Шотландия. Автобиография - Розмари Горинг

Отношения между съемщиками и собственником домов в округе Патрик, вовлеченными в «забастовку против повышения платы», зашли в тупик. Как уже вчера объяснялось, 130 квартиросъемщиков отказались платить повышенную аренду, рост которой в большинстве случаев составляет 1 шиллинг в месяц за арендуемое жилье за 15 фунтов в год. Некоторое время назад протестующим съемщикам были разосланы требования о выселении, с указанием вчерашнего дня, но эти повестки были проигнорированы, и съемщики вновь подтвердили свою решимость не платить повышенную арендную плату и не съезжать из жилищ. В равной мере домовладелец полон решимости добиться выплаты повышенной платы, в противном случае он намерен прибегнуть к помощи сил правопорядка для выселения участников бунта. Он заявил, что обратится в суд шерифа за предписаниями о вывозе имущества из домов. Прежде чем эта процедура завершится, пройдет три или четыре дня.

До вчерашнего дня в выступлениях не замечалось никакого буйства, но когда днем домовладелец зашел в несколько домов, чтобы вернуть почтовые переводы, оформленные по старой ставке аренды и отосланные ему, то встретил крайне враждебный прием. Несколько женщин, громко осыпая его яростной бранью, накинулись на него и погнали по улице, несколько раз ударив мешками с гороховой мукой.

Вчера днем, на Мериленд-стрит, в Говане, была предпринята первая попытка при помощи силы добиться исполнения предписаний о выселении, выданных в отношении квартиросъемщиков Глазго, которые участвуют в забастовке против повышения арендной платы. Квартиру тут снимает вдова. Как стало обычным явлением с начала выступлений против роста квартирной платы, когда к дому явились с ордером, там в это время проходила демонстрация «забастовщиков». Пока миссис Барбур из Женской ассоциации жильцов Глазго обращалась к собравшимся, два прибывших представителя шерифа попытались пройти в дом. Как только стало известно, что предполагается выселение жильца, участники демонстрации решили оказать сопротивление. Большинство демонстрантов составляли женщины, и они атаковали представителей власти и их помощников посредством гороховой муки, мела и крупчатки. Женщина, которая возглавляла нападение на одного из офицеров, была задержана. Ее отвели в полицейский участок Гована, но аресту не подвергли.

Между миссис Бабур и офицером состоялись переговоры, после чего последний без помех вошел в дом. Офицер обратил внимание, что квартиросъемщица больна, и решил не приступать к принудительному исполнению ордера.

Госпиталь на Западном фронте, июль 1916 года

В. К. К. Каллум

Мысль о создании госпиталя, в котором работают одни женщины и который возможно устроить неподалеку от фронта боевых действий, родилась у шотландского хирурга Элси Инглиз, каковая, в числе прочего, организовала три военных госпиталя в Сербии. Она помогла с продвижением идеи и с организацией еще одного замечательного предприятия — состоящая исключительно из женщин, группа шотландских врачей, медсестер, поваров и уборщиц создала на Западном фронте, во французском аббатстве Руамон, госпиталь. Он действовал с 1915 года и до конца войны, но одним из самых серьезных испытаний для него стали первые дни сражения на Сомме, которое началось 1 июля, когда в считанные дни были убиты и ранены десятки тысяч человек. Нижеприведенное свидетельство принадлежит рентгенологу мисс В. К. К. Каллум, и она сама за несколько месяцев до описанных событий получила тяжелое ранение, когда было торпедировано судно, на котором она плыла.

Первого числа [июля] мы пребывали в волнении, в напряженном ожидании. Началось «Большое наступление» — какие у союзников успехи? Наш госпиталь был освобожден почти полностью, едва ли не до последнего человека. Наше новое отделение неотложной помощи из 80 коек было развернуто в помещении, когда-то таком же большом, как английская приходская церковь, — наша операционная и приемный покой снабжены громадными запасами бинтов и тампонов, корпии, марли и шерсти; наша новая рентгеновская установка была смонтирована и оснащена до последнего провода; наш санитарный транспорт ждал наготове в гараже — достаточно только дать сигнал к выезду. Беспрестанно звучавшая канонада громадных пушек не умолкала на протяжении нескольких дней. В тот день, на рассвете, раздался страшный гром, от него, казалось, содрогнулась сама земля; потом, через несколько часов, грохот стих, и мы снова смогли различить хлопки отдельных пушек. Те из нас, кому довелось быть в госпитале во время наступления в июне 1915 года и более серьезного удара в Артуа 25 сентября, рано легли спать. Если сигнал раздастся ночью, нас всегда смогут позвать — а мы поспим, пока есть такая возможность. Приехавшие в госпиталь позже удивлялись отсутствию — видимому отсутствию — у нас волнения и нетерпения и прождали событий далеко за полночь.

