Первый человек в Риме. Том 1 - Колин Маккалоу

– Хорошо, – коротко бросил Сулла.

Когда Бокх пришел с Суллой и с мощной конницей, Югурта ожидал их в сопровождении кучки придворных, среди которых был и Аспара. Подгоняя лошадь, Сулла обогнал Бокха и пустился рысью к Югурте, затем спешился и сделал всем понятный жест дружелюбия.

– Царь Югурта!

Югурта посмотрел на протянутую руку и спешился, чтобы ответить.

– Луций Корнелий!

Пока они пожимали друг другу руки, конница тихо взяла их в кольцо. И Югурту тут же схватили. Без кровопролития, как и наказывал Гай Марий. Придворных его тоже одолели без крови. Югурту едва повалили на землю. Поднялся он уже в оковах.

Глаза его, заметил Сулла при свете факела, были очень светлы для темнокожего. Был он крепок и здоров не по возрасту. Только морщины старили царя – выглядел он намного старше Гая Мария.

– Положите его на гнедую лошадь, – приказал он людям Бокха и пронаблюдал, хорошо ли защелкнулись замки и на специальном седле. Затем проверил подпругу, подергал защелки. Поводья гнедой он привязал к своему седлу: вздумай Югурта пинать свою лошадь, Сулла может ее придержать. Четырех запасных лошадей привязали к седлу Югурты. Наконец, для полной безопасности, Югурту сковали цепью с самим Суллой.

За все это время Сулла ни словом не перекинулся с маврами. Молча пришпорил он лошадь и помчался. Лошадь Югурты покорно следовала за ними, когда поводья и цепь натягивались. Запасные лошади пошли следом. Вскоре все они исчезли из виду.

Бокх плакал. Волюкс и Дабар беспомощно Смотрели на него.

– Отец, позволь мне пуститься за ним! – взмолился Волюкс. – Он не может ехать быстро с такой обузою – я догоню его!

– Слишком поздно.

Слуга подал царю платок. Бокх вытер глаза и нос.

– Он не дастся тебе. Мы беспомощные дети по сравнению с Луцием Корнелием Суллой. Он – римлянин. Нет, сын мой, не в наших руках судьба бедного Югурты. Нам надо думать о Мавретании. Самое время отправиться домой в любимый Тингис. Наверное, берег Средиземного моря – не для нас.

Молча и без остановок Сулла отмахал около мили. Он ликовал: Югурта захвачен!

О, даже если он разделит славу с Гаем Марием, историю пленения Югурты будут долгие годы пересказывать матери детям. Прыжок юного Марка Курция в пропасть на Форуме, геройство Горация Кокла, оборонявшего Деревянный Мост от Ларса Порсенны Клузийского, круг, очерченный у ног сирийского царя Гаем Попиллием Леном, убийство Луцием Юнием Брутом своих любимых сыновей, убийство Спурия Малия претендентом на царский трон Гаем Сервилием Ахалой – и пленение Югурты Луцием Корнелием Суллой. Какие волнующие подробности ждали юных слушателей! Скажем, ночной рейд сквозь лагерь Югурты… Но Сулла был не настолько романтик, мечтатель, фантазер, чтобы долго упиваться этими мыслями. Пора было спешиться и переменить коня под Югуртой. Сулла отвязал одного из четверки запасных.

– Вижу я, – сказал Югурта, наблюдая за ним, – что нам предстоит пройти еще сотню миль. Как ты переложишь меня с одного коня на другого? – он засмеялся. – Моя конница схватит тебя, Луций Корнелий!

– Посмотрим, – ответил Сулла, подхлестывая навьюченного коня.

Вместо того, чтобы двигаться на север, к морю, он повернул на восток и прошел десять миль через небольшую долину. Стояла безветренная летняя ночь, путь освещала луна. Сулла поднялся в горы, в темноте держа курс на скопище гигантских скал, поросших редким лесом.

– Должно быть, здесь! – радостно провозгласил Сулла и пронзительно свистнул. Его лигурийская конница высыпала из-за валунов. Каждый всадник вел двух запасных лошадей.

– Они ждали меня здесь, Югурта, – сказал Сулла. – Царь Бокх думал, что я прибыл в его лагерь один. Но, как видишь, это не так. Позади себя я оставил Публия Вагенния и отослал его за подмогой.

Сулла теперь скакал налегке: пленника приковали теперь к Публию Вагеннию. Вскоре они уже мчались на северо-восток, обходя стороной лагерь Югурты.

– Об одном я жалею, ваше величество, – сказал Публий Вагенний. – Не покажете вы мне теперь, где можно поживиться улитками в окрестностях Цирты. Да и вообще в Нумидии…

К концу июня война в Африке завершилась. На некоторое время Югурту поместили в подходящем месте в Утике. Там же содержались два его сына, Иампсас и Оксинтас – чтобы составили компанию отцу, пока формируется новый двор и идет дележ хлебных местечек при новом режиме. Царь Бокх заключил с Сенатом договор о дружбе и сотрудничестве, а принц Гауда сделался царем несколько поуменьшившейся Нумидии. Именно Бокх – с разрешения Рима – и прибрал к рукам территории, ранее подвластные Югурте.

