Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века - Александр Иванович Борозняк

Обновление идейно-политических установок исторической науки, пересмотр ее косных традиций являлись необходимым компонентом демократического переустройства Германии. Такого обновления, однако, не произошло. Следствием краха Третьего рейха была идейно-политическая дезориентация, коснувшаяся представителей всех поколений. Об этом говорил, выступая перед студентами Тюбингенского университета, профессор Рудольф Штадельман: «Мы сбились с дороги в темном лесу… Мы ввязались в неведомую авантюру, потому что мы не могли себе представить, как все это будет развиваться»[75].

Летом 1947 г. еженедельник «Die Zeit» констатировал, что тогдашнюю социально-психологическую ситуацию определяло «вытеснение прошлого из коллективной памяти», осуществлявшееся под девизом: «Мне не к чему знать обо всем этом, у меня совсем иные заботы»[76]. Публицист Герд Телленбах констатировал: «Тот, кто называет немцев соучастниками массовых преступлений, должен рассчитывать на то, что его никто не услышит»[77]. Альфред Вебер с тревогой писал: «Воспримет ли основная часть молодежи (если мы отвлечемся от нескольких славных имен борцов и жертв) существовавший террористический режим как позор, разрушавший ее собственное достоинство? Этого я не знаю»[78].

Начинавшаяся холодная война превратила в непримиримых противников бывших союзников по антигитлеровской коалиции, а представителей прежней немецкой элиты — в потенциальных единомышленников и помощников правительств и оккупационных властей западных держав, обозначивших своею стратегической задачей противодействие Советскому Союзу. Желанного «расчета с прошлым» в Германии не произошло. «Немцы, — утверждал будущий нобелевский лауреат Генрих Бёлль, — все еще как бы и не проиграли войну, — то, что сейчас называют “поражением”, “крахом”, так и не дошло до их сознания и не было распознано как исторический шанс»[79].

Советская военная администрация в Германии и Социалистическая единая партия Германии были твердо убеждены в том, что ликвидация господства крупных капиталистов и юнкеров может служить единственной гарантией мирного, антифашистского развития страны и Европы. Именно поэтому в 1945–1947 гг. в советской оккупационной зоне была проведена радикальная аграрная реформа, предприятия, принадлежавшие нацистским преступникам, перешли в общественную собственность, предпринимались серьезные шаги в антифашистском обновлении духовной и культурной жизни.

Жестко и целеустремленно проводилась денацификация, острие которой направлялось против функционеров гитлеровской партии и представителей прежних правящих кругов. Продолжалось судебное преследование фашистских преступников, на Востоке Германии только в 1945–1946 гг. было осуждено более 18 тысяч активных нацистов и 520 тысяч удалено из административного аппарата[80]. Больше 100 тысяч бывших нацистов было интернировано советскими властями и сосредоточено в спецлагерях НКВД, в том числе и созданных на уже имевшейся «базе» нацистских тюрем и концлагерей[81].

В Восточной Германии сформировалась новая правящая элита, и ее представители с гордостью говорили, что у власти в ГДР находятся антифашисты. Это соответствовало действительности и признавалось реалистически мыслящими западногерманскими историками и публицистами. По словам Петера Бендера, «в Бонне, среди канцлеров и министров только единицы принадлежали к участникам Сопротивления, жертвам нацизма или эмигрантам, но они составляли большинство в руководящих кругах Восточного Берлина»[82].

Начиная с 1946 г. в Восточной Германии самое широкое распространение получила книга Александра Абуша (1902–1982) «Ложный путь одной нации»[83]. Ее автор, коммунист, в веймарские годы один из редакторов газеты «Die Rote Fahne», написал свою работу в эмиграции в Мексике. «Для того чтобы знать, куда должна идти Германия, — был убежден автор, — надо выяснить, откуда возникла Германия Гитлера… На каких поворотных пунктах германская история вступала на путь того рокового развития, которое привело к установлению на немецкой земле нацистского варварства или по меньшей мере облегчило его приход?»[84].

Публикацию Абуша объединяет с трудами Майнеке и Когона попытка обнажить идеологические корни национал-социализма, безоговорочное осуждение прусских юнкерско-милитаристских традиций, стремление внести вклад в воспитание немецкого народа в духе гуманизма и национальной ответственности.

Выходя за рамки стандартных марксистских определений, не ограничиваясь фразами о «взбесившемся германском империализме», Абуш следующим образом характеризовал цели Гитлера и его партии: «Навсегда истребить… не только любое прогрессивное движение, но и самый дух общественного прогресса»[85]. И поскольку, утверждал Абуш, немцы несут прямую «ответственность за свою собственную историю и за ее развитие по ложному пути», «человечество не может избавить немецкий народ от терзаний всеми мыслимыми угрызениями собственной совести. И первое, что должен сделать немецкий народ, — это осознать всю правду: правду о вчерашнем дне и правду о нынешнем дне»[86]. Автор полагал принципиально неверным считать, что граждане Германии были «ничего не подозревавшими, застигнутыми врасплох жертвами». Заключение такого рода «исторически неверно и может сослужить лишь плохую службу самому немецкому народу, если он действительно хочет научиться мыслить и действовать как зрелый народ, сознающий свою демократическую ответственность»[87]. Чувства вины и ответственности, подчеркивал Абуш, непременно должны распространяться на противников нацизма, которые не сумели объединить свои силы и «не поднялись до своей высокой национальной миссии», что привело к тому, что германский народ «оказался не способен ни предотвратить гитлеровскую войну, ни добиться ее быстрого окончания»[88].

Гарантией против возрождения национал-социализма могут стать «только дела самих немцев», только способность нации «быть безжалостной к самой себе, пересмотреть свою историю, чтобы изгнать из своего настоящего все то мрачное, что, словно кошмар, душило любой свободный порыв былых поколений… Стремление свершить коренным образом новое — такова самая мощная движущая сила перевоспитания немецкого народа, его внутреннего преобразования»[89].

В работах историков ФРГ труд Абуша, если и упоминался, то походя объявлялся орудием пропаганды. Серьезный анализ книги осуществлен только в 2002 г. ученым нового поколения Эдгаром Вольфрумом, который считает, что произведение Абуша фактически явилось марксистским аналогом работы Фридриха Майнеке[90].

Летом 1945 г. на территории советской оккупационной зоны, как и во всех других частях Германии, были образованы Комитеты жертв фашизма, в состав которых вошли бывшие узники концлагерей и участники подполья: коммунисты, социал-демократы, деятели военной и церковной оппозиции, представители еврейских общин. Берлинский Комитет жертв фашизма в начале августа 1945 г. выступил с инициативой проведения общегородского митинга в годовщину гибели Эрнста Тельмана, Рудольфа Брейтшейда и участников заговора 20 июля. Магистрат Большого Берлина объявил воскресенье 9 сентября 1945 г. Днем жертв фашизма. Примеру Берлина последовали другие города Западной и Восточной Германии. Традиция антифашистских митингов была продолжена осенью 1946 и 1947 г.[91]

22-23 февраля 1947 г. на зональной конференции, в Берлине было основано Объединение лиц, преследовавшихся при нацизме (ОЛПН). Первым председателем был избран Оттомар Гешке, вторым