Великий Бисмарк. Железом и кровью - Николай Власов

Впоследствии Бисмарка не раз обвиняли в том, что он в ходе Культуркампфа нанес немецкому народу раны, не затягивавшиеся в течение долгого времени, способствовал расколу нации. «Цена, которую пришлось заплатить за политику «бастионов» и «осажденного лагеря», была велика и имела далеко идущие последствия, – писал, к примеру, Р. Шмидт. – Это был раскол нации на «верные империи» и «враждебные империи» элементы, между которыми шла почти что латентная гражданская война. Изгнание партий, носителей воли нации, в гетто политического бессилия. Уничтожение и изоляция всех критических умов, так что в немецком обществе, подобно хронической болезни, распространилась бесхребетность. Наконец, сломленная воля широких слоев населения к конструктивному участию и ответственности за происходящие в государстве процессы, не позволившая удерживать критическую дистанцию по отношению к правительству и вызвавшая в дальнейшем столь печальный симбиоз культа силы и духа верноподданничества» [447]. Безусловно, этот вывод содержит известное преувеличение, поскольку приписывает «железному канцлеру» возможности единолично определять ход общественного развития. Однако не вызывает сомнений, что политика Бисмарка была направлена на раскол всех возможных противостоящих ему группировок в политической элите и обществе, на то, чтобы за счет равновесия противоборствующих сил удерживать свое ключевое положение в системе властных институтов. При этом он использовал все имевшиеся на тот момент инструменты массовой манипуляции.

Необходимо отметить и еще один важный момент. Участвуя в схватке, Бисмарк в то же время стремился оставаться над ней, представляя Культуркампф в качестве борьбы между двумя общественно-политическими силами – либералами с одной и клерикалами с другой стороны. Он свел к необходимому минимуму свое собственное участие в этой кампании, что дало ему возможность несколько лет спустя пойти на примирение с католической церковью. К слову сказать, в определенной степени это использовал и Виндхорст, упрекавший канцлера в том, что тот стал рабом либерального большинства. Симптоматично, что само слово «Культуркампф» ввел в оборот отнюдь не Бисмарк, а Рудольф Вирхов, один из лидеров левых либералов.

Первым шагом в рамках Культуркампфа стал роспуск католического департамента прусского министерства культов, который последовал в июле 1871 года. Этот департамент, созданный в 1841 году, должен был обеспечивать соблюдение интересов религиозного меньшинства, каковым являлись католики в Пруссии, а затем и Германской империи. Нужно сказать, что веротерпимость была одной из давних и глубоко укоренившихся традиций прусской политической культуры, и борьба с политическим католицизмом рассматривалась многими современниками как нарушение этой традиции.

Одновременно в прессе была начата кампания против партии Центра, пока еще носившая достаточно сдержанный характер. Однако уже на данном этапе говорилось о союзе церкви с «красными» (то есть социалистами), против которого правительство вынуждено занять оборонительную позицию; если Ватикан не остановит партию Центра, государственное руководство полностью снимает с себя ответственность за возможные последствия. Попытки заключить социал-демократов и консервативных по своей сути католиков в одни скобки под именем «врагов империи» будут с неослабевающим упорством продолжаться в течение всего периода Культуркампфа.

Месяц спустя, в августе 1871 года, Бисмарк объявил министру культов фон Мюлеру, что «его целями является борьба с католической партией, особенно в польских областях, Западной Пруссии, Позене, Верхней Силезии – отделение церкви от государства, церкви от школы. Передача школьной инспекции светским лицам. Исключение религиозных уроков из школьных программ» [448]. В декабре 1871 года был принят имперский закон, вносивший изменения в уголовный кодекс. Теперь уголовно наказуемым становилось произнесение духовными лицами проповедей, направленных против «общественного мира», то есть против существующей государственной системы. Тем самым затыкался рот всем священникам, которые пытались протестовать против Культуркампфа с церковных кафедр. Так называемый «кафедральный параграф» открыл череду репрессивных законов, направленных на силовое подавление недовольства среди духовных лиц.

