Лариса Мондрус - Савченко

Слушая радио и увлекаясь Гленом Миллером, Кушкис разработал на кларнете мелодический, экспрессивно напряженный звук с широкой скрипичной вибрацией.

Шварц вспоминал:

- С приемника Кушкис по слуху записал подлинные партитуры всех главных произведений Глена Миллера, которые в период 1957-1961 годов стали фундаментом репертуара Рижского эстрадного оркестра. Нигде в Союзе я тогда не слышал кларнетиста с таким звуком, и ни один из советских оркестров, кроме рижского (РЭО), не исполнял подлинных аранжировок американских биг-бэндов. Конечно, по своим возможностям оркестр Людвиковского в Москве или танцевальный биг-бэнд Вайнштейна в Ленинграде значительно превосходили нас, но сравнимого кристалл-хоруса не было и у них. Скорее всего эти коллективы относились к другому направлению.

Однако наш рассказ пока не о РЭО, а о Рижском эстрадном секстете. Его руководителем назначили Э. Шварца, но душой ансамбля был Р. Паулс как неподражаемый пианист-виртуоз. На этой почве у двух талантливых музыкантов возникло некое взаимоохлаждение, может быть, обострилось чувство профессиональной ревности друг к другу. Вероятно, Паулс предполагал, что функции руководителя, доставшиеся Шварцу, мог без труда реализовать он сам. Беда заключалась лишь в том, что и Кушкис, и Абелскалнс, и Славетскис, и сам Паулс хронически болели известной болезнью - проще выражаясь, много поддавали. На репетициях, проводившихся днем, и работе на радио это особенно не отражалось - тогда все приходили трезвые, полные энтузиазма, что называется, "держались". Но когда наступал вечер, ни за что ручаться было нельзя. Рижский эстрадный секстет на свою голову приобрел в городе большую популярность, к концу недели ребята шли нарасхват в любом ДК. Музыканты резко взвинтили свою цену, но отбоя от заказов не наблюдалось. Веселое музицирование на танцах перемежалось в перерывах с выпивкой, так что к концу работы почти весь состав секстета приходил в изрядное умственное помутнение. Хорошо набравшись, Паулс, ничего не объясняя, буром шел на Шварца. До драки дело ни разу не доходило - ребята сдерживали ретивого пианиста, но озлобление он демонстрировал великое. На следующий день Паулс, разумеется, ничего не помнил, вел себя внешне дружелюбно. В крайнем случае, заметив вопросительный взгляд Шварца, отшучивался: "Ах, вчера я там слишком поддал..." Тем не менее подспудная фрейдовская напряженность в отношениях между приятелями не исчезала.

В 1956 году Прибалтику еще не опутала сеть передатчиков-глушителей, и можно было регулярно ловить "Голос Америки" и другие вражеские голоса. Так, в октябре рижане узнали о происшедшем в Венгрии восстании, безжалостно подавленном советскими танками. Когда музыканты секстета собрались на репетицию, Паулс, хотя и с бодуна, но совершенно серьезно произнес: "Если бы у нас случилось нечто подобное, будь у меня "калашников", я бы их всех смел с лица земли". Имелись в виду "русские завоеватели", как их называли латыши.

Рижский эстрадный секстет работал на радио сдельно - получали монету в зависимости от того, сколько делали фондовых записей. Шварцу, Кушкису и Паулсу оплачивали еще и оркестровки. Для студентов 3-4-го курсов получался неплохой заработок. Паулс все больше увлекался сочинением легких песенок, и эта работа ему тоже засчитывалась.

Некоторые перемены в репертуарной политике произошли и в Латвийской филармонии, хотя ее возглавлял кондовый большевик Филипс Осипович Швейник. Это был латышский еврей, любивший постоянно напоминать окружающим, что "самые настоящие коммунисты - это евреи". С ним никто и не спорил. Его кабинет был всегда полон лизоблюдов, перед которыми он с удовольствием разыгрывал роль этакого честного, неподкупного хозяина - оплота справедливости. Ему звонили из ЦК республики, просили билеты на какое-то представление, а он отвечал в трубку: "Ишь чего захотели - на эстраду! А вот вы пожалуйте на Когана, на симфонический концерт..." Он бравировал своей якобы независимостью. Но перед Москвой, конечно, прогибался. Из Рижской филармонии он сделал показушную организацию, так что Фурцева его выделяла, а один из замов министра культуры, Кухарский, каждое лето отдыхал на взморье.

