До встречи в феврале - Эллисон Майклс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Четыре дня подряд.
– Она ничего мне не рассказывала. Впрочем, как и вы.
– Это вы исчезли с горизонта. – Перевёл я стрелки. – Где пропадали столько времени? Ушли в работу?
– И да, и нет. – Что это с её лицом? Раскраснелась от смущения? – Я начала кое с кем встречаться.
Резкий укол в животе заставил меня напрячься. Это ведь здорово, что мисс Джеймс двигается дальше и пытается забыть Гэбриэла Бертье. Тогда почему я не смог порадоваться за неё?
– Это он фотографировал вас? Те снимки, что вы присылали в выходные. – Уточнил я. – Вас кто-то фотографировал.
– А, это… Нет. То был… На самом деле вы не поверите, кто это был. – Развеселилась Эмма и поведала мне историю о том, как в моей любимой пекарне встретила полицейского, который её арестовал и сдружилась с ним.
Жизнь – загадка, подсовывающая нам необъяснимые ответы, даже когда мы не задаём вопросов. Каковы шансы, что тот офицер окажется сыном миссис Билсон, которая всегда подсовывала мне самые свежие булочки и спрашивала, как здоровье моей матушки? Или что я поселюсь в квартире художницы на другом побережье и стану болтать с ней ночи напролёт? Или что к тридцати годам решусь впустить кого-то в своё сердце? Только место в нём пока ещё оставалось свободным.
– Так кто же ваш тайный воздыхатель? – Вдоволь позабавившись фокусами судьбы, всё же спросил я.
– Никакой он не тайный и вовсе не воздыхатель. – Зажато заговорила мисс Джеймс. – Это тот человек, что пригласил меня в Берлингтон открывать галерею.
– Тот миллионер? – Я присвистнул. – А вы хорошо устроились.
Я не хотел обижать Эмму, но, сам того не желая, приписал её к охотницам за деньгами. Не нужно было включать свет на полную, чтобы увидеть, как возмутился каждый мускул её невинной мордашки. Она оскорбилась, а лучшая защита, как известно, нападение, поэтому я даже не успел извиниться, как она бросилась в атаку.
– Вы я тоже, погляжу, времени зря не теряете! Решили подпортить жизнь женщинам во всех штатах?
– Не собираюсь я портить жизнь Сид.
– Практика показывает, что связываться с вами – чревато для душевного равновесия и сердца.
– Сердце Сид – не ваша забота.
– Значит, ваша? Она моя подруга, если вы не забыли. И да, я буду волноваться за её сердце. Не хочу, чтобы всякие прохвосты его разбивали вдребезги.
– Это я прохвост? А как насчёт вас? Не успели выплакать все слёзы по любви всей жизни, как бросаетесь на денежного магната с распростёртыми объятиями!
Внезапно мы начали ссорится на пустом месте. В какой-то момент я даже не понял, как мы так далеко зашли. Слово цеплялось за слово, оскорбления налипали друг на друга и снежным комом неслись на нас. Я ведь правда не собирался играть с Сид в забавы, в которые обычно играл с женщинами. По совету самой же мисс Джеймс я решился попробовать нечто более серьёзное, а она обрушилась на меня шквалом негодования.
Почему так взбесился я сам? Искать утешения от разбитой любви в новой любви – не такая уж плохая идея, но я чувствовал раздражение. На саму Эмму и на её нового кавалера с миллионами на счету. Наверняка он оттопыривает палец, когда пьёт из хрусталя «Дом Периньон» лимитированной коллекции. Или щёлкает пальцами в воздухе, чтобы подозвать официанта в ресторане. Или увольняет горничную, которая так плохо начистила его ботинки, что в них не было видно его отражения.
– Всё, хватит! – Закричал я как раз вовремя, пока телефоны не раскалились от нашей жаркой перепалки. – Почему мы вообще ссоримся?
– Потому что вы назвали меня меркантильной, корыстной обольстительницей!
– Не помню, чтобы звучали такие слова. Зато вы обозвали меня бесчувственным сердцеедом!
От гнева вокруг носика Эммы собрались складки, как у шарпея, который собирается наброситься на почтальона или мороженщика. И именно эта комичная картинка стала точкой в этом троеточии обзывательств. Я выдохся и не желал ещё сильнее портить наши и без того сложные отношения, когда мы только-только научились мирно сосуществовать.
– Вы ведь знаете, что это не так. – Уступчиво произнёс я, складывая оружие. – И я не считаю вас меркантильной искусительницей, Эмма. Вы самый наивный и добрый человек из всех, кого я знаю. Ну, после Вики. Я просто…
Как облачить свои мысли в правильные слова, чтобы ссора не вспыхнула с новой силой? С этой девушкой с шальным характером каждая фраза превращалась в спичку, которой черкнули о серный бортик коробка. Ты мог задуть огонёк или бросить спичку на политые керосином дрова, чтобы разгорелся пожар. А я не люблю обжигаться после того, как в девять лет вывернул на руки кипяток из кастрюли. Однажды почувствовав волдыри от ожогов, больше ни за что не захочешь обжечься.
– Что, просто?
– Просто волнуюсь за вас. Не хочу, чтобы вы бросились в омут с головой и утонули. Этот парень, ваша замена Гэбриэлу, такой же, как и он. Вы ищите пластырь – заклеить рану на сердце, но, когда срываешь присохший пластырь, тоже бывает больно.
– Уилл не такой, как Гэбриэл. И он не мой пластырь. Он не просто спасает от одиночества. И он мне действительно нравится.
Снова что-то кольнуло в правом боку. Так бывает, когда выходишь на пробежку, хорошенько не растянувшись. Или когда выплёскиваешь накопившиеся эмоции не на того. Или когда не очень нравится то, что слышишь.
– Очень на это надеюсь. Извините меня.
Перед Эммой Джеймс я извинялся чаще, чем перед любой другой женщиной, не считая мамы, которой всё детство трепал нервы на пару с Люком. Хорошо, что у мамы была ещё и Вики, которая всегда уравновешивала наши дрянные характеры и действовала на всех, как успокоительные капли. Но я никогда не стеснялся извиниться, если действительно портачил. А с Эммой Джеймс я портачил постоянно.
– А вы меня. Сид мне очень дорога, и я вам не прощу, если вы её обидите.
– Никто не застрахован от обид. Я не могу обещать, что никогда не сделаю ей больно, могу лишь поклясться, что не стану делать этого намеренно.
– Пока что мне достаточно и этого. – Мисс Джеймс тоже выдохлась от перепалки и притихла. После самого сильного шторма всегда наступает штиль. – Раз уж мы всё выяснили, расскажите побольше о ваших встречах с Сид. – Она тряхнула своей гривой кудрей, прогоняя непрошенную мысль. – В голове не укладывается, что вы сдружились. Судьба – загадочная штука, и строит свои планы на нас.
Удивительно, но я думал почти о том же. Ещё более удивительно, что одна и та же