Игра без козырей - Андрей Воронин

– Я пешком дойду, не беспокойся, телефон при мне.

В парке на набережной реки слонялось много праздной публики. Генерал шел не спеша, расстегнув плащ. Абсолютно пустой портфель он нес с достоинством, словно в нем хранились чрезвычайно важные документы. В пальцах Федор Филиппович разминал незажженную сигарету, убеждая себя в том, что этим он укрепляет силу воли. Генерал потихоньку высыпал табак из сигареты, при этом сердце его обливалось кровью. Он представлял себе сигаретный голубоватый дымок и то, как он глубоко затягивается. Сегодня Потапчук еще не выкурил ни одной сигареты. «Табака, который я высыпал, хватило бы уже на две затяжки. Дойду вон до той лавки, сигарету выпотрошу ровно наполовину и покурю. Не целую, половинку. Может, лучше спрятать половинку в портсигар и достать новенькую, размять, а половинку выкурить вечером?»

Пальцы Потапчука замерли. Он прикрыл конец сигареты, чтобы ни одна крупинка табака из нее больше не выскользнула, остановился, раскрыл портсигар и, держа его как молитвенник, вставил сигарету под резинку.

«Воздух-то какой! Кончатся последние хорошие денечки, а там начнутся дожди, дождливая осень, мрачная – такая, что жить не хочется. И, как обычно, осенью случается самая тяжелая работа», – Потапчук вздохнул и посмотрел на воду реки, по-осеннему голубую и яркую.

Если все лето, глядя на воду, ему хотелось искупаться, то теперь это желание исчезло, вода отталкивала. Не спеша Федор Филиппович добрел до скамейки и устроился на ней. Любимый портфель положил на колени. Мимо пробежала девочка лет девяти, ее увлекла за собой такса на длинном поводке. Девочка обернулась на неподвижно сидящего Потапчука. Генерал улыбнулся ребенку, и улыбка получилась не вымученная, а искренняя. Девочка, не останавливаясь, улыбнулась в ответ и помахала старику ладошкой.

– Пора на пенсию, – усмехнулся в седые усы генерал, доставая сигарету. Он все еще раздумывал, прикурить или нужно еще потерпеть. Он сжал фильтр губами, и тут раздался легкий щелчок, сопровождаемый металлическим звоном.

– Прикуривайте, – огонек бензиновой зажигалки плясал перед глазами генерала.

Знакомый голос. Федор Филиппович был уверен, что не слышал его уже лет пять. Он механически прижал портфель рукой к коленям и повернул голову. Рядом со скамейкой, широко расставив ноги, стоял хорошо одетый мужчина с короткой, аккуратно подстриженной бородкой. Мужчина улыбался немного виновато, понимая, что побеспокоил непростого человека.

– Вы что, не узнаете меня, Федор Филиппович?

– Чего ж, узнал, Семен Семенович.

– Раньше вы меня по имени-отчеству не называли.

– Ты же теперь солидный человек, щетину запустил, как у Хавьера Соланы. В бизнес ушел?

– Не совсем так, Федор Филиппович. Разрешите присесть?

– Разрешаю. Садись, Смирнов, – генерал забросил ногу за ногу, помолчал. – Я в случайные встречи не верю, – проговорил Потапчук. Майор Смирнов рассмеялся:

– Вы прежний, анализируете, высчитываете, под все базу подводите, или это тоже рудимент – бесполезная в сегодняшних обстоятельствах старая привычка? Вы не на пенсии?

– Я на пенсионера похож, раз по парку гуляю?

– Пенсионеры гуляют или с собаками, или с внуками, а вы с портфелем.

– Портфель ни о чем не говорит, – Потапчук снял с портфеля ладонь. – Может, я в него пустые бутылки собираю или в бизнес подался, как и ты.

– У вас глаза другие, с таким взглядом в бизнесе делать нечего.

– Это почему? – удивился генерал, – Вы человека, когда на него смотрите, догола раздеваете, как при обыске. Бизнесмены таких взглядов не любят.

– При обыске, – напомнил Федор Филиппович, – опись составляют, все содержимое кошелька переписывают. Бизнесмены тоже деньги в чужих кошельках считают.

– Э, нет, – повертел указательным пальцем майор Смирнов, – считать-то они считают, но никогда вопроса не задают, где деньги взял. И тем более не спрашивают, не краденые ли они.

– У тебя денег в кошельке не очень много.

– Согласен, денег никогда много не бывает. Но мне и моей семье хватает.

– Выследил ты меня, Семен Семенович?

– Признаться, да. Третий день тут гуляю, свежим воздухом дышу. А человек я, между прочим, занятой, времени свободного у меня мало.

– Что ж не позвонил? Телефон у меня не изменился.

– Боюсь, – честно признался майор, – да и не все я до конца понимаю. Я на вас смотрю, Федор Филиппович, и нутром чую, вы человек счастливый.

– Почему?

– Вы на своем месте находитесь, отсюда и счастье. А я хоть и больше вас получаю и одет получше, позволить многое себе могу, но счастья нет, потому что я не на своем месте оказался.

– Тебя никто в шею на улицу не гнал.

– Но никто и не удерживал, – в сердцах произнес Смирнов и хлопнул ладонью по колену. – Я не с обидой пришел, не с претензиями, хотя вы, Федор Филиппович, всего и не знали.

– Смотрю, Смирнов, счастье свое ты так и не отыскал.

– Не там я его искал.

– Счастье везде найти можно.

– Не в нем суть. Работу я себе нашел, как думал, неплохую. Работа – она, как любимая женщина, поначалу нравится…

– А потом начинаешь недостатки в ней отыскивать, – вставил Федор Филиппович.

