Колонисты - Влад Лей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы добрались до лагеря, но отдыхать было некогда: разгрузили бубала и Литвин вместе с Кийко вызвались отвести его подальше от нашего лагеря (будет крайне обидно, если бубала заметят и найдут наш тайник).
Ну, а затем я приступил к обработке шкур. Забросил их в «НКВД» и запустил цикл, с грустью осознав, что реактивов осталось уже на малое количество сырья. Если хватит на обработку всех имеющихся у нас шкур — будет хорошо.
К слову, в мешках, что тащил бубал, камешки нашлись лишь в двух. В еще одном было золото: здоровенные необработанные куски. А в последнем обнаружились шкуры животных. В основном вольчьи, но были и лисьи, заячьи, еще какие-то, чьего бывшего владельца, животину в смысле, я определить не смог.
Ну, и славно. Камешки я отнес в пещеру. Хотя отнес — это громко сказано. Мешок был настолько тяжелым, что я его тащил с массой остановок «на передохнуть» и справился где-то за час, не меньше. Благо второй мешок с камнями и мешок с золотом мне помогли дотащить Литвин и Кийко. Мы вспотели, тяжело дышали, но все же справились намного быстрее, чем я сам.
И только я собрался было отдохнуть — пришел Шендр, все это время сидевший на посту и зорко наблюдавший за окрестностями.
Выглядел он не очень — белое, я бы даже сказал позеленевшее лицо, глаза на выкате, весь в поту.
— Я больше не могу, — сказал он, точнее просипел, — очень хреново себя чувствую. Поспать бы. Кто подменит на посту?
— Давай я! — вызвался Кийко.
— Нет, — покачал головой Шендр, — тебе на пост рано еще.
— Я не могу, — тут же «отмазался» Литвин, — надо проверить ловушки, да и на ужин что-то приготовить.
— Ладно, — вздохнул я, — тогда мне придется.
Шендр удалился вглубь пещеры, завернулся в спальный мешок и практически сразу отключился. Литвин удалился проверять свои силки. Вместе с ним отправился и Кийко, которому делать в лагере было нечего.
Я же залез на скалу, засел в удобной ложбинке, которую мы облюбовали в качестве наблюдательного поста, и принялся скучать, не забывая периодически осматривать окрестности.
А еще я сканировал частоты на трофейной рации, но обнаружить переговоры на других каналах не удалось. Я заскучал.
Вот тут-то меня и накрыло.
Я никогда не видел, как убивают человека. Не убивал и сам. И вот это случилось. Лицо мертвого мара постоянно всплывало из памяти. И я даже начал сожалеть о том, что убил его. Зачем было это делать? Могли связать и оставить там. Его бы нашли другие. Зачем убил? В тот момент я просто отреагировал на слова, сделал все автоматически, толком даже не осознав, что именно делаю. Теперь до меня дошло…
Конечно, я понимал башкой, что мары — те еще паскуды. И если бы встретили где-нибудь меня одного, наверняка или убили бы и ограбили, или погнали бы в Шахты в качестве раба. Я все это понимал, я помнил рассказы других колонистов, но на душе все равно было паскудно.
А насколько бы было паскудно, если бы тот мар убил кого-то из нас? И только потому, что я бы замешкался? Ведь могла быть такая ситуация? Да легко!
Уж не знаю, как живут с этим другие люди, но я не уверен, что сам могу так же. Когда действуешь по наитию, когда тебя вынуждают обстоятельства — ты можешь выстрелить в живого человека. Но только в такой момент. А хладнокровно, просто так, как это сделал я, наверное, не смогут многие. Или я себя накручиваю?
Хрен его знает. Но ведь сегодня погиб человек. И я принимал в этом участие. Я был прямым виновником его смерти и теперь меня съедает совесть…
Полностью погрузившись в эти свои мысли, я не заметил, как в лагерь вернулись Литвин и Кийко.
Обнаружил я это лишь тогда, когда неподалеку от того места, где я засел, послышалось тяжелое дыхание и, наконец, появился Литвин.
— Сидишь? — спросил он.
— Сижу, — кивнул я.
— Вот, решил тебя подменить.
— А ужин?
— Да я уже все нарезал, подготовил и оставил Кийко приглядывать за готовкой.
— Прислал бы Кийко на подмену.
— Шендр сказал его к дежурству не допускать.
— Ну, я понимаю, что он у нас новенький. Но прямо настолько не доверять… — хмыкнул я.
— Береженого бог бережет, — философски заметил Литвин, — и я согласен с Шендром. Парень пока не вселяет доверия. Вдруг он задрыхнет на посту? Или вообще решит сдать нас марам?
— Да не, не думаю…
— Я тоже, но зачем давать повод?
— Так что, будешь сидеть на посту? — спросил я.
— Ну, пока ужин не приготовиться. Дальше ты меня подменишь.
— А Шендр?
— Шендр что-то совсем плохой, — тяжело вздохнул Литвин, — или рану обработали плохо, или наниты не работают как положено, или еще чего, но что-то ему не лучше, а только хуже.
— И что думаешь делать?
— Не знаю, — пожал плечами Литвин, — может, придется завтра все бросать и тащить его в город.
— Думаешь, все так плохо?
— Угу. Помрет еще, и штука кредов в никуда. Так дотащим его и, глядишь, врачи помогут. Лучше пару сотен за лечение отдать и неделю в городе посидеть, пока его на ноги поставят, чем штуку потерять.
— Ну, как сказать… — протянул я.
— Короче, утром видно будет! — подвел итог Литвин.
Пару минут мы просидели молча.
— Слушай, можно спросить? — поинтересовался я у Литвина.
— Чего?
— Тебя вообще не беспокоит чувство вины, что ты маров убивал? — спросил я.
— О-о-о… — улыбнулся Литвин. — Да у тебя тут самобичевание в самом разгаре, да?
— Не сказал бы, — ответил я, стараясь, чтобы ответ звучал как можно более убедительным.
— Да ты не переживай. Все через это проходят. Поверь, этого урода надо было грохнуть, и я ни капли о содеянном не сожалею. И ты не вздумай.
— Не скажу, что такого же мнения…
— Ты просто не видел, что такие как он могут натворить. Не видел и не сталкивался. Поверь — пару раз увидишь, и муки совести тебя изводить не будут.
