Перемены - Джим Батчер

— Это не всегда так просто, — натянуто возразил Саня. — Иногда я использую автомат.

— И, поэтому я аплодирую тебе, это очень прогрессивно. Но смысл в том, что ты делаешь свою работу очень прямолинейно. Тебе в значительной степени известно, куда ты направляешься, либо ты получаешь точные указания, и тебе остается только позаботиться о работе.

— Da, — согласился Саня, пока мы шли вперед. — Я полагаю.

— Моя работа, примерно, такая же. — За исключением того, что никто никогда не подсказывает мне путь.

— Тебе нужно знать, куда идти, — сказал Саня.

— Да.

— И ты собираешься консультироваться с четырьмя большими пиццами?

— Да, — весело ответил я.

Большой парень задумчиво нахмурился. Затем заявил:

— Я думаю, этот юмор не очень хорошо переводиться с английского на здравый смысл.

— Зато это очень хорошо подходит для агностика Рыцаря Креста со Святым Мечом, который принимает заказы от архангела, — хмыкнул я.

— Гавриил может быть пришельцем или кем-то еще, — ответил Саня невозмутимо. — Это не уменьшает важности того, что я делаю, ни для меня, ни для тех, которых я защищаю.

— Кого, — поправил я с максимальным русским акцентом, который только смог вложить в одно слово. — Кое-кто хорошо поработал над своим английским.

Саня каким-то образом умудрился посмотреть на меня сверху вниз, невзирая на тот факт, что я все-таки на несколько дюймов выше.

— Я только говорю, что я не нуждаюсь в письменном кодексе духовной веры, чтобы действовать, как порядочный человек.

— Твой путь более эксцентричный, чем мой, приятель, — оскалился я, сворачивая в переулок. — А я разговариваю с пиццей.

Я разложил четыре коробки с пиццей на крышках стоявших поблизости мусорных баков и осмотрел округу, чтобы быть уверенным, что рядом никого нет. Близился обеденный перерыв, а это не было лучшее время для того, что я собирался сделать, но это должно было сработать. Я оглянулся, внимательно посмотрел в обе стороны переулка, вздохнул и только тогда кое-что вспомнил.

— Эй, Саня. Воткнешь пальцы себе в уши?

Большой русский изумленно глянул на меня.

— Что?

— Свои пальцы, — сказал я, помахивая руками, — себе в уши. — Я показал на свои уши.

— Я понял слова, ведь я именно тот, кто поработал над своим английским. Зачем?

— Потому что я собираюсь сказать кое-что пицце и не хочу, чтобы ты это слышал.

Саня посмотрен на небеса длинным многострадальным взглядом. Потом он вздохнул и заткнул уши.

Я одобрительно показал ему поднятый большой палец, отвернулся, руками прикрыл рот, так чтобы никто не смог прочитать по губам, и начал шептать имя, снова и снова, каждый раз вкладывая в него свою волю.

Я повторил имя только дюжину раз или около того, прежде чем над головой промелькнула тень, и что-то размером с охотничьего сокола обрушилось с небес, смазано махая крыльями, и запорхало примерно в двух футах передо мной.

— Bozhe moi! — пробормотал Саня, и Эспераккиус был уже на полпути из ножен, когда он закончил говорить.

Я не смог удержаться и не съязвить:

— Есть некая настоящая ирония в твоём использовании этого выражения, О Рыцарь Быть Может.

— Вперед! — Протрубил звонкий голос, словно актер, играющий шекспировскую пьесу. — Берись за меч, каналья! И мы посмотрим, кто истечет до смерти кровью от тысяч маленьких порезов!

Саня стоял с открытым ртом, его сабля всё ещё частично была в ножнах.

— Это… — Он потряс головой, как будто кто-то ужалил его в нос. — Это… domovoi, da?

Небольшое воинственное существо оказалось стройным, атлетическим юношей, почти пятнадцати дюймов ростом, с прозрачными стрекозьими крыльями, растущими из плеч и копной пушистых, как одуванчик, лавандовых волос. Он был одет в одежды, которые выглядели так, словно были сняты с куклы Джо: оливково-серое обмундирование парашютиста с обрезанными рукавами и дырочками, прорезанными для крыльев. Он носил слишком много оружия для своего роста; большинство из него на нейлоновых ремешках, похожих на веревочки от бейджев, которые выдают на конвенциях. Один нож для писем висел у него на боку, как длинный меч, еще два пересекали друг друга за его спиной. Я подарил ему несколько ножей для разрезания бумаги на последнее Рождество, посоветовав держать половину в безопасном месте, как резервное оружие.

— Domovoi? — разъяренно воскликнул маленький фейри. — О, нет, как ты смеешь!

— Полегче там, генерал-майор, — серьезно проговорил я. — Саня, это — генерал-майор Тук-Тук Минимус, капитан моей домашней стражи. Тук, это — мой добрый товарищ Саня, Рыцарь Креста, который встречает опасность на моей стороне. Он хороший.

Фейри затрясся от возмущения.

— Он русский! И он даже не заметит различия между domovoi и polevoi, когда увидит их в двух футах от себя! — и Тук-Тук горячо затараторил по-русски, тыча в высокого Рыцаря пальцем.

Саня ошарашено слушал, но потом моргнул, отпустил саблю и поднял вверх руки. Он что-то произнес, что прозвучало мрачно и очень формально, и только тогда гнев Тука немного уменьшился. Он сказал Саня одно или два грубо звучавших слова, присовокупил к этому резко вздернутый подбородок, словно воскликнул: «Вот так», и повернулся обратно ко мне.

— Тук, — удивился я. — Неужели ты говоришь на русском языке?

Он удивленно глянул на меня.

— Гарри, — сказал он, словно в этом вопросе не было никакого смысла, — ты только что сказал это, не так ли? — он официально мне поклонился. — Чем могу служить тебе, мой лорд?

Я присмотрелся к нему чуть более внимательно.

— Почему половина твоего лица раскрашена в синий цвет?

— Потому что мы теперь Зимние, мой лорд! — отчеканил Тук. Его глаза несколько раз резко покосились вниз и в сторону. — И… скажи, это ведь не означает, что мы должны будем, есть холодную пиццу, так ведь?

— Конечно, нет, — совершенно серьезно кивнул я.

Тук выглядел успокоившимся.

— Ох. Хорошо. Гм. Так о чем мы говорили?

— У меня есть работа для тебя, — официально начал я, — и для каждого, кого ты сможешь позвать на помощь. — Я кивнул на пиццу. — Тариф обычный.

— Очень хорошо, мой лорд, — отсалютовал Тук. Его взгляд снова скользнул вниз. — Может быть, кто-то должен проверить пиццу. Ты знаешь. На яды и всё такое. Это будет плохо выглядеть, если кто-то отравит твоих вассалов, ты ведь понимаешь?

Я подозрительно посмотрел на него. Затем поднял вверх палец.

— Всё верно. Один кусочек. И после — вперед!

Тук набросился на коробку с пиццей, как большая белая акула набрасывается на тюленя. Он врезался в неё, один быстрым ударом срезал крышку и, схватив самый большой кусок пиццы, начал жадно поглощать его.