Поэтический язык Марины Цветаевой - Людмила Владимировна Зубова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тема творчества как максимально интенсивного проявления жизни, ведущего от быта к бытию, т. е. тема искусства – высшей ценности и губительной стихии постоянно находится в центре внимания Цветаевой, разрабатывается во многих ее произведениях, приобретая особую четкость формулировок в эссе «Искусство при свете совести».
Слово окоём получает максимальную смысловую нагрузку в эпизоде гибели крыс, соблазненных музыкой. Переход в потусторонний невидимый мир представлен перемещением за горизонт:
Вышел радоваться, –
Не оглядываться!
Вот он, в просторы – лбом,
Города крайний дом.
___________
– Око – ём!
Грань из граней, кайма из каём!
«Отстаем», –
Вот и рифма к тебе, окоём!
Скороход
В семитысячемилевых, флот,
Обогнавший нас раз
Навсегда – дальше глаз, дальше лба:
Бредовар!
Растопляющий всякую явь –
Аки воск, –
Дальше всех наших воплей и тоск!
Тоскомер!
Синим по́ синю (восемь в уме),
Как по аспиду школьной доски,
Давшей меру и скорость тоски:
Окохват!
Ведь не зря ж у сибирских княжат
Ходит сказ
О высасывателе глаз.
Ведь не зря ж
Эта жгучая женская блажь
Орд и стай –
По заглатывателю тайн.
Окоим!
Окодер, окорыв, околом!
Ох, синим –
синё око твое, окоём!
Вышед в вей,
Допроси строевых журавлей,
В гаолян –
Допроси столбовых каторжан!
– Он! – За ним?
– Он же! – Ну, a за? – Он же…
– Джаным!
Здесь – нельзя.
Увези меня за
Горизонт!..
(П.: 239–240).
Слово окоём, которое принято считать русским синонимом греческого по происхождению слова горизонт, оказывается в тексте поэмы средоточием цветаевской философии и поэтики выхода за предел.
Для того чтобы понять, какие смыслы слов окоём и горизонт актуализируются и порождаются в поэме «Крысолов», обратимся сначала к исходным этимологическим значениям этих слов и дадим краткий исторический комментарий.
Оно состоит из двух корней. Первый корень – древнее общеславянское слово око ‘глаз’, ставшее в русском литературном языке поэтизмом высокого стиля. Второй корень образован от глагола имати и входит в такие слова, как ёмкий, приём, объём, подъём, водоём, а также – в измененном виде – в слова взять, взимать, принять, принимать, обнять, обнимать и т. п.
Слово окоём отличается по смыслу от слова горизонт, так как горизонт – линия (в материалистическом определении – воображаемая)[83], а окоём – по значению составляющих корней – объём видимого.
Слово окоём воспринимается современным носителем русского языка как архаизм: «[Степь] воспитывала в древнерусском южанине чувство шири и дали, представление о просторном горизонте, окоеме, как говорили в старину» (Ключевский, Курс русской истории); «Горизонт – это всё то, что может охватить наш глаз на земле, или, говоря по-старинному, всё то, что “емлет око”» (Паустовский. «Золотая роза»). Однако ни древнерусским, ни полным синонимом слова горизонт интересующее нас слово не является.
Его нет в Словаре русского языка XI–XVII в. (там приводятся примеры употребления слова оризонт Симеоном Полоцким в 1667 г. и патриархом Никоном в 1676 г.), нет слова окоём в словаре Даля, в Словаре Академии Российской 1788–1794 г., оно отсутствует с таким значением в Картотеке Словаря XVIII в.[84], не отмечено употребление этого слова в Словаре языка Пушкина, а также в Словаре церковнославянского и русского языка Академии наук 1847 г. В Картотеке Словаря русского языка, которая содержит большое количество примеров из текстов XIX в., самое раннее употребление слова окоём со значением ‘горизонт’ зафиксировано в приведенной выше цитате из Ключевского.
А. А. Леонтьев еще в 1964 г. обратил внимание на отсутствие этого слова в лексикографических источниках и, представив убедительные доказательства, предположил, что слово появилось в начале XX века – впервые у В. О. Ключевского, затем у М. Волошина: Весь жемчужный окоем / Облаков, воды и света («Весь жемчужный окоем…»), Скалистых гор зубчатый окоем («Дом поэта»), Благослови свой синий окоем (там же) и в романе А. Н. Толстого «Петр I». А. А. Леонтьев показывает, что слово окоем встречается именно у тех писателей, которые принадлежали к кругу Волошина, в том числе и у Цветаевой (Леонтьев 1964: 164–171).
В анализируемом фрагменте из поэмы «Крысолов» слово разделено на две части знаком тире, и в этом можно видеть несколько функций. Прежде всего, ритмическое акцентирование с привнесением дополнительного ударения выводит слово из автоматизма восприятия; при этом происходят два противоположно направленных процесса: усиление чувственного восприятия слова экспрессивной ритмизацией и усиление рационально-аналитического восприятия морфемным членением.
Заметим, что структурная и ритмическая модель трехсложного двухкорневого слова окоём и всех его производных в цитированном фрагменте: окохват, окоим, окодёр, окорыв, околом – это и модель многих других слов, находящихся как в пределах, так и за пределами цитированного контекста, например скороход, бредовар, тоскомер, крысолов, водопой, кривотолк, солнцеверт, мозговрат. Такая структура слова – своеобразный ритмический лейтмотив поэмы. Многочисленные образования с приставкой пере– типа пересып, перекорм, переверт, передерг имеют ту же ритмическую структуру и, по существу, словообразовательную, так как частое повторение приставки делает именно ее общей частью родственных слов, что соответствует статусу корня.
Рационально-аналитический способ представления слова выходит за рамки словообразовательной функции и порождает в данном случае синтаксический сдвиг. Слово окоём и без тире представляет собой предложение в структуре строфы: оно занимает отдельную строку, а восклицательный знак фиксирует конец предложения. Но расчленение слова на осмысленные части приводит к тому, что это слово получает статус не просто номинативного предложения типа Весна; Ночь, а одновременно и предложения двусоставного, где око – субъект-подлежащее, а ём – предикат-сказуемое. Эту структуру можно интерпретировать как ‘око есть вместилище пространства’. Предикативность второй части слова дополнительно мотивируется ее глагольным происхождением (от глагола иметь).
Двойственность синтаксического статуса слова-предложения усложняется еще и двойственностью семантической интерпретации, которая обнаруживается при анализе текстопорождающей функции тире.
Для поэтики Цветаевой типично, что каждая из частей расчлененного слова становится автономной и вызывает новые образы. Это обнаруживается и в метафоре Ох, синим-синё око твое, окоём!, где часть око дана как самостоятельное слово, и в словообразовательной индукции, вызывающей целую серию новообразований-окказионализмов: окохват, окоим, окодёр, окорыв,