[Наконец начали прибывать раненые.] Раны у них были ужасные… многие из этих мужчин были ранены — опасно ранены — в двух, трех, четырех и пяти местах. В 90 % случаев за работу уже принялся самый страшный враг хирурга — газовая гангрена. А иначе врачи сумели бы сохранить и жизнь, и конечность… Поэтому раненым немедленно требовалась срочная операция, зачастую — для безотлагательной ампутации. Хирурги не задерживались для того, чтобы выискивать шрапнель или осколки металла: их главной целью было вскрыть и очистить раны или отрезать омертвелую конечность, пока гангрена не добралась до жизненно важных частей тела. Зловоние было очень сильное. У большинства бедолаг дела были очень плохи, чтобы не сказать больше…

[У нас] было мест на 400 человек, и как только все койки были заняты, то ни одна из них не пустовала на протяжении нескольких недель, пока мы неустанно трудились. Наша операционная почти постоянно была занята, едва хватало времени, чтобы прибраться в предрассветные часы, и проблемой было успеть проветрить рентгенологические кабинеты в те короткие часы рассвета, между окончанием одного рабочего дня и началом следующего. Мы сражались с газовой гангреной, и самым важным фактором было время. Пока хватало физических сил, мы не прекращали работу в операционном отделении. Для нас, кто трудился на своем посту, и для пациентов — страдающих мужчин, лежащих на носилках у рентгеновского кабинета и у операционной, в ожидании своей очереди, это был сущий кошмар: слепящие лампы, отвратительная вонь эфира и хлороформа, фиолетовые искры давно работающих рентгеновских трубок, десятки негативов, которые выхватывали еще мокрыми и уносили в душную операционную прежде, чем их успевали прополоскать в темной комнате. К тревожному волнению о том, удастся ли спасти человеческую жизнь, примешивалось подспудное беспокойство персонала операционной — успеют ли прокипятить нужные хирургические инструменты и перчатки, ведь в таком быстром темпе вносили и клали на стол раненых; хватит ли марли, шерсти и тампонов! А мы еще беспокоились, не вышел ли срок службы трубок, о том, чтобы в первую очередь обработать пластинки пораженных газовой гангреной, дать снимкам высохнуть, разложить по отдельности для каждого из шести хирургов, проследить, чтобы не унесли по ошибке другие рентгенограммы — так как у нас бывали почти одинаковые снимки, дублировались имена и случалась прочая путаница. И все нужно было делать в страшной спешке, и да еще под конец дня, который и так длился от 10 до 18 часов, и нельзя было допускать ошибок. Не думаю, что за ту первую страшную неделю июля мы потеряли хоть одного пациента потому, что промедлили с диагнозом или операцией. Все потери были из-за того, что раненые слишком поздно попадали в госпиталь.

Красный Клайдсайд бурлит, 31 января 1919 года

«Стачечный бюллетень»

Волнения на промышленных предприятиях, которые вспыхивали во время Первой мировой войны, достигли критической стадии в начале 1919 года. Угроза массовой безработицы, когда сотни заводских рабочих были уволены, а демобилизованные солдаты собирались вернуться по домам, усугубляла опасения и тревоги. Выступившие с призывом к сорокачетырехчасовой рабочей неделе, 40 000 рабочих-судостроителей 27 января объявили забастовку, через день число стачечников удвоилось. 31 января 100 000 бастующих собрались в Глазго на площади Георга, в то время как их лидеры находились на встрече в городском совете, чтобы представить свои доводы правительству. Власти, встревоженные многолюдным народным митингом и страшась, что он выльется в революционные выступления, подобные тем, что недавно сотрясли Россию и Германию, отреагировали слишком остро, и полиция атаковала толпу. К тому времени, было опубликовано нижеследующее сообщение, в Глазго были срочно переброшены 12 000 английских солдат, 400 армейских грузовиков и шесть танков — для защиты граждан, как утверждали, от пресловутого «большевистского восстания». Когда в город были введены танки, центр Глазго ощетинился пулеметами, а по улицам ходили воинские патрули, то у бастующих не осталось ни малейшего шанса, что им дадут возможность обоснованно изложить свои требования. Вскоре забастовка была разогнана, а вместе с этим пришел конец и надеждам на сокращение рабочей недели.