Категорически не согласный с этими установками, Мюлер был вынужден подать в отставку в январе 1872 года. Его преемником был назначен Адальберт Фальк, человек либеральных взглядов, который стал правой рукой «железного канцлера» в борьбе с католической церковью. Одновременно в прусскую палату депутатов был внесен законопроект о школьном надзоре, передававший права инспекции от церковных органов светским. В ходе дебатов Бисмарк произнес слова, которые задали тон всей последующей кампании против политического католицизма: «Вернувшись из Франции, я не мог рассматривать создание этой фракции иначе как мобилизацию партии против государства» [449]. Обвинения, которые глава правительства обрушивал на головы своих оппонентов, не оставляли сомнений – речь идет об объявлении войны. Войны, как утверждал Бисмарк, не против католической церкви как таковой, не против миллионов верующих, а лишь против политического католицизма и его заграничных кукловодов. Действительно, в течение определенного времени «железный канцлер» рассчитывал на то, что среди германских католиков произойдет раскол и значительная часть церковной организации встанет на сторону государства. Он просчитался – Культуркампф в значительной мере способствовал смягчению существовавших среди католического клира противоречий и консолидации его рядов. Политика правительства была поддержана лишь ничтожным меньшинством духовенства, сразу же оказавшимся в изоляции в своей собственной церковной среде.

Законопроект о школьном надзоре был в итоге успешно принят. Находившийся в отставке Мюлер прокомментировал это в одном из своих писем: «С наибольшим удовольствием Бисмарк совсем изгнал бы церковь и религиозные идеи из общественной жизни и сделал бы личным делом каждого» [450].

Тем временем накал борьбы нарастал. Если закон о школьном надзоре носил достаточно нейтральный, хотя и серьезно ущемлявший права церкви, характер, то дальнейшие шаги становились все более репрессивными. Любопытно, что большинство мероприятий в рамках Культур-кампфа носили не общеимперский, а прусский характер. Объяснялось это не в последнюю очередь желанием сохранить автономию южногерманских государств, светские власти которых также в известной степени боролись с политическим католицизмом, однако весьма болезненно относились к вмешательству со стороны Берлина.

Весной 1872 года Бисмарк сделал явно провокационный шаг, предложив князя Гогенлоэ на пост прусского посланника при Святом Престоле. Гогенлоэ, являясь кардиналом, был тем не менее противником иезуитов и не поддерживал строго реакционный курс римской курии. В связи с этим он был изначально неприемлемой для Ватикана кандидатурой. Когда папа отверг кандидатуру Гогенлоэ, это было использовано «железным канцлером» как повод заявить о враждебности католической церкви по отношению к новой империи. Выступая в рейхстаге по этому вопросу, Бисмарк произнес одну из самых знаменитых своих фраз: «Мы не пойдем в Каноссу, ни телом, ни душой!», намекая при этом на известное путешествие германского императора Генриха IV, который в 1077 году отправился в итальянский замок Каносса, чтобы униженно просить прощения у папы Григория VII.

Несколько недель спустя на свет появился закон о запрете деятельности в Германской империи ордена иезуитов и других родственных орденов. Эти католические ордена распускались, их члены, являвшиеся иностранными подданными, выпроваживались за границу. Любопытно, что законопроект появился по инициативе либерально-консервативного большинства рейхстага, которому Бисмарк, безусловно, оказывал большую поддержку. Папа не остался в долгу, заявив о том, что, «возможно, скоро с высоты упадет маленький камушек, который разрушит основание колосса» [451]. Несдержанность понтифика была тут же использована «железным канцлером», который с помощью верной ему прессы усилил накал пропагандистской борьбы.

Весной 1873 года прусский ландтаг принял целый пакет законопроектов, наносивших новый удар по позициям католической церкви. Первый из них обязывал будущих католических священников иметь аттестат зрелости, который выдавался после окончания гимназии. Кроме того, необходимо было университетское образование, причем студенты-теологи должны были сдавать так называемый «экзамен по культуре», в ходе которого проверялись их знания в сфере философии, истории и германской литературы. Тем самым государственный аппарат должен был получить возможность влиять на подготовку священников в выгодном ему ключе. Второй закон делал назначение епископов и священников зависимым от одобрения государственных структур. Третий практически полностью отменял дисциплинарную власть церковных иерархов. Четвертый закон облегчал гражданину выход из церковной общины. Эти так называемые «Майские законы» были разработаны министерством культов при активном участии либеральных депутатов. Фактически они были нацелены не на отделение церкви от государства, а на подчинение первой второму.