Слова Будды - Ф. Вудворд

(«Маджджхима-никая» I, 77–79)

10. Неудержимый страх и ужас

(Учитель описывает брахману свои первые переживания в упомянутой выше борьбе:)

«Тогда, о брахман, подумал я: "Предположим теперь, что в эти ночи, достойные внимания и заметные, в пятнадцатый и восьмой дни (лунного месяца), – предположим, я проведу их в лесном святилище, в святилище парка или рощи, в ужасных местах, где волосы встают дыбом, и сделаю эти святилища своим ночным приютом, чтобы мне можно было пережить самому весь этот неудержимый страх и ужас".

И вот, о брахман, на следующий раз, когда подошло время, я так и поступил и сделал эти святилища своим ночным приютом. Когда я находился там, случилось так, что ко мне подходил олень, или павлин бросал вниз ветку, или ветерок шевелил кучу опавших листьев. Тогда я думал: "А вот оно! Вот наступает этот неудержимый страх и ужас!" И тогда, о брахман, пришла мне на ум мысль: почему же я пребываю таким образом в постоянном страхе и опасении? Попробую я подчинить своей воле этот неудержимый страх и ужас, когда он приходил ко мне. Так я ходил взад и вперед, чтобы этот неудержимый страх и ужас пришел ко мне. И вот, не останавливаясь, не ложась, а просто шагая взад и вперед, я подчинил своей воле этот неудержимый страх и ужас.

И снова, когда я стоял спокойно, он пришел ко мне. Но я не шагал взад и вперед, не садился и не ложился, но просто стоял; так я подчинил его своей воле. И снова, когда я сидел, он пришел ко мне. Но я не встал, не стал ходить, не ложился, а так же сидел – и подчинил его своей воле. Потом он пришел ко мне, когда я лежал. Но я не сел, не встал, не ходил взад и вперед, а продолжал лежать; и лежа я подчинил этот неудержимый страх и ужас своей воле».

(«Маджджхима-никая» I, 20, I)

11. Еще более ужасная борьба

(Здесь он описывает свою дальнейшую борьбу за просветление джайну Саггаку, которого он называет его титулом.)

(а) Прекращение дыхания: «Тогда я сказал себе: „А что, если теперь, стиснув зубы и прижав язык к небу, я удержу и подчиню своей воле ум и таким образом разрушу его?“

И вот, Аггивессана, стиснув зубы и прижав язык к небу, я усилием воли старался удержать и подчинить ум, чтобы разрушить его. И когда я так боролся, о Аггивессана, от усилий пот полился у меня под мышками.

Подобно тому как если бы сильный человек схватил слабого за голову и плечи старался согнуть его, сдавить и сломать, – так точно боролся и я.

Таким образом, Аггивессана, моя энергия стала упорной и непрестанной. Так было установлено подлинно невозмутимое внимание; но тело мое содрогалось, оно не успокоилось при помощи этого средства, ибо я был подавлен напряжением своей болезненной борьбы. Но даже такие болезненные ощущения, как те, которые появились, не могли овладеть моим умом и подчинить его.

Тогда, о Аггивессана, я сказал себе: "А что, если теперь я буду практиковать сосредоточенность на подавлении дыхания?"

Соответственно я прекратил вдохи и выдохи через рот и ноздри. Затем, со сжатым ртом и закрытыми ноздрями, я услышал раскатистый шум в ушах – это уходили жизненные ветры. Подобным звуку мехов кузнеца, раздувавшего горн, – таким был раскатистый шум в ушах, вызванный жизненными токами, которые боролись за выдох, когда я закрыл рот и ноздри.

Тогда, о Аггивессана, моя энергия стала напряженной и неуклонной. Установилось подлинно невозмутимое внимание, однако мое тело все еще содрогалось; оно не было успокоено таким способом, потому что я был подавлен напряжением своей болезненной борьбы. Но даже и такие болезненные ощущения не могли овладеть моим умом и подчинить его.

Тогда, о Аггивессана, я сказал себе: "А что, если я буду и далее практиковать сосредоточенность на подавлении дыхания?" Соответственно я прекратил вдохи и выдохи через рот и ноздри и зажал уши.

Тогда подобно тому, как если бы сильный человек с остроконечным мечом рассек мозг противника, так и поток воздуха, которому были закрыты все выходы, со свистом прорвался в мой мозг. Тогда моя энергия стала напряженной... (как раньше)... Однако и такие возникшие болезненные ощущения не смогли овладеть моим умом и подчинить его.

Затем подумал я: "А что, если я буду еще дальше практиковать сосредоточенность на подавлении дыхания?" Так я закрыл все выходы для дыхания... Тогда у меня стала ужасно болеть голова. Подобно тому как если бы сильный человек стягивал мне голову крепким ремнем, точно так же свирепые боли пронизывали мою голову... Но даже и тогда, о Аггивессана, такие возникшие болезненные ощущения не смогли овладеть моим умом и подчинить его.

