Плоды школы Верт - Таша Ульянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишённый сна со вчерашнего дня, старый распорядитель долго хлопал глазами, ещё дольше рылся в памяти и, наконец, выдал:
— Известны случаи: сто лет назад на кон было поставлено ожерелье против поцелуя болотной жабы, двадцатью годами позже ставками баронов были жена одного и породистый конь другого…
Общество зашумело на распорядителя — после болотной жабы и так всё было понятно.
Берберис еле сдерживался, чтобы не выдать внутреннюю дрожь. Вчера он допустил ошибку, засыпав Боровинку комплиментами. Герцогиня потребляла восхищения дозированными порциями изо дня в день и выработала к ним привыкание. Брошенный вызов — другое дело.
Еле заметный кивок головы подтвердил как согласие Боровинки, так и предположение графа.
Весь зал единой минутой сконцентрировался вокруг одного стола. Ближайшим зрителям пришлось взять на себя роль плотины, сдерживающей напор любопытства.
Для подобного случая была вскрыта новая колода. Карты засвистели над столом. Берберис мельком взглянул на свой расклад: три валета. Судя по подёргиванию губ герцогини ей тоже выпала сильная карта.
Чтобы проиграть наверняка, Берберис обменял одного из валетов. Ему пришла бесполезная шестёрка пик.
— Вскрывайте карты!
На руках Боровинки лежали две восьмёрки и десятки. И этот расклад обрадовал Боровинку? Хорошо, что Берберис вовремя скинул лишнего валета.
— Победа герцогини!
Зал разразился благочестивым «Ах!» и редкими аплодисментами. С торопливой алчностью Боровинка сгребала к себе ставку, словно жадный ребёнок горстку конфет.
Берберис отсыпал половину оставшихся денег:
— Ставлю против вашей нежной улыбки!
Новая волна пересудов прокатилась по залу эхом и улеглась с согласием Боровинки.
На этот раз Берберису пришла слабая карта, однако и герцогиня терзалась. Предыдущие соперники гораздо осторожнее проявляли эмоции.
Прикинув варианты, граф сдал единственную карту, которая могла бы стать частью более-менее удачной комбинации.
— Победа герцогини!
Это было неожиданно, но Боровинка даже взвизгнула, подтягивая выигрыш к себе. Аплодисменты посыпались дробью. Послышалось требование открыть окно, но слуги тоже были увлечены игрой.
Граф вытряхнул свой кошелёк до последней монетки:
— Ставлю против вашего нежного поцелуя!
Тут что-то случилось даже не с воздухом, а с сами пространством — некий раскол. В спину графу будто полетели розы и мечи; чья-то тёплая рука опустилась на плечо, знакомый голос прошептал:
— Дружище, одумайтесь!
Резкий поворот туловищем — и чужое участие покинуло графа.
— Так странно, — голос герцогини остановил раскол пространства. — Я, пожалуй, согласна.
Карты заметались в колоде. Берберис оценил свой расклад — самый плохой за этим столом. А Боровинка явно довольна: губы тянутся в улыбке, серебряные искорки прыгают в глазах. Берберис отдал семёрку треф и получил червовую девятку. Теперь он мог продемонстрировать слабый «стрит».
Боровинка с победоносным видом выкладывала свои карты по очереди: шестёрка бубен, десятка червей, дама и туз бубен, после чего потянулась за горстью монет.
— Позвольте, герцогиня! Но победил граф…
Слова застопорили движение рук и ресниц Боровинки. Герцогиня нахмурилась на говорившего:
— Что за ерунда?! Мои карты все одинакового красного цвета, — она наверняка имела в виду масть.
— Тем не менее, в них нет никакой последовательности. Победа графа.
Челюсть герцогини сползала всё ниже по мере принятия реальности. Она кинулась искать взглядом поддержки у окружающих, но на лице каждого явственно читалось: «священный карточный долг».