А когда подоспел небольшой флот, Марий посадил царя Югурту и двух его сыновей на один корабль и отправил их в Рим. Нумидия больше не угрожала римским владениям.

С пленниками отбыл и Квинт Серторий, решивший посмотреть на войну с германцами в Заальпийской Галлии. Он пришел к своему двоюродному брату Марию за разрешением.

– Я человек военный, Гай Марий, – сказал серьезный молодой контуберналис. Здесь война закончена. Рекомендуй меня своему другу Публию Рутилию Руфу, пусть возьмет меня на службу в Галлии.

– Ступай. Благодарю тебя и благословляю, Квинт Серторий, – сказал Марий с любовью. – И передай от меня поклон своей матери.

Лицо Сертория посветлело:

– Передам, Гай Марий!

– Помни, юный Серторий, – сказал Марий, провожая его в Италию, – ты еще понадобишься мне. Береги себя в бою. Рим удостоил тебя за храбрость и умение золотым венцом, с фалерами и браслетами из золота. Редкая награда, в твоем возрасте. Не спеши сложить голову. Ты нужен Риму живой, а не мертвый.

– Я останусь в живых, Гай Марий, – пообещал Серторий.

– И не отправляйся на войну сразу, – напомнил Марий. – Побудь сперва с матерью.

– Хорошо, Гай Марий.

Когда юноша отплыл, Сулла иронически посмотрел на своего начальника:

– Ты ли это? Кудахчешь над парнем, как старая наседка, снесшая единственное яйцо.

Марий фыркнул:

– Ерунда! Он мой родственник по материнской линии. И я люблю его.

– Еще бы! – осклабился Сулла. Марий засмеялся:

– Попробуй, Луций Корнелий, представить себе, что ты любишь юного Сертория, как я!

– Представляю! Уж я бы не кудахтал, Гай Марий.

– Mentulam сасо! – ответствовал Марий. На этом разговор и закончился.

ГЛАВА II

Рутилия, единственная сестра Публия Рутилия Руфа, лобызала замужем дважды – и оба раза – за братьями Котта. Первым ее мужем был Луций Аврелий Котта – избранный консулом вместе с Метеллом Долматийским лет четырнадцать назад – в тот самый год, когда народный трибун Гай Марий бросил вызов верховному понтифику Метеллу Долматийскому.

Рутилия попала к Луцию Аврелию Котте девушкой, в то время как он был уже женат и имел девятилетнего сына, названного как и он – Луций. Поженились они через год после того, как Фрегелла возглавил народное восстание против Рима, а в первый год трибунства Гая Гракха у них родилась дочь Аврелия. Сынок Луция Котты был очень рад получить сестричку, поскольку очень любил свою мачеху Рутилию.

Когда Аврелии исполнилось пять лет, ее отец, Луций Аврелий Котта, внезапно умер – спустя лишь день после окончания его консульских полномочий. Для большего удобства двадцатичетырехлетняя вдова осталась в доме младшего брата Луция – Марка, не имевшего еще жены. Они полюбили друг друга и, с позволения отца и брата, Рутилия вышла замуж за своего деверя – через одиннадцать месяцев после смерти Луция Котты. Вместе с ней под защиту Марка попали ее приемный сын Луций Младший и ее дочь. Семья быстро росла: менее чем через год Аврелия родила Марку сына – Гая; еще через год – Марка Младшего. Последний сын – Луций – появился на свет через семь лет.

Аврелия оставалась единственной дочкой. Положение ее было весьма занятно: младшие ее братья одновременно – кузены – ведь ее отец приходился им дядей, а их отец был ей дядей. Многие путались в родственных связях этой семьи. Особенно, если объяснить их брались дети.

– Она – моя двоюродная сестра, – говорил Гай Котта, показывая на Аврелию.

– Он – мой брат, – парировала Аурелия, указывая на Гая Котту.

– Он – мой брат, – мог сказать Гай Котта, указав на Марка Котту.

– Он – мой двоюродный брат, – могла Аврелия представить Марка Котту.

Это могло продолжаться часами. Редко кто мог разобраться в семейной путанице. Но сложные кровные узы не волновали никого из ребятишек, искренне любивших друг друга, Рутилию и ее мужа Котту, который тоже обожал их всех.

Род Аврелиев был одним из самых благородных, а Аврелии Котты, пожалуй, дольше других занимали места в Сенате и чаще других становились консулами. Они были богаты благодаря правильно вложенным средствам, колоссальным земельным владениям – и предусмотрительно заключенным бракам. Аврелии Котты могли позволить себе иметь много сыновей, не беспокоясь об их будущем, да и дочерей наделяли изрядным приданым.