Чуткое ухо Филиппа Осиповича, неустанно пекшегося и о финансовом благополучии, уловило новые веяния из Москвы. В начале 1957 года в филармонии приняли решение о создании Рижского эстрадного оркестра (РЭО). Важный исторический момент в культурной жизни Латвии. Худруком и дирижером пригласили Рингольдса Оре - того самого, что возглавлял ранее студенческий биг-бэнд, а после окончания консерватории работал звукооператором на радио и помогал секстету Шварца делать фондовые записи. На место пианиста позвали Раймонда Паулса. Тот поставил условие: "В оркестр пойду только со всем секстетом". Швейник не возражал. Зачем нужна головная боль с поиском хороших оркестрантов, когда налицо ансамбль первоклассных артистов? Музыканты оговорили себе еще ряд условий. Две композиции в программе РЭО секстет будет исполнять отдельно (солисты впереди), за что полагалась дополнительная прибавка к зарплате. Эта льгота сохранялась за секстетом несколько лет. По существу, узаконивалось существование оркестра в оркестре. Особой привилегией на первых порах считалось то, что музыканты секстета даже не являлись на обязательные репетиции РЭО. Рингольдс Оре зарекомендовал себя неплохим музыкантом, но в руководители ансамбля абсолютно не годился: был пассивен, вял, страдал алкогольным синдромом. Принес для порядка две оркестровки, которые ребята тут же выучили, и больше профессионального рвения не проявлял. Оркестр же нуждался в доукомплектации, не хватала трубача, других музыкантов. Не было полного репертуара, антуража, солистов-вокалистов.

Почти целый год музыканты РЭО получали зарплату практически ни за что. Секстет Шварца между тем продолжал записывать свою музыку на радио и активно участвовал в разных халтурах. Четверке из секстета (без гитары и виброфона) музыкальная редакция предложила делать раз в неделю передачу "Полчаса в ритме джаза", где ребята играли "живьем", и вообще впервые на Латвийском радио было произнесено запретное слово "джаз".

В конце концов в филармонии очнулись от летаргического сна и серьезно взялись за Рижский эстрадный оркестр. Директором ансамбля назначили опытного администратора и хозяйственника Якова Штукмейстера. Ему удалось сделать многое, если не все: укомплектовать полностью состав, изготовить на всех музыкантов костюмы, пригласить приличных вокалистов - Айно Балыню, Эдгара Звее, Валентину Бутане.

Создание Рижского эстрадного оркестра отражало, по идее, давно назревшие перемены и совпало по времени с периодом, когда в Латвии, по примеру соседней Эстонии, вся идеология строилась на усилении роли национального самопроявления. Хотя позже эта тенденция всячески притушевывалась, нивелировалась.

Весной 1958 года в Москве открывался III Всесоюзный конкурс артистов эстрады. На заседании худсовета Рижского эстрадного оркестра министр культуры республики Калниньш предложил, чтобы квартет из состава РЭО (Э. Шварц, Р. Паулс, Г. Коршка, Г. Брандо, все с консерваторским образованием, профессионально подкованные) и певица А. Балыня приняли в нем участие и тем самым внесли посильную лепту и продемонстрировали московской публике (да и властям) эту самую национальную индивидуальность Латвии. Разумеется, этих слов министр вслух не произнес, но именно так его и поняли.

Программу ансамбля составили таким образом, что из четырех композиций, предназначенных для показа, три представляли собой произведения латышских композиторов (Р. Паулс, Д. Жилинскис), а последняя - "Мунлайт серенейд" Глена Миллера - планировалась как "бисовка", на случай обвального успеха. Но и латышские вещи были гармонизированы тоже по-джазовому.

Айно Балыня для выступления в номинации "солисты-вокалисты" подготовила программы из трех песен: латышской, эстонской и советско-русской, а на десерт - тоже американскую вещь, из репертуара Эллы Фицджеральд.

В Москве, после проведенного в 1957 году Всемирного фестиваля молодежи и студентов, когда идеологический климат по-весеннему потеплел, тоже пытались возродить джаз. Надо было пустить пыль в глаза всему миру и показать, что у нас имеются не только лагеря, но и есть современная музыка, присутствует европейский шарм. Одним из энтузиастов нового "старого" направления в музыке выступил Юрий Саульский, собравший коллектив, который стал потом ядром оркестра В. Людвиковского при Всесоюзном радио. Но тогда ансамбль Саульского долго на плаву не продержался, его обвинили в "стиляжничестве" и явном подражании Западу. Да и на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады эти музыканты не выступали. Так что соперников у рижского квартета вроде не предвиделось, азиатские же ансамбли с их доморощенными мелодиями пустынь и арыков в потенциальных конкурентах вообще не значились.