Волнение графа выдавал лишь румянец его щёк: он старался внешне принять победу с тем же равнодушием, с каким вставляют цветок в петлицу. Щёки же герцогини не просто покраснели — они стали пунцовыми. Впервые её кожу видели в цвете отличимом от белого.
Берберис невольно подметил, что благодарить за это следовало слой пудры, как герцогиня подскочила и завизжала:
— Вы жульничали?! Скажите, что жульничали! Ах, у меня кружится голова… Мне нужно уйти.
Сердобольные руки подхватили герцогиню и повели через зал к выходу. Ошарашенный граф, вскакивая вслед за Боровинкой, случайно опрокинул стул. Он вновь единой секундой упустил инициативу.
Глава 11
Знакомая тёплая ладонь покрыла его плечо.
— Что за хитрец! Так долго скрывать от меня умение наживать врагов!
Шипек подтолкнул Бербериса в дальний угол к накрытым столам. Несколько друзей виконта заняли круговую оборонительную позицию, грозным видом отбивая желание у присутствующих подойти и подкрепиться именно из этих блюд.
Виконт взял яблоко, ловко пожонглировал им, прежде чем откусить. Возможно, он считал, что кульбиты добавят фрукту сладости.
— Тот же сорт, — сделал неожиданный вывод виконт, — вы приносили в лазарет. Помните? Грипп в позапрошлом году унёс жизни нескольких учеников. Достаточно было случайно чихнуть, чтобы окружающие шарахнулись в стороны. А вы передавали больным гостинцы и записки. Ещё тогда я поразился человеку, не страшащемуся смертельной болезни, но опасающемуся, что кто-то заметит потёртость на его туфлях.
Да, Берберис выполнял поручения одноклассников, озабоченных состоянием своих заболевших приятелей, однако не предполагал, что его поступок может быть воспринят кем-то как проявление бесстрашия.
Какая теперь разница? Герцогиня прилюдно обвинила графа в жульничестве. Она была сильно расстроена — не совсем те чувства, которые Берберис намеревался пробудить в девичьем сердце: азарт борьбы и пламя страсти.
Нежный шорох платья вторгся в его раздумья. Череша бесстрашно миновала кордон, состоящий из друзей виконта и любопытства окружающих, ради возможности поговорить с Берберисом.
— Вы сегодня прелестны, госпожа, — Шипек совершил навстречу девушке поклон, изящество которого можно было ставить на пьедестал галантности, после чего отошёл на пару метров.
— Леди, — приветствие графа отдавало холодной вежливостью.
Череша тяжело вздохнула, её платье натянулось на полной груди:
— Я это заслужила. Моё вчерашнее поведение не имеет оправдания. Но, граф, сегодня вы пересекли черту! Что за коварство принуждать девушку к поцелую?!
Она ревновала. Берберис почувствовал досаду — очередная мишура считала себя вправе укорять его. Хотя если присмотреться (а Берберис доселе особо не приглядывался к дочери торговца) на лице Череши не было ни грамма косметики: кожа отливала здоровым блеском, а ресницы — природной чернотой; её платье шуршало новизной. Череша была искренняя в чувствах и словах, следовательно, тоже являлась настоящей, однако оставалась безразлична графу. Выходило, что его теория о причинах помешательства на герцогине ошибочна, и Берберис опечалился ещё сильнее.
— Но я здесь не ради ссоры, — не ведая об истинной причине уныния графа, Череша скрасила свои губы миролюбивой улыбкой. — Моё намерение, как и прежде — достучаться до вашего благоразумия. Я честно пыталась смотреть на герцогиню сквозь розовые стёкла: титул, небесная безмятежность облика. Однако стоит провести с Боровинкой всего один час в классе и иллюзия безвозвратно рушится. Она до сих пор считает по пальцам и только до двадцати! Её титул — единственная причина снисхождения со стороны учителей. Боровинку
