Из давних времен Христианской Церкви - Алексей Петрович Лебедев

язык был остер, но чувств христианских было очень немного. «Недавно, пишет Тертуллиан, слышал я человека, рассуждающего следующим образом: не только солнце, но и сам Бог смотрит на комедию, на сражение гладиаторов, на прочие игры (нужно припомнить, что древние зрелища происходили под открытым небом) и от того не получает никакой нечистоты». Это возражение церковный учитель очень искусно обращает против самих же совопросников. Он дает им знать, что тем хуже для тех, кто утверждает это, если Бог взирает на человеческие увеселения. «Если бы Бог не взирал на наши преступления и позорные дела, то может быть не подверглись бы мы тогда и строгости суда Его. Но увы! Он видит их, Он не может не видеть действ, наших неправд, наших зрелищ, потому что мы и не должны на сих последних присутствовать, чтобы не увидел нас Тот, Кто все видит».

Являлись еще возражатели в пользу своих склонностей к театру, но это были в сравнении с прежними возражателями люди скромные. Они не столько оспаривали мысль о запрещенности театра для христианина, сколько просили разрешить и позволить им пользоваться подобными удовольствиями. Они не осмеливались доказывать, что театры по своему характеру вполне приличны для христиан, но они утверждали, что если присутствовать на зрелищах со страхом Божиим, то греховное не пристанет к человеку. Эти люди рассуждали так: «Нет ничего противного религии в том удовольствии, которое дается для глаз и слуха. Бог не может, замечали они, оскорбляться таким увеселением, среди которого человек сохраняет страх и должное почтение к Господу своему». (Тертуллиан, глав. I).

Тертуллиан называет подобное умствование «мечтой» и все сочинение свое «О зрелищах» направляет к тому, чтобы доказать, что нельзя служить двум господам: и Богу, и зрелищам. Один из самых сильных аргументов против театров он указывает в обетах, даваемых христианином в таинстве крещения. «Вступая в крестную купель, пишет он, мы исповедуем христианскую веру и вместе с тем торжественно обещаемся отречься сатаны и всех дел его. Где же диавол более господствует со своими сообщниками, как не в идолопоклонстве? Не тут ли престол нечистого духа и седалище злочестия? А между тем, все устройство зрелищ основано на идолопоклонстве». (Тертуллиан, глав. IV).

И для того времени, когда писал Тертуллиан, он был вполне прав в этих своих суждениях. Возражатели, при виде этого рассуждения, должны были оставаться безмолвными.

Другие возражения в защиту зрелищ опирались не на религиозных основаниях, как это мы видим у совопросников, с которыми писатели христианские имели дело доселе, но на основаниях и соображениях чисто человеческих, мирских. Одни возражали с точки зрения, так сказать, общественного права. Эти развивали мысль, что нет ничего дурного смотреть на гладиаторские игры – речь исключительно о них – где подвергаются смерти люди преступные, заслуживающие законной казни.

Ответ Тертуллиана прекрасен, он дышит всей полнотой христианской гуманности. «Что злодеи должны быть наказываемы, говорит он, кто станет о том спорить, исключая разве самих злодеев? Я согласен с этим; но согласитесь же и с тем, что доброму человеку нельзя любоваться казнью человека злого: он скорее должен скорбеть о том, что подобный ему человек имеет несчастье впасть в преступление, заслуживающее строгого наказания!» Кроме того, Тертуллиан не соглашается с общей мыслью, заключающейся в возражении, что для игр гладиаторских употребляются одни преступники. Он спрашивает: «Впрочем, можно ли ручаться за то, чтобы одни только виновные предавались на растерзание зверям? Не случается ли, что и невинные к тому приговариваются или по злобе судьи, или по небрежности адвоката, или по неправильности судопроизводства? Нет сомнения, что из числа гладиаторов есть и невинные люди, приносимые в жертву удовольствию публики». (Так случалось, например, с христианами во время гонений). Были и еще иные защитники театров с мирской точки зрения, с которыми вступает в состязание Тертуллиан. Их позволительно назвать светскими фатами. Они указывали на театр, как на училище изящных манер; они утверждали, что театры существуют «для научения вежливости и науки жить в свете».

Таким писатель христианский отвечает кратко, но умно. «Нам, христианам, надлежит презирать сию светскую науку, которая есть безумие пред Богом». «Разве ты можешь восхищаться наукой, выдуманной празднолюбивыми греками, подделывать или подкрашивать тело свое на манер чучел, как бы для того, чтобы изменить то тело, которое Бог нам даровал? Нет!» Тертуллиан стоит за естественность в манерах человека, в противность всякой театральной искусственности.

«Итак, – заключает Тертуллиан разбор возражений о театре, – не легковерна ли, не жалка ли отговорка людей, желающих под пустыми предлогами уверить себя, что подобные удовольствия им не запрещаются?»

III

Мнения языческих писателей о театре. – Общая черта в зрелищах, осуждаемая христианскими писателями. – Мысли св. отцов и учителей церкви об играх гладиаторских. – Суждения их о разного рода театральных представлениях. – Взгляд их на конские ристалища. – Какие зрелища достойны христианина.

Приступаем к главной задаче нашего очерка, к изложению мыслей св. отцов и учителей церкви о зрелищах. Мысли отцов и учителей древней церкви касательно этого предмета сводятся к тому, чтобы побудить верных сынов христианского общества удаляться зрелищ. Мысли их решительны и строги.

Тем не менее, воззрения их на дело не следует считать излишне строгими, излишне требовательными. Потому что и лучшие из языческих писателей с неприязнью смотрели на театр, не верили в благодетельное действие оного на общество. Знаменитый философ Платон, начертывая в своих сочинениях идеал образцового государства, не делает в этом государстве места ни комедии, ни трагедии, так как они представлялись по нему опасными как для актеров, так и для зрителей. Само искусство комедианта, по его мнению, вводит в жизнь человеческую элемент пустоты, недостойной человека и прямо противоположной простоте нравов.

Он боялся, чтобы желание представлять страсти человеческие не породило желания развивать в душе то, что на сцене стараются представить словами и действиями. Театр по нему возбуждает в трагедии слабую и чувствительную сторону нашего существа, льстит (в комедии) желаниям человека издеваться. Он заключает поэтому, что зрелища могут только поддерживать и увеличивать то, что есть в нас самого дурного.

Аристотель считал опасным театр, по крайней мере для юношества. Римский писатель Цицерон тоже не очень одобрительно смотрел на театр. Он говорил: «Если бы мы не одобряли преступлений, то комедия не могла бы существовать». Несколько веков позже император Юлиан говорит о зрелищах с ужасом и презрением и запрещает языческим жрецам присутствовать на них. Римские поэты считали также действие театра вредным. Овидий, не будучи строго нравственным поэтом, однако же, говорит: «Что другое видим здесь – речь идет о