Похититель жизней - Хенди Барб

Сапфира пустилась вдогонку за Симашком. Торет задержался лишь затем, чтобы коротко глянуть на Чейна.

— Их тут никто не знает. Делай что захочется, но смотри, чтоб потом не осталось следов.

С этими словами он побежал в проулок вслед за Сапфирой.

Чейн увидал, что Луиза смотрит на него с ужасом и… тайной надеждой? Ну да, ведь с виду он — вылитый аристократ, благородный господин, чей долг — защищать от беды таких вот женщин — красивых и беспомощных.

— Господин мой… — прошептала она. — Ради всего святого…

Чейн бесшумно подошел к ней вплотную, вынуждая отступать все дальше, пока они не оказались у входа в проулок напротив. Тогда Чейн кивком указал в темноту проулка.

— Беги, — сказал он.

Луиза всхлипнула, бросилась бежать, наступила на подол пышной юбки, но все же сумела удержаться на ногах и побежала дальше.

Чейн немного выждал, давая ей отсрочку, и двинулся за ней.

Луиза повернула голову и увидела, что он бежит следом. Она опять всхлипнула и принялась громко кричать, зовя на помощь. Топот сапог Чейна неуклонно приближался к ней в темноте проулка. Никто не услышал ее криков, а если и услышал, то не стал спешить ей на помощь.

Чейн без труда нагнал Луизу и, схватив ее шляпку вместе с густой прядью волос, испытал смутное разочарование.

Порой добычу приходится убивать быстро, но сейчас все выходило уж слишком легко.

К его изумлению, женщина вырвалась и двумя руками подхватила с земли пустую огородную корзину: Размахнувшись, она со всей силы ударила Чейна корзиной по голове. От удара корзина разлетелась на куски.

Это было почти больно, и Чейн снова воспрянул духом.

Он поймал женщину за запястья и без труда стиснул их одной рукой. Другой рукой он схватил ее за ворот плаща. С силой толкнув Луизу к стене ближайшего дома, он обеими руками уперся в стену, не давая жертве вывернуться.

Он забыл обо всем. Торет, Сапфира, мать и родня, оставшиеся в прошлой, смертной жизни, все радости людского бытия, которых ему до сих пор так недоставало, — все, все было забыто в этот сладостный миг.

Луиза сопротивлялась, пытаясь вырваться, и Чейн не спешил усмирить ее. Просто восхитительно, какими способностями обладало его мертвое по сути тело и как мало могли противопоставить ему живые! Он ощутил, что жертва слабеет, затихает, и, опустив глаза, увидел искаженное ужасом лицо Луизы. Слезы текли по ее щекам и падали на его черный плащ.

Чейн позволил себе еще секунду наслаждения, кончиками пальцев ощущая, как трепещет нежная, теплая кожа женщины. Затем он сосредоточился — и ногти его, повинуясь усилию воли, затвердели, даже чуточку удлинились. Взмахом руки Чейн рассек и плащ, и блузу женщины, обнажив ее белое горло. И припал к нему жадно открытым ртом.

Как правило, он, кормясь, совершенно не ощущал вкуса крови — лишь потом оставался на губах и во рту солоноватый медный привкус. Сейчас же он чувствовал только, как наполняют его тепло и сила, точно кровь была лишь посредником, переносящим в его бессмертные жилы толику смертной жизни. Чейн не знал и не хотел знать более восхитительного чувства — оно одно только и радовало его в посмертном существовании. Что надо остановиться, он понял, лишь когда поток силы, изливавшийся в него, иссяк и неземное блаженство растворилось бесследно.

Чейн снова стал самим собой — рабом.

Торет считал, что он должен бросить тело женщины в сточный колодец, — тело, унесенное под землю потоком нечистот, найдут далеко не сразу, а может быть, и никогда. Отверстие такого колодца, забранное решеткой, находилось как раз в двадцати шагах отсюда. И все же Чейн колебался. Подумав немного, он одной рукой протащил тело Луизы по проулку и бросил почти у самого выхода на улицу. Затем он разорвал на ней платье и нижнее белье. Никто не подумает, что ее убил и изувечил обыкновенный смертный.

В ту ночь, когда Торет обратил Чейна, он приказал: «Ты останешься в Беле и будешь служить мне».

Чейн не мог не подчиниться, однако в этом приказе были лазейки, которыми он мог воспользоваться. Если городская стража обнаружит то тут, то там тела женщин с разорванным горлом, в городе начнется самая настоящая охота. Чейн вполне мог о себе позаботиться, а вот Торету, если повезет, — не сносить головы.

