«Если», 2004 № 01 - Эликс Делламоника

Мария Галина

НЕСУЩЕСТВУЮЩИЕ СУЩЕСТВА

________________________________________________________________________

Освоенный фантастами космос полон «чуждой жизни»… А что, они действительно такие уж чужие? Порассуждать о биологии фантастических созданий мы предложили московскому прозаику и критику, а по совместительству — кандидату биологических наук.

Реестр несуществующих существ

Зияет полнотой осуществленья.

Аркадий Штыпель.

Фантастическая биология возникла практически одновременно с самой фантастикой — в 1898 году, когда вышел роман Герберта Уэллса «Война миров». Конечно, можно вспомнить и более ранние примеры, но именно этот роман стал «знаковым» для темы. Пристрастие английского романиста к биологии не вызывает удивления — ведь он изучал эту науку под руководством знаменитого Томаса Гекели, горячего сторонника теории Дарвина, блестящего теоретика и великолепного лектора. А потому уэллсовские инопланетяне до сих пор являются эталонными. Агрессивные марсиане с хилым телом и переразвитым мозгом, продукт машинной цивилизации, достоверны не только в своей жизни, но и в гибели — погибли они, напомню, от отсутствия иммунитета к земным микроорганизмам. Марсиане Уэллса — классические Чужие, великие и ужасные, порождения не только инопланетной биологии, но и наших кошмаров. Омерзительные спрутоподобные монстры (чуждый, «нечеловеческий» облик осьминогов издавна порождал самые невероятные легенды, и некоторые из них даже оказывались близки к правде) вдобавок еще и питались человеческой кровью!

Именно марсиане из «Войны миров» породили множество аналогичных тварей, заполонивших страницы НФ-произведений по принципу: «чем омерзительней, тем лучше».

Другой изобретенный Уэллсом вид — селениты из «Первых людей на Луне» (1901) — сотворен по образу и подобию общественных насекомых; четкое разделение по биологическим функциям и пренебрежение к жизни индивида ради блага рода… А элои и морлоки из «Машины времени» (1895) являют собой типичный пример «горизонтальной эволюции» или, как говорят биологи, «дивергенции», т. е. распада одного вида на несколько разных, причем занимающих различные экологические ниши (подземные работяги морлоки и праздные эльфоподобные элои).

Измышляя новые формы, фантасты сплошь и рядом обращаются к сугубо земной биологии. На Земле наблюдается поразительное разнообразие живых существ, и фантасту просто нужно взять какую-либо особенность их биологии и украсить ею сюжет. Чаще обращаются к тем же насекомым, что не удивительно: насекомые, пауки и змеи с доисторических времен кажутся человеку наиболее чуждыми и пугающими. Более всего эксплуатируется способность насекомых к метаморфозу. В рассказе Юрия Тупицына «Шутники» с виду антропоморфная цивилизация оказывается на деле насекомоподобной — трудоспособные личинки в глубинах океана создают материальную базу, тогда как на долю сухопутных имаго остается лишь продолжение рода, после которого родительские особи гибнут. Не удивительно, что все отпущенное им короткое время «зрелые особи» проводят в увеселениях — точь-в-точь бабочки-поденки. Сходный казус встречаем мы и у западных писателей, например, в «Космическом госпитале» (1962) Джеймса Уайта, когда загадочная болезнь инопланетного существа оказывается всего-навсего окукливанием с последующим вылетом имаго; точно той же «болезнью» страдает и самый обычный человек — чтобы потом превратиться в сверхчеловека (Рэй Брэдбери, «Куколка»).

А если учесть, что бабочка для многих культур была мистическим символом освобожденной от смертного тела бессмертной души, то неудивительно, что эта тема остается привлекательной для фантастов и по сей день. Вспомним хотя бы разумных бабочек Юлия Буркина из его романа «Цветы на нашем пепле».

Нередко моделью для фантастов выступают общественные насекомые — пчелы и муравьи. Надо сказать, что общественное устройство и биология этих существ сами по себе достаточно фантастичны и поражают своей удивительной сложностью: муравьи разводят «скот» (медоносных тлей), содержат теплицы, используют рабов и выставляют охрану на куполе муравейника… Некоторые крупные специалисты по поведению (например, Б. П. Мантейфель) даже утверждают, что муравьям свойственна рассудочная деятельность — во всяком случае способность передавать абстрактные понятия за «языком» муравьев и пчел уже признана.

Тем не менее принцип улья и муравейника фантасты предпочитают использовать в основном в антиутопиях, причем применительно к человеческому обществу — например, к генетически модифицированной расе людей будущего в «Бесконечном моменте» Джона Уиндема и «Погоне за хвостом» Александра Громова. Результат во всех случаях получается малоутешительным: индивидуальность и «закон улья» несовместимы.

Есть, впрочем, большие сомнения в том, насколько наши представления о жизни тех же муравьев адекватны их, муравьиной, действительности. Вероятно, жизнедеятельность насекомых не только гораздо сложнее, чем мы полагаем, но и обладает большими, по сравнению с нашим представлением о них, степенями свободы. Скорее, мы склонны приписывать общественным насекомым свои собственные социальные недуги. Ведь, если вообразить себе стороннего наблюдателя тысячекратно крупнее человека, с тысячекратно замедленным метаболизмом, то люди будут казаться такому существу именно обитателями муравейника: привязаны к определенным норкам-квартирам, которые меняют крайне редко; зачем-то ныряют под землю, а потом выныривают, причем по очень сложным маршрутам, которые распознают не иначе как по запаху — недаром метят себя специальными пахучими веществами; содержат детей в обособленных группах, за которыми присматривают специальные особи, и тому подобное.

Общественные насекомые частично стали моделью для знаменитых алиенов в фильме «Чужие», однако способ их размножения скопирован с другой группы животных. Зрители помнят, что гигантская матка откладывает яйца, из которых вылупляются агрессивные спрутоподобные создания, чье назначение — внедриться в тело человека и отложить там яйцо уже другого типа. Из него и развивается взрослая особь — ценой жизни хозяина. Цикл размножения достаточно сложный, но вполне типичный для многих глистов, меняющих в процессе развития даже не одну, а несколько промежуточных форм и промежуточных хозяев. А если вспомнить хищных ос, парализующих жертву, утаскивающих ее в норку и откладывающих личинки в живые консервы, то будет понятно, откуда взялась эта грамотно выстроенная и убедительная в своей пугающей эффективности биологическая модель.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});