– В моем случае по-другому произошло: я недостатки наперед видел, но думал, если я человек честный, то честным и останусь. А деньги – они субстанция сволочная, втягивают потихоньку. Один раз совестью поступился, второй, третий, а там, смотришь, и дороги назад уже нет.

– Ты, Смирнов, считаешь, что эту черту уже переступил?

– Не хочу переступать, потому и вас отыскал. Ушел я работать потому, что мне деньги нужны были, детей хотел поднять, чтобы жене немного полегче стало. И скажу вам, Федор Филиппович, честно, все это у меня получилось. Может, вы торопитесь, я вас задерживаю, не нужны вам мои проблемы?

– Нет, говори, Смирнов. Только самая большая проблема у меня сейчас – не закурить, а ты мне, сволочь, огонек поднес, – слово «сволочь» Потапчук произнес беззлобно, ничуть не обидев Смирнова.

– Хотел услужить.

– Рассказывай дальше.

– Я работу несколько раз менял, все не хотел в дерьмо вляпаться. Но всякая работа, связанная с большими деньгами, она дерьмо сама собой предполагает. Я этого раньше не понимал, сейчас наверняка знаю, что чем больше денег платят, тем больше дерьма за теми деньгами.

– Это все теории. А ты знаешь, Смирнов, я – генерал-практик. Тебе от меня, собственно, что нужно? Если душу излить хочешь, я не очень хороший помощник. Есть телефон доверия, в конце концов, можешь с квалифицированным психологом поговорить. А если знаешь о каком-нибудь преступлении, то говори напрямик.

– Федор Филиппович, не торопите, по порядку буду излагать. Три работы я поменял, меня заметили. Третью, теперешнюю, уже сами предложили, я ее не искал. Навели справки по предыдущим делам, выяснили, что я человек надежный, не краду, лишнего не болтаю.

– Кое-чему я тебя, Смирнов, все-таки научил.

– Да уж, спасибо, Федор Филиппович, научили неразумного. От денег отказаться ох как тяжело, особенно если тебе их заработать предлагают, а не за преступление.

– Преступление – оно тоже работа, и ты, Смирнов, это не хуже меня знаешь, ведь не одно дело вместе раскрыли.

– Да, Федор Филиппович, знаю. Год назад меня переманили. Если человек зарабатывал сто пятьдесят долларов, а ему предложили сто семьдесят, он уйдет с радостью, не задумываясь. А если человек зарабатывал пять тысяч долларов, а ему предложили пять двести, он даже пальцем не пошевелит, какие бы перспективы ему ни посулили.

– Ну, это дело понятное, – сказал Потапчук, поглядывая на сигарету, словно она уже тлела в его пальцах.

– Так вот, мне со ста пятидесяти долларов, конечно выражаясь фигурально, предложили пять тысяч.

Потапчук негромко присвистнул, постучал фильтром сигареты по портсигару:

– Хорошие деньги, выражаясь фигурально. В моем кошельке никогда столько не водилось.

– А у меня и поболее бывало, случалось, деньги чемоданами возил, чужие, конечно.

– Чемодан денег – вещь серьезная.

– Первое время я офис охранял, службу хорошо наладил, ко мне присматривались. Фирма продовольствием торговала, консервами, соками, конфетами, печеньем – тем, чем завалены киоски по всему городу. Вызвал меня как-то раз к себе босс, дверь в кабинет закрыл, подмигнул многозначительно и говорит: «Ты большие суммы денег спокойно воспринимаешь, руки не дрожат, ноги не подкашиваются?» – «Не знаю, – говорю, – я больше пяти тысяч в руках не держал». Он открывает шкаф, достает коробку из-под ксерокса, а там, хотите верьте, хотите нет, до самого верха в целлофане запечатанные пачки долларов полтинниками. «Фальшивые?» – спрашиваю. «Нет, – говорит, – самые настоящие». – «Почему не в сейфе держите?» А он смеется, говорит:

«В сейф ящики из-под ксерокса не влезают». Посмотрел он на меня, видит, руки не трясутся," пот на лбу не выступил. «Молодец, – сказал, – спокойно ты к деньгам относишься». При мне скотчем коробку заклеил. «Бери, – говорит, – коробку и отвезешь ее в Смоленск», – и адресок подает. Я смутился, говорю, мол, расписку дайте. «В чем? – улыбается. – Деньги же ты получил. В бизнесе только честному слову верить можно, расписки здесь не действуют. Сумма такая, что за нее голову оторвут и тебе, и мне. Так что вези коробку. Я тебе ее из рук в руки дал, и ты из рук в руки отдашь. И привет от меня передавай. Оттуда сразу позвонишь. Вот трубка», – и кладет мне в карман сотовый телефон. «Ребят, – говорю, – надо взять». – «Возьми с собой двоих, в туалет с коробкой не пойдешь, если приспичит? Бери машину в гараже и вези». Обомлел я, но виду не подаю, коробку взял, пришел в свой кабинетик с картонкой. Боюсь ее оставить, не знаю, куда деть – под стол засунуть, в шкаф спрятать? Намучился я, но привез. Всю ночь гнали, за рулем менялись. Деньги отдал, позвонил боссу, а он смеется, говорит: «Бери деньги, вези их назад в Москву». Вы меня, Федор Филиппович, еще одной вещи научили – никогда лишних вопросов не задавать. Удивился я, но снова виду не подал, взял коробку и повез в Москву. Босс меня встретил, разрезал упаковку у меня на глазах, вытащил две пачки, бросил на стол. Говорит: «Это тебе за труды». – «Какие труды, – говорю, – на машине в другой город туда и обратно слетать?» – «Волнение большое, – говорит босс. – Теперь я знаю, человек ты надежный». С тех пор я уже не офис охранял.