Принеси мне их сердца - Сара Вулф

временем. Сосуд Крава из морского стекла с гравировкой из виноградных лоз. Его сердце чуть больше и бьется очень быстро, как будто с усилием. Возможно, из-за того, что Крав бежит. Предложу ему утром тренировочный бой длиннее обычного. Ему понравится такое извинение.

Мое сердце – в середине. Елизера – или коротко Зера – фамилии не помню, вторая Бессердечная ведьмы Ноктюрны. Шестнадцатилетняя на момент смерти. Мое сердце, самое большое из трех, покоится на дне резного красного сосуда. В книгах пишут, что ведьмы изготавливают сосуды своими руками, хотя некоторые предпочитают мешочки или ящички. В этом ремесле они практикуются с юности, по мере взросления становясь все искуснее. Изделия Ноктюрны – от простого сосуда Пелигли до элегантной емкости Крава – демонстрируют рост ее мастерства. Сколько еще сосудов будут лежать здесь бок о бок десять или двадцать лет спустя? Я молюсь всем богам, чтобы к тому времени моего сердца здесь не было. Слишком страшно увидеть сосуд, выполненный искусней, чем сосуд Крава.

В этот миг дверь наверху шаткой лестницы со скрипом отворяется, и луч света скользит по моему лицу.

– Зера? – спрашивает Ноктюрна. – Не могла бы ты подняться на минутку?

– Возможно, – протягиваю я. – Или я могла бы остаться здесь и не утруждать себя домашними хлопотами.

Ведьма смеется.

– Отпугивать наемников вряд ли так уж хлопотно для тебя.

– Ты права. Это пустяки. Но этот пустячный геморрой – в моей заднице.

– Никаких наемников, обещаю.

– Речь об охотнике, не так ли? – вздыхаю я. – Охотников намного сложнее отвадить. И все они рассказывают байки о голодных детях, которых надо кормить. Вспомни, как ты согласилась отдать одному кабана, а тот охотник в итоге почти прострелил тебе голову за то, что ты «язычница»…

– И никаких охотников, – мягко прерывает она. – Просто беседа, с глазу на глаз.

Пока я со вздохом поднимаюсь по лестнице, в животе все скручивается. Я всегда нервничаю, оказываясь возле ее комнаты: есть нечто в этом запахе – лилии и сандаловое дерево, – что выводит меня из равновесия. А может, дело в сочащейся оттуда магии; воздух из-за нее настолько густой, что кажется, будто я вдыхаю туман.

Я толкаю дверь, и мои глаза пытаются привыкнуть к тысячам стеклянных цветов, освещающих комнату. Любимое занятие Ноктюрны – создавать растения из стекла. Десятками они расставлены в вазах, корзинах, некоторые просто парят в воздухе. Нежные, в мельчайших деталях воссозданные орхидеи и розы поблескивают прозрачными лепестками, отражающими и преломляющими свет свечей тысячами ослепительных бриллиантовых бликов. Есть цветы, чьи названия мне неизвестны, некоторые сияют собственным светом, другие закручены причудливым образом. Есть те, что дышат, словно живые, усыпая деревянный пол кристальной пыльцой, точно снегом. Я видела, как она использовала их, чтобы «видеть»: порой цветы показывают картинки некоторых частей леса. Подозреваю, они как-то связаны с прячущими нас деревьями, однако это лишь моя магическая теория.

Ноктюрна восседает посреди цветов на простом деревянном стуле. Комната абсолютно пуста, не считая кристальных творений, – здесь нет ни кровати, ни шкафа, ни даже стола. Когда Ноктюрна не пребывает в облике вороны, то производит сильное впечатление: полная грудь, едва не рвущая обтягивающее белое платье, широкий стан и крепкие руки. Она настолько высокая, что в дверных проемах ей приходится пригибаться, и, хотя ей ничего не стоит изменить их высоту с помощью магии, она этого не делает. По спине ведьмы струится копна рыжевато-каштановых волос, всегда блестящих и вьющихся на концах. У нее чувственные губы, а на приятном круглом лице сверкают глаза цвета лесного ореха, чей взгляд острее лисьего и полон диких тайн.

Она встает со стула и будто скользит. Плавность ее движений завораживает меня сильнее всего – порой кажется, что ноги Ноктюрны не касаются земли. Если Бессердечные еще могут сойти за людей, то любой, кто посмотрит на нее, тут же поймет, что она вовсе не человек. Ноктюрна родилась ведьмой и воспринимала необходимость создания Бессердечных как нечто столь же естественное, что и дыхание. И она, безусловно, не худшая из них; я прочла достаточно, чтобы знать: Ноктюрна обращает лишь детей, которых убили слишком рано, детей, заслуживающих еще один шанс на жизнь. Есть – а точнее, были – в истории некоторые просто замечательные ведьмы, которые обращали людей лишь для того, чтобы посмотреть на их страдания. Некоторые даже делали это ради статуса. И только очень могущественные ведьмы могут удерживать нескольких Бессердечных одновременно: чем их больше, тем могущественней ты выглядишь. Большинство подобных ведьм погибли в Пасмурной войне. Оставшиеся обращают Бессердечных куда реже и действуют осторожнее.

– Есть новости, Зера, которыми мы должны поделиться с тобой, – начинает Ноктюрна. В этот момент я замечаю двух белых ворон, сидящих на подоконнике в дальнем углу. – Если вы не против, друзья…

Вороны начинают светиться и слетают на пол. Сияние движется, формируя два человеческих силуэта, и тут же меркнет. Перед нами оказываются двое: бледный лысый мужчина в безукоризненно сидящем золоченом костюме и женщина с короткими ярко-голубыми волосами в струящемся прозрачном платье, едва ли скрывающем ее черную как ночь кожу. Оба настолько высокие – хотя и ниже Ноктюрны – и настолько жуткие, что у меня по коже бегут мурашки от силы, исходящей от них.

– Зера, это Пламеней, – Ноктюрна указывает на мужчину, который сдержанно кивает, – и Мореш. Они прибыли ради тебя.

– Ради моей скромной персоны? – нервно переспрашиваю я. – А у меня даже чая нет, чтобы вам предложить.

– Молчать. – Пламеней делает шаг вперед, буравя меня взглядом. – Ты будешь слушать, а не говорить.

Ну прекрасно. Один из этих мужланов. Мореш шикает на него.

– Полно тебе, веди себя прилично. – Она поворачивается ко мне. – Я извиняюсь за него. Он немного… старомоден, когда дело касается общения с Бессердечными.

– Мы не можем терять время, – обрывает он, – на сюсюканье с нашими зверушками. Она нужна нам в Ветрисе прямо сейчас. Весеннее Приветствие…

– Через четыре дня, – мягко прерывает его Ноктюрна. – Мы вполне успеваем просветить ее насчет того, что происходит. От растерянной Бессердечной толку мало.

Пламеней открывает рот, чтобы возразить, но тут же его закрывает.

– Отлично. Тогда ты и объясняй. Только быстро. Карета ждет, а люди славятся своей нетерпеливостью.

– Ветрис? Карета? Весеннее Приветствие? – начинаю я. – Он всегда несет чепуху или сегодня вечером особый случай?

Пламеней сверлит меня взглядом, который, как я понимаю, должен казаться крайне устрашающим, однако в реальности маг выглядит так, будто страдает запором. Мореш наклоняется, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с моими, но ее искрящийся беззаботный взгляд ничуть не вяжется с серьезностью следующих