в центре надышавшегося гарью автомобильных покрышек Киева, сборища ветеранов СС в стерильной Риге и толерантном Таллине стали обыденным явлением.
Наступила эпоха политического зазеркалья: в международных отношениях возобладала не сила права, а право силы, единственно достоверной информацией стали фейковые новости, а презумпция невиновности в отношении целых государств и народов превратилась в фикцию. Обвинять Россию во всех смертных грехах — вмешательстве в выборы президента США, поддержке диктаторского режима Асада, пособничестве терроризму, экстремизму и сепаратизму, развале Евросоюза, допинге — стало на Западе чуть ли признаком хорошего тона.
Первый в истории североамериканских штатов чернокожий глава Белого дома доходчиво объяснил, как устроен новый миропорядок, заявив об исключительности Америки. Таковой, пояснил он, ее делает не способность обходить международные нормы и верховенство закона, а стремление утверждать их посредством действий. При этом он не преминул заметить, что основой лидерства США всегда будут вооруженные силы.
Апофеозом русофобской политики стало голосование по проекту резолюции о борьбе с героизацией нацизма, предложенной российской делегацией в ООН. Против были только США и ненька-Украина. Фактически это открывало дорогу к пересмотру итогов Второй мировой войны…
И только в Пустыне все оставалось по-прежнему. Сиюминутные тревоги, печали и заботы мира сего проносились мимо нее, как стая перелетных птиц; приземлившись на минутку, они отправлялись кружить по свету дальше. Ничто не могло нарушить царящий здесь покой, тронутый дланью вечности. Ничто, кроме времен года и перемены погоды не вторгалось в эти леса, топи, туманные дали и размытые до акварельной прозрачности небеса. Лишь чуткий слух природы, восприимчивый к звуку лопающейся почки, взмахам комариных крыльев и движению распускающегося полевого цветка мог уловить нарастающую вибрацию неприкаянных душ, заблудившихся в этом царстве эфемерной гармонии и без устали кричащих в окаянстве своем о чаемом и наболевшем.
—
А знаешь, Фриц, как теперь называется то место, где мы погибли?
—
Hutor Pustynja
?
Pustgrad
?
—
Урочище Пустыня.
—
Вас ист дас
Urotschischtschje
?
— Это граница, межа, что-то вроде горы, лесочка или оврага. А по сути — та же пустыня. В нашем случае это высота, которую мы пытались у вас отбить. Снова и снова. Почти год. Кстати, у тебя снова появился немецкий акцент. К чему бы это? Было время — он полностью исчез…
—
Да так, задумался о своем… До меня стал доходить смысл латинского выражения
Vae victis — горе побежденным. Горе нам, здесь погребенным.
—
За эти годы перезахоронили многих павших. Большую часть свели в объединенные братские могилы. Но это далеко не все. Постоянно находят новых. А значит есть надежда и у нас.
— А немецкие могилы позабыты-позаброшены… Как сказал один полунемец-полуфранцуз, называвший себя последним солдатом Третьего рейха, в России над ними нет надгробий. В один прекрасный день придет мужик с сохой, запашет останки погибших и засеет пашню