Он присел на корточки, чтобы в последний раз заглянуть в мертвые глаза Луизы. Жизненная сила женщины струилась и бурлила в его жилах, но, вытирая кровь со рта, Чейн испытывал неподдельную грусть. Очень уж скоро и предсказуемо закончилась эта охота. Оправив длинный плащ и надев перчатки, он пошел назад, к «Атласному Трону».

ГЛАВА 2

Вечером Лисил сдавал карты за карточным столом, украдкой поглядывая на Магьер, которая стояла за стойкой, наполняя кружки и то и дело обмениваясь парой слов с посетителями. Все выглядело так, как и много месяцев назад. «Морской лев» был не просто восстановлен — возрожден из пепла, и Лисил понимал, что должен быть вне себя от счастья.

После пожара уцелели только общая зала и кухонные очаги. Местный плотник, который неплохо помнил, как выглядела старая стойка, новую смастерил в точности такой, и сейчас она лоснилась, натертая до блеска. Новое здание таверны вышло и длиннее, и шире прежнего, и большой очаг сейчас размещался почти в центре общей залы. Посетители кружили вокруг него, а те, кому хотелось погреться, пристраивались с кружками поближе к огню.

Над очагом, как раз напротив стойки, висел меч. Как ни тер и ни скреб его Калеб, а клинок остался тусклым, кое-где почерневшим от жара. Лисил вначале подумывал отчистить его до блеска, но потом решил, что не стоит. Этот меч принадлежал Рашеду, вампиру, который благодаря уловке Магьер погиб в огне, когда сгорела дотла старая таверна. Магьер отыскала меч на пожарище и оставила у себя на память о том, что она и Лисил совершили на благо Миишки. Меч был вывешен в общей зале не как символ одержанной победы, а как память о тех, кто погиб и не должен быть забыт — Бренден, его сестра, жена Калеба Бетра и многие, многие другие. Меч Рашеда был символом того, что всем им довелось пережить и преодолеть дорогой ценой.

Жилые комнаты, которые располагались на втором этаже, стали заметно просторней. До пожара у Магьер и Лисила были отдельные спальни, а у Калеба и его пятилетней внучки Розы — одна спальня на двоих. Теперь Роза обзавелась собственной комнатой, и Лисил собственноручно побелил там стены. У ребенка обязательно должна быть своя, только ему одному принадлежащая комната.

Лисил окинул взглядом общую залу — новехонькие бревенчатые стены, видавшие виды столы и стулья. Их собирали со всего города, одни за плату, другие просто в подарок. Лисилу вдруг пришло в голову, что, если бы Рашед не поджег прежний «Морской лев», таверне и ее владельцам нипочем не видать бы таких перемен к лучшему. Полуэльф перевел взгляд на меч вампира, висящий над очагом.

— Похоже, мы должны быть тебе благодарны, — пробормотал он без тени насмешки, зато с изрядной порцией горечи. И снова принялся исподтишка наблюдать за Магьер.

Затяжная война с Рашедом и его «семейством» сильно изменила ее. С одной стороны, Магьер стала ближе, откровенней с Лисилом. Им довелось сражаться бок о бок, и одно это могло бы сблизить их еще больше, но в последнее время Магьер снова начала отдаляться. Она изредка улыбалась Лисилу, была с ним дружелюбна и ровна, как и подобает хорошим напарникам, но старалась держаться от него подальше. Этим вечером Лисил время от времени замечал, что Магьер, стоя за стойкой, не сводит с него напряженного взгляда своих темно-карих глаз. В такие минуты он неизменно притворялся, что ничего не замечает, — чтобы не спугнуть ее. Лисил не знал, как можно преодолеть эту вдруг возникшую между ними пропасть, — разве что понять, почему она возникла.

Сегодня в честь торжественного открытия таверны Магьер не стала заплетать в косу свои длинные черные волосы, и теперь они мягкими волнами ниспадали на ее полуобнаженные плечи. По такому случаю она надела синее платье, туго, хотя и без лишнего усердия зашнуровала корсаж. Всего третий раз в жизни Лисил видел свою напарницу в иной одежде, чем узкие штаны, сапоги и рубашка с длинным жилетом — не говоря уж о кожаном доспехе. Насколько он знал, кроме синего, у Магьер и не было других платьев. Выглядела она в нем так, что у Лисила захватывало дух. Он старался не слишком таращиться на Магьер — упаси небо, разозлится и решит никогда больше не надевать это платье! Обычно она одевалась, как воин, по-мужски, к поясу пристегивала саблю в ножнах, волосы стягивала кожаным ремешком в конский хвост на затылке. В таком виде она Лисилу тоже чрезвычайно нравилась. Магьер-воин была в его глазах не менее желанна, чем Магьер-женщина, но все же очень уж редко выпадал случай полюбоваться на нее в таком наряде.