Тогда я подумал: "А что, если я буду и далее продолжать практику сосредоточения на подавлении дыхания?" И вот я закрыл все выходы для дыхания... Тогда подобно тому, как искусный мясник или его подмастерье острым ножом вспарывает брюхо быку, так и жестокие боли пронизывали мой живот... Но даже и тогда... они не смогли... подчинить мой ум.

Тогда я подумал: "А что, если я буду продолжать практику еще дальше?" И вот я закрыл все выходы... (как выше)... Тогда подобно тому, как два сильных человека схватили какого-то слабого человека, и каждый тянет его за руку и сует в яму с тлеющими углями, опаляя жаром, точно так же во мне вследствие закрытия всех выходов жжение проникло во все мое тело. Тогда, Аггивессана, моя энергия стала твердой и неуклонной, установилось невозмутимое внимание. Однако тело мое содрогалось; оно не было успокоено таким способом, потому что я был подавлен напряжением своей болезненной борьбы. Но даже и такие возникшие болезненные ощущения не смогли захватить ум и подчинить его.

В это мгновение некоторые дэвы, взиравшие на меня, воскликнули: "Отшельник Готама мертв!" Но другие дэвы сказали: "Отшельник Готама не мертв, но близок к концу!" А еще другие дэвы сказали: "Отшельник Готама не мертв, не приближается к концу. Отшельник Готама – арахант. Таков образ жизни араханта!"»

(б) Прекращение приема пищи: «После этого, Аггивессана, я подумал про себя: „А что, если я буду практиковать строгое воздержание от пищи?“

Тогда некоторые дэвы приблизились ко мне и сказали: "Не практикуй строгого воздержания от пищи, о благородный человек! Если ты все же будешь практиковать его, мы прольем на тебя сквозь поры тела небесную амриту, чтобы она поддержала тебя!"

Тогда подумал я: "Если я буду продолжать строгое воздержание от пищи и эти дэвы прольют на меня через поры тела небесную амриту, и я буду напитан этим, во мне будет обман". Поэтому я отверг предложение дэвов, сказав: "Да будет!"

Тогда, о Аггивессана, подумал я: "Что, если я буду питаться лишь малым количеством пищи, изредка какой-нибудь горстью ее, скажем, соком (разжеванных) бобов, или чечевицы, или вики, или гороха?"

Так я и сделал. Мое тело дошло до состояния крайнего истощения. Каждый сустав его вследствие истощения стал подобен спорышу или камышу. По той же причине ягодицы стали похожи на копыта буйвола; позвоночник вырисовывался подобно ряду узлов на камыше. Подобно тому как на разрушающемся доме то здесь, то там выступали балки, так вследствие истощения то здесь, то там выступали у меня ребра. Подобно тому как в очень глубоком колодце можно внизу, на большой глубине, увидеть мерцание воды, так и блеск моих глаз в глубине орбит казался потухшим из-за того же истощения. Подобно тому как горькая тыква, срезанная до созревания со стебля, сморщивается и высыхает от ветра и солнца, точно так же сама кожа у меня на голове сморщилась и усохла из-за недостатка пищи.

Тогда я сам говорил себе, о Аггивессана, следующие слова: "Коснусь кожи на животе", – а вместо того брался за позвоночник; говорил: "Коснусь позвоночника", – а вместо того касался кожи на животе; ибо так получилось, о Аггивессана, что они как бы прилипли друг к другу из-за того же истощения.

Тогда я сам, о Аггивессана, говоря себе: "Пойду отдохнуть", – спотыкался на ровном месте и падал из-за того же недостатка пищи. И когда я же говорил себе: "Успокою тело руками", – ударял руками свои члены, высохшие до самых корней волосы на теле сыпались с него вследствие истощения.

И видевшие меня говорили: "Отшельник Готама – чернокожий"; а некоторые говорили: "Нет, его кожа смугла"; а еще другие утверждали: "Нет, нет, не так: отшельник Готама не черен и не смугл; кожа отшельника Готамы желтоватого цвета". Так чрезвычайная чистота и ясность моего телосложения были разрушены тем же самым недостатком питания.

Тогда подумал я: "Поистине, все чувства, острые, болезненные, печальные и горькие, которые испытывали отшельники и брахманы, жившие в прошлые времена, – поистине, эти мои страдания далеко превосходят их все. И страдания, порожденные таким же образом в будущем, – поистине, эти мои страдания далеко превосходят их все. Те страдания, которые таким образом порождены ныне, – поистине, мои страдания превосходят их все. И все же на этом горестном и печальном пути я не достиг подлинного благородного превосходного знания и прозрения, которые превысили бы смертные возможности. Может быть, существует какой-то другой путь к мудрости?"»