Ребята с нашего двора - Эдуард Шим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первая глава. История о подозрительном черном камешке, о недоставленной телеграмме, о шофере такси, стюардессе и других людях, а также об одном высказывании знаменитого физика Альберта Эйнштейна
1
— Сережка, ты куда телеграфное извещение подевал?
— Сунул Озерову под дверь, — сказал Сережка. — А чего?
— Могло оно потеряться?
— Исключено.
— А мог Озеров его не заметить?
— И это исключено.
— Тогда я ничего не понимаю… — Вера крутанулась на пятках и побежала прямо по газону к скамейке, где виднелись согнутые спины двух шахматистов.
На дворе было немноголюдно — тянулись самые спокойные, самые тихие часы. Обеденное время. Пустовала волейбольная площадка, пустовали дорожки; на низеньких детских качелях, на теплой от солнца доске, развалился бродячий кот, щуря стеклянные глаза. Мимо кустов ползла, скребя щетками, оранжевая машина-поливалка, раздувала пенные усы, но никто не бежал с воплями за этой машиной, никто не увертывался от водяных струй. «Митя-а, домой!» — изредка слышался с верхнего этажа однообразный клич. Но ответа ему не было.
Часика через два, поближе к вечеру, двор оживет. Зашумит, запестреет народом; бабушки и мамы выкатят шеренги колясок, забухает мяч на площадке. Собаки, большие и малые, поскачут по плешивой травке. И кто-то, первый из удальцов, кувырнется носом вниз со скрипучих качелей.
А пока — тишина во дворе, покой, благодать…
Лишь один-единственный человек может в такой обстановке найти причину для волнений. Этот человек — Верочка Веселова, одноклассница и давняя Сережкина знакомая.
Уму непостижимо, до чего ей везет на приключения. Дня не проживет спокойно — непременно ввяжется в какую-нибудь историю, обязательно ринется кого-то защищать, а с кем-то — враждовать.
«Динамичная натура» — говорит о ней приятель Павлик.
«Язва двенадцатиперстная!» — отзывается о ней родной дедушка.
А сама Верка полагает, что живет вполне нормально. «Жизнь — это кипение страстей!» — могла бы она сказать. Впрочем, таких красивых выражений она не терпит и вообще предпочитает поменьше болтать языком и побольше действовать.
Вот и сегодня — едва вернулась из школы, как тут же засуетилась, занервничала. Для чего-то разыскивает чужую телеграмму… Сережка поднялся с травки и пошел следом за Верой. Сейчас выясним, что произошло.
— Павлик! — нетерпеливо окликнула Вера, подскакивая к шахматистам. — Ты знаешь, опять извещение принесли! Вторично!
Глаза у Павлика были отрешенные, туманные. В двух случаях у него такие глаза: когда сражается в шахматы и когда сочиняет стишки. Можно над ухом выстрелить — не моргнет.
— Павлик, очнись на минутку!!
— Что? Вторая телеграмма?.. — Павлик явно не понимал и морщился, что мешают ему.
— Да нет же! Повторное извещение! А почтальонша говорит, что никто за телеграммой не приходил!
— Занятно… — промычал Павлик, снова клонясь к шахматной доске.
Тогда Сережка придвинулся и щелкнул его по заросшему затылку:
— Очухайся, а то водой оболью…
— Не получил Озеров телеграмму, понимаешь?! — крикнула Вера.
Медленно-медленно, будто льдинки под солнцем, глаза Павлика начали оттаивать. В них появился проблеск мысли.
— Не получил телеграмму? Странно… Тогда надо позвонить на работу. Вы жмите к телефону, я догоню.
Партнер Павлика, интеллигентный старичок Николай Николаевич, тоже был увлечен игрою. Он сидел, жарко разрумянясь, и в пылу схватки не замечал, что очки на его носу покривились, а бородка торчит растрепанным веничком. Это придавало Николаю Николаевичу неестественно залихватский вид.
— Из-за чего, простите, суматоха? — спросил он рассеянно, глянув на убегающих Сережку и Веру.
— Утром принесли телеграмму для соседа, — объяснил Павлик. — А он уже на работу ушел.
— И что страшного? Получит вечером. Внимание, маэстро, я атакую с фланга…
— Телеграмма была срочная, — сказал Павлик, быстро переставляя фигуры.
— Ну и что? Развиваю атаку… Ну и что такого, если срочная телеграмма?
— Значит, надеялись, что сосед получит ее днем. Иначе отправили бы простую.
— Это вы усложняете… — деликатно возразил Николай Николаевич, поводя в воздухе слоном. — Разменяем фигуры? От-лич-но… Если ваш сосед работает, то каким образом он получил бы телеграмму днем?
— Он обедает дома, — сказал Павлик.
— Ну и что? А сегодня зашел в столовую.
— Он обязательно приходит домой обедать. Железно соблюдает режим. Пообедает, а потом устраивает час йоги.
— Йоги? Хм… Несколько запоздалое увлечение. Не по возрасту.
— Он был ранен на фронте, — сказал Павлик. — Это не увлечение, это необходимость.
— Озеров? Такой усатый, с палкой? Который еще голубей гоняет? Он производит… Где моя пешка? Ага, вот она… Он производит впечатление весьма благополучного человека!
— Да, он не жалуется. — Павлик встал со скамьи. — Но он больной. И совсем одинокий. Не сердитесь, Николай Николаич, я тоже побегу звонить.
— Простите, маэстро, а — партия? Бросим недоигранную?!
— Она, в общем-то, доиграна, — сказал Павлик.
— Как это?!
— Смотрите: ладья на открытой линии, ферзь берет пешку, и затем — неизбежный мат.
— Кому? — воскликнул Николай Николаевич, начиная догадываться и презирая себя за этот вопрос…
Оставшись в одиночестве, он доиграл партию. Убедился, что мат неизбежен. Все правильно. Этот длинноволосый Павлик, не раздумывая над ходами, почти на бегу, с легкостью разгромил Николая Николаевича, всю жизнь гордившегося своим шахматным дарованием…
Что происходит в этом мире? Что за дети растут?
Прищуриваясь поверх перекошенных очков, Николай Николаевич обозревал тихий двор. Неподалеку, в песочном ящике, пританцовