Моя жизнь - Ингрид Бергман

«Отвратительная погода, болезни, всевозможные повреждения усугубили трудности работы на этом первобытном острове. Трудно поверить, что «РКО» информирована об этих трудностях. Иначе нас не изводили бы так в то время, когда мы работаем дни и ночи, чтобы как можно быстрее закончить фильм. Мы прибыли сюда, чтобы сделать лучшее, на что способны. Несмотря на множество задержек, мы едва ли превысили итальянскую смету, хотя нас обязали сделать два полных варианта фильма за дополнительное время и деньги. Нас никогда не знакомили с американским вариантом бюджета, с нами даже не советовались по поводу этой сметы. Киногруппа прошла через многие лишения, один из наших людей умер от серных испарений вулкана. Никогда в своей практике я не встречалась с подобными трудностями. Никто из нас не ждет за это премии, но мы никак не ожидали той клеветы, что получили в свой адрес. Пожалуйста, передайте эту телеграмму Лью Уоссерману и сообщите мне немедленно, следует ли посылать копию Говарду Хьюзу.

С наилучшими пожеланиями, Ингрид Бергман».

Ответ Менделя Зилбермана от 26 июля успокаивал: «Я связался со студией «РКО», откуда телеграфировали Льюису и предложили, в случае необходимости, продлить съемки на Стромболи до следующей субботы. Они подчеркивают, что изначально сроки на съемки фильма составляли шесть недель, по контракту — десять, но и после шестнадцати недель фильм не закончен. Думаю, что все заинтересованы в том, чтобы завершить фильм без каких-либо взаимных споров. Безусловно, они в курсе тех невероятных трудностей на Стромболи, в которых проходила работа над фильмом».

2 августа 1949 года в дневнике Ингрид коротко отмечено: «Покинули Стромболи». Никогда прежде она не уезжала с натурных съемок с таким колоссальным чувством облегчения.

За четыре коротких месяца она потеряла статус «Первой Леди Голливуда», чувствовала себя несчастной и удрученной. Она считала, что предала своих друзей и всех, кто принимал участие в финансировании и создании ее картин. Она оставила мужа и десятилетнюю дочь. Близкие Петера, его родители, все, кого она уважала, должны были ее ненавидеть. Ее силы, уверенность в себе убывали. Слезы не иссякали, депрессия не уходила. Больше всего ее убивали постоянные угрызения совести...

Она объявила прессе, что ее карьера в кино подошла к концу. Актеры и актрисы пользовались, бывало, прерогативой делать подобные заявления, чтобы затем в подходящий момент внезапно появиться из своего заточения, но Ингрид с ужасом начинала подозревать, что ее заявление не только правдиво, оно и неизбежно. Она была беременна. От человека, который еще не разошелся с женой. Она не могла представить, как посмотрит в лицо десятилетней дочери, как объяснит ей, что происходит. Ясно было одно: развод займет многие месяцы, даже годы. Она уже испытала на себе ярость общественного мнения и мировой прессы.

А рождение ребенка, наверное, вызовет скандал и огласку куда больших размеров.

Ингрид была полностью права в своих предположениях. В тот день, когда нью-йоркская пресса поместила сообщение о том, что в результате «внебрачной связи» Ингрид Бергман родила прелестного мальчика, Роберт Андерсон, писатель и драматург, чья жизнь впоследствии драматически пересечется с жизнью Ингрид, вышел из дома купить газету. У ближайшего киоска стоял мужчина, внимательно просматривающий заголовки. Когда Роберт Андерсон подошел, мужчина, словно озлобившись на весь мир, сказал: «Все-таки она оказалась настоящей шлюхой!»

Глава 16

5 августа 1949 года Джо Стил, председательствуя на пресс-конференции в Риме, огласил заявление Ингрид: «Я не хотела выступать до тех пор, пока не закончатся съемки. Но настойчивость злобных слухов и сплетен достигла такого накала, что я, как заключенная, вынуждена прервать свое молчание. Я поручила своему адвокату немедленно заняться моим разводом. А после окончания съемок я намерена вообще порвать с кино и ограничиться личной жизнью».

На следующий день римская газета «Джорнале делла сера» объявила, что Ингрид Бергман ждет ребенка. Тремя днями позже в римском аэропорту появилась Гедда Хупер, зарезервировав себе номер в отеле «Эксцельсиор». Тоном, не допускающим возражений, она, связавшись с Джо Стилом, потребовала организовать интервью с Ингрид.

Роберто в драчливой манере встречу отверг. Джо вежливо указал ему, что предметом интереса Гедды является отнюдь не Роберто. Более того, Джо заметил, что Гедда проделала столь долгий путь для выполнения работы, которая многих просто оттолкнула бы, поэтому отказ Ингрид встретиться с нею будет не только неучтив, он не приведет ни к чему хорошему. Джо не знал или не верил, что Ингрид ждет ребенка.

Ингрид согласилась дать интервью. Повязку на глаза Гедде не натягивали, но на квартиру Росселлини доставили окольными путями. Ингрид оживленно улыбалась, отвечала на все вопросы, утверждала, что все в порядке, она надеется, что в скором времени вопрос о разводе с Петером будет решен по-дружески. Она даже не покраснела, когда мисс Хупер, перед тем как уйти, многозначительно спросила; А в чем дело, почему со всех сторон ходят слухи о вашей беременности, Ингрид?» Встав на прощание и продемонстрировав тем свою стройную фигуру, Ингрид вежливо улыбнулась: «Бог с вами, Гедда. Разве я похожа на беременную?»

Гедда вернулась в Голливуд, успокоив своих читателей, что слухи лживы, а Роберто и Ингрид намерены подать в суд на оклеветавшую их газету.

Среди прочих причин, побудивших Ингрид уклониться от признания, не сказав при этом явную ложь, одна была наиболее важной. Если до Петера дойдет новость о том, что она ждет ребенка, реакция его будет такой же, как у каждого мужа, попавшего в подобную ситуацию: неверие, шок и потом — ярость. Если же вдобавок он получит соответствующую информацию из газетных заголовков, то никогда не простит ей этого. Поэтому Ингрид нужно было как можно скорее установить добрые отношения с Петером, которые обеспечат его поддержку не только для начала бракоразводного процесса, но и для его завершения до появления ребенка.

Роберто, будучи человеком сведущим в судебных тяжбах, считал, что развода нужно добиваться официальным путем, а не взаимными убеждениями. Адвокаты должны заставить Петера действовать.

— Хорошо, — сказала Ингрид. — Пусть этим займутся адвокаты.

Под рукой оказался лишь один из них. Монро Макдональд был американцем, служившим в юридическом отделе военно-оккупационных сил США. Он жил в Риме с женой-итальянкой. Сорока лет от роду, обаятельный, готовый помочь в ситуации, затронувшей столь высокие стороны, Монро Макдональд казался идеальной фигурой для данного случая. Он, естественно, нуждался в инструктаже, перед тем как отправиться в Соединенные Штаты со столь важной миссией. Поэтому он стал непременным участником всех конфиденциальных встреч и разговоров. А поскольку для ведения дела ему необходимо было обладать полнотой власти поверенного, Ингрид, дабы помочь ему, села и напечатала обстоятельный документ, подробно освещавший ее юность, жизнь с Петером и те события, что привели к настоящей ситуации. Мистер Макдональд аккуратно убрал документ в свой портфель и отправился в Нью-Йорк.