Сельва умеет ждать - Лев Вершинин

Меж тем рав Ишайя камлал вовсю.

— Алеф! Шин!! Вав!!! Самех!!!! Уф… Готово… За мной.

С трудом прервав процесс завороженного созерцания треуха, Петя одним скачком настиг ребе, целенаправленно внедряющегося в самый центр воспылавшей в тупике пентаграммы.

И далее.

В распахнутые встречь идущим объятья радушно ухающего непонятно кого, неплотно упакованного в некое подобие савана с бранденбурами, победно развеваемое непонятно откуда дующими ветрами.

— Равви, дорогой! Сколько лет, сколько зим! Это с тобой?

— Со мной, — подтвердил рав, вырываясь.

— Оба?

Ни оглянуться, ни изумиться рав не успел.

— Да! Я с ними! Особенно с их преосвященством! — тоненьким, обостренно агрессивным фальцетом бальзаковского возраста прозвучало на уровне левой Петиной подмышки. — Потому что иначе же невозможно! Я тут третью неделю хожу как на работу!

Петя осторожно отодвинулся.

— Обождите. — Рукава савана взметнулись. — Вам чего?

— Справедливости! — взвизгнула дама.

— И только?

— И справку!

— Какую еще справку?

— Что дом рухнул.

— Зачем?

— Для приватизации.

— Рухнул для приватизации?

— Нет, справку для приватизации.

— Приватизации чего?

— Дома!

— Какого дома?

— Моего. Который рухнул.

Саван, давно уже сидящий за обшарпанным письменным столом, озадаченно умолк. И молчал долго.

— Кто вас ко мне направил? — спросил он наконец.

— Гиточка, — гордо проинформировала дама. — Гита Самойловна. Вы знаете, мы ведь с ней…

— Не знаю! И не желаю знать! — зловеще прошелестело под низко опущенным капюшоном. — Но у гражданки Бхагават будут неприятности…

— Ладно, а справка? Для приватизации? — Спра-авка? — протянул саван, и в помещении пахнуло хорошо отстоявшимся тленом.

— По поводу справки для приватизации я вам вот что скажу, уважаемая. — Шелест сменился костяным скрежетом. — Киш мир ин тохес, лэелэ, унд зай гезунд! ('Поцелуй меня в жопу, коровища, и пошла вон! (идиш.)). Сгинь, нечистая сила!

Дамы не стало.

— И вот с каким контингентом я вынужден работать, Шаинька, — понемногу успокаиваясь, сообщил саван. — Между прочим, ребе! Вы не забыли, я просил узнать, они там как, унялись? Угомонились?

— Что касается папы и царя, увы, не в курсе, — преувеличенно бодро отозвался рав Ишайя. — А насчет Меттерниха и Гизо, так уже можете быть вполне покойны…

— В самом деле? — Кажется, белосаванный был приятно удивлен. — Хм. Ох-хо-хо. Так может, плюнуть на все, выйти, побродить, поразмяться… Отдохнуть от всей этой рутины?.. — протянул он мечтательно, край савана всколыхнулся, источив порыв леденящего ветерка. — М-да. Вернемся к вопросу. — Сквозь непроницаемую белизну капюшона в Винницкого вперился пристальный, щупающий взгляд. — А вы уверены, ребе, что именно этот мальчишка заколол Жюссака?

— Абсолютно, — отчеканил рав Ишайя. Петя вырос в плечах и мужественно отставил ножку. Строго говоря, рав не солгал. Колоть он, разумеется, никого не колол, но накалывал сколько угодно, а разве это две такие уж большие разницы?

— Ну, если под ваше ручательство… — Саван извлек из чернильницы алое гусиное перо, критически его осмотрел и воткнул обратно. — Фамилия?

— Пять кредов.

— Что-что?

— Давайте пять кредов, и я все скажу, — пояснил Петя.

Рав Ишайя тихо охнул.

— Что вы себе позволяете, гражданин? — Из-под капюшона дохнуло гнильцой. — Здесь вам не Галактическая Федерация! Попрошу вас не уподобляться господину Буделяну…

Петины усики взвихрились. Они не любили, когда владельца сравнивали с ординарным жульем, тем паче уже расстрелянным.

— Фамилия?

— Ну, Винницкий.

Рав облегченно вздохнул. До самого последнего мгновения он ждал, что протеже представится принцем Арбузийским.

— Имя?

— Петр. Рав зарычал.

— Ну, Песах, — угрюмо уточнил Петя. — Но лучше Петр.

— Имеете право, — подтвердил саван. — А вы, ребе, не волнуйтесь. Вы ж тоже не всегда были Ишайей. Отчество?

— Ильич! — твердо сказал Петя.

