Гордые и свободные - Джанет Дейли

Мужчина встал так, чтобы на него падал свет. Он был одет в черные брюки и сюртук, какие носят плантаторы. Мерцающее пламя свечей осветило его угловатое лицо и каштановые волосы.

– Я здесь живу, – просто ответил он.

– Живете?

Элайза не ожидала подобного ответа. Ей как-то не пришло в голову, что мужчина этот – Уилл Гордон.

– А вы, должно быть, новая учительница, мисс Элайза Холл.

– Да. – Мучительно сознавая, как она несолидно выглядит, и в то же время стараясь не показать своего смущения, Элайза поставила подсвечник. – Мне не говорили, что вы вернулись.

– Я только что прибыл.

В этот момент в комнату, как вихрь, ворвалась Темпл. Поверх ночной рубашки на ней был наскоро накинутый халат, распущенные длинные черные волосы рассыпались по плечам и по спине. Увидев отца, Темпл замерла на месте, лицо ее совершенно по-детски светилось от радости.

– Папа. Ты приехал, – счастливым голосом проговорила она.

– Ну да. – Отец окинул дочь любящим взором.

Она прижалась к отцу, поглядела на Элайзу и поразилась, увидев вместо чопорного узла на затылке рассыпавшиеся кудри, придававшие учительнице несколько безумный вид. То была настоящая Элайза Холл – полная чувства и энергии, а вовсе не бесцветная сухая менторша, каковой она изо всех сил старалась казаться.

– Когда ты услышал звуки пианино, ты решил, что это я играю? – лукаво глянула на отца Темпл.

– Я прекрасно знал, что это не могла быть ты. Ты обычно играешь совсем другую мелодию, – улыбнулся он в ответ.

Темпл расхохоталась.

– Скоро ты перестанешь так говорить. Мисс Холл дает мне уроки игры на фортепиано, так что я тоже буду играть как она.

– Будем надеяться. – Уилл Гордон скептически поднял бровь.

– Ваша дочь – способная ученица, – быстро проговорила учительница.

Уилл сразу почувствовал в этой высокой невзрачной девушке упрямую натуру и, подавив желание улыбнуться, церемонно кивнул.

– Рад это слышать, мисс Холл. Скажите, как себя чувствовал Пейтон Флетчер, когда вы его видели в последний раз?

– Он пребывал в добром здравии, – сухо ответила учительница.

– Взгляд его по-прежнему остер, а улыбка так же широка, как прежде?

– Именно так. – Элайза улыбнулась столь точному описанию спрингфилдского адвоката. – Он просил меня передать вам его наилучшие пожелания.

– Прошло много лет с тех пор, как мы с ним виделись. Я напишу ему завтра письмо. – Уилл посмотрел на Элайзу и улыбнулся. – Теперь, когда Пейтон Флетчер стал «джентльменом с зеленым портфелем», мне частенько требуется его совет.

Произнеся это деревенское прозвище для адвокатов, Уилл весело улыбнулся, однако Темпл разглядела на его лице следы усталости и напряжения.

– Ты устал после долгой дороги. – Темпл взяла отца за руку. – Ты ел?

– Мама готовит мне поесть.

– Пойду погляжу, готово ли.

Дочь прекрасно знала, что если Викторию позовет кто-нибудь из детей, все прочее будет немедленно забыто. Темпл никак не могла этого понять, и про себя не одобряла такое отношение к своему отцу.

Девушка вышла, и тут Элайза нарушила молчание:

– С вашего позволения, мистер Гордон, я удалюсь в свою комнату и оставлю вас, чтобы вы могли отдохнуть с дороги.

Не дожидаясь ответа, она последовала за Темпл. Оставшись в гостиной один, Уилл почувствовал, что тишина комнаты действует на него угнетающе. Ощущение покоя ушло. Уилл подошел к окну и стал смотреть в черную мглу. Одна из легенд чероки гласила, что черный цвет – это цвет запада, ибо там земля заглатывает солнце. Уилл отвернулся от окна и подошел к роялю, тронул клавишу и услышал тонкий звук, словно запел рожок.

Перед его мысленным взором вновь предстала эта новая учительница, Элайза Холл: вот она сидит за роялем, пальцы быстро порхают по клавишам, тело плавно раскачивается в такт, на лице – блаженство полного слияния с музыкой, в волосах отражается сияющее пламя свечей. На короткое мгновение Уилл перенесся в прошлое, времена тогда были не такие беспокойные. Вечер, Массачусетс, дом Пейтона Флетчера и его семейства. Мать Пейтона играла на рояле почти каждый вечер, аккомпанируя сыну, который обожал петь.

Как давно все это было. Как давно.

Уилл вздохнул и оглядел пустую комнату, потом направился к двери. Сегодня вечером ему не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Из холла донесся сдавленный кашель. Виктория, подумал Гордон, и сердце его тревожно сжалось. Подойдя к приемной, он увидел там жену – теперь это была лишь тень той женщины, на которой он женился восемнадцать лет назад.

Она улыбнулась, но и в улыбке осталась лишь малая доля былой теплоты.

– Твой ужин в столовой.

– Чудесные слова для слуха голодного мужчины, – сказал он и последовал за женой в столовую.

На дальнем конце стола стоял серебряный подсвечник с тремя свечами. Уилл прошел и сел на свое обычное место во главе стола. В комнату вошла Темпл, держа в руках графин.

– Не желаешь ли к ужину холодного сидра, папа? – спросила она.

– С удовольствием.

Уилл расстелил у себя на коленях большой носовой платок, а Темпл тем временем наполнила сидром его бокал и поставила графин на маленький столик.

– У тебя есть все, что нужно? – поднялась со стула Виктория.

Уилл взглянул на лежащие перед ним холодную свинину и кукурузные лепешки. Сияние свечей отбрасывало на лицо жены мягкий свет, в таком освещении она немного напоминала себя молодую.

– Посиди со мной.

Виктория покачала головой.

– Мне надо идти к маленькому Джону. Он весь вечер хныкал.

Уиллу вдруг захотелось напомнить, что он тоже имеет право на ее внимание, ведь он – ее муж. Ему так хотелось рассказать ей о собрании в Национальном Совете, о событиях в разных частях земли чероки, о последних бесчинствах джорджийских гвардейцев, о злодеяниях «клубов наездников». Но он знал, что жене все это безразлично. Поэтому Уилл сдержался.

– Тогда, конечно, иди к Джону.

Подчеркнуто спокойно он взял бокал с сидром и поднес его ко рту.

– Неужели ты не хочешь узнать о том, чем закончилось заседание в Национальном Совете, мама? – возмутилась за отца Темпл, когда Виктория направилась к выходу.

– К какому бы решению они ни пришли, я уверена – оно на благо нашего народа.

За уверенным тоном скрывалось полнейшее безразличие.

Темпл решительно села в кресло.

– Расскажи мне о собрании, папа. Мне так интересно, – попросила Темпл. Внутри себя она кипела от негодования и злости на мать.

Уилл изучающе смотрел на дочь; она уже не ребенок, а совсем взрослая девушка. Он давно догадался, что дочь видит и возникшую между супругами пустоту, и натянутость отношений. Темпл, как умела, старалась восполнить недостаток внимания к отцу, вот и сейчас она пыталась сгладить безразличие Виктории собственным жгучим интересом.