Этим он поступаться не собирался. Как бы ни пыхтел за спиной рав и как бы ни ворочался в могиле Исаак Винницкий, имевший такую библиотеку за жизнь замечательных людей, что вместо тратиться на гувернера вручил сыну ключ от книгохранилища. Великий библиофил справедливо полагал, что ни гувернер, ни улица ничему хорошему не научат, а книги наоборот. И был прав. Ведь именно из бесценных папиных раритетов кроха Песик узнал всё насчет замечательный человек П. И. Чайковский и с тех пор делал жизнь именно с него, причем довольно удачно, разве что кроме музыки…

— Профессия?

— Да.

— Убежде…

Саван умолк и конфузливо покосился на ребе.

— Ладно, — сказал он. — Прощайтесь. Рав Ишайя глубоко вздохнул.

— Ну, Песах! — Два гидравлических молота нежно легли на зябко вздрогнувшие Петины плечи. — Вот и все. Щи в котле, каравай на столе, вода в ключах, а голова на плечах. Прошай, дитя, и помни обо мне.

Пропустил через пальцы-валики мокрый от слез пейсик, без нужды сверился с золотым брегетом, вздохнул опять и покинул помещение.

— Продолжим, — сообщил саван, помахав вслед. — Религиозные убеждения имеете?

— А что?

— Вопросы здесь задаю я!

— Тогда имею.

— Прекрасно. В таком случае, положа руку на этот предмет, повторяйте за мной…

Из-под полы савана явилась книга, и далеко не простая, а очень приличная, левосторонняя, обрезанная золотом. Способная достойно украсить не только кабинетный шкаф рава Ишайи, но и прославленную коллекцию Винницкого-старшего.

— Этого не надо, — сказал Петя. — Все мое ношу с собой.

Привычно выдернув из-под воротника золотой наперсный крест, он смачно поцеловал его, после чего истово перекрестился и выжидательно уставился на саван.

— Равви знает? — помолчав, задумчиво спросил тот. — А впрочем, какая разница… Получите! — Поверхность стола проросла темно-синей с прожелтью книжицей. — Читайте, завидуйте. Но учтите, — слова падали теперь веско и тяжко, словно удары молота по крышке гроба, — предъявлять рекомендуется при особо острой необходимости. В противном случае держава ответственности не несет…

Петя протянул руку к столу и, трепеща, взял не пергаментный манускрипт с вислыми сургучными печатями, неопровержимо свидетельствующими наследственные права Арье Шпицля, кронпринца Арбузии, не глиняную табличку, густо испещренную затейливой клинописью, принадлежащую потомственному вавилонскому купцу Котэ Михалиани, не витой, бугрящийся разноцветными узелками подписей шнур, удостоверяющий личность кураки Адольфа фон Гикльшрубера…

…а земной, стандартного федерального образца паспорт.

Свой.

Настоящий.

Гражданский.

С тремя юридически безукоризненными голографологемами.

Законопослушный гражданин Петр Ильич Винницкий оторвал от бесценного документа затуманенный взгляд… и ощутил себя примерно так, как мог бы, наверное, ощущать себя человек, неким диавольским наваждением в одночасье перенесенный из, положим, Москвы в, допустим, Ялту.

Хотя, конечно, это была не Ялта. Далеко не Ялта. Очень далеко.

Вокруг не шумело море, волна не покачивалась у самых его ног, и, короче говоря, он сидел не на самом конце мола, выкинувшего длинный гранитный язык далеко в море, а на приятно теплой скамеечке, в самом центре изящного, в английском стиле устроенного парка, как раз напротив постамента, с которого два бронзовых бородача, один с мечом наголо, другой с голыми руками на изготовку, благодушно, а тот, что в очках, даже и отечески, взирали на стройные шеренги красно-галстучной ребятни, несущей охапки фиолетовых кабирских маков к чаше, источающей неугасимый огонь.

С детства начитанный Петя знал, как следует поступать в таких случаях.

В двух шагах от скамейки на газоне стоял человек во френче, курил, пас солового кролика. На Петю он посмотрел дикими глазами и взял кролика на поводок. Тогда Петя отчебучил неизбежную в его положении штуку: стал на колени перед неизвестным кролиководом и спросил почему-то по-гречески:

— Умоляю, скажите, здесь Илочечонк не пробегал?

— Увы, — ответствовал тот, — но вы мне уже нравитесь.

— Тогда, сделайте милость, скажите, какой это город?

— Однако! — сказал кроликовод, вновь напрягаясь и прибирая зверушку на руки, но, несколько подумав, смягчился и буркнул: — Ну, Харьков…

Петя тихо вздохнул, но на бок, опасаясь за голову, не повалился.

Вместе этого он брякнул, сугубо по наитию:

— Спасибо, профессор, — и, провожаемый удивленно-благодарным взглядом мимолетного собеседника, вернулся на насиженную скамеечку…

Харьков…

Какой музыкой звучит это слово…

Ведь мог же подзалететь и в Бобруйск, где тоже есть аэропорт, но, во-первых, там слишком многие знают Петю в лицо, что само по себе ой, а во-вторых, рейс № 119700 Харьков-Нассау отправляется не из Бобруйска. Сукин сын саван переправил клиента аккурат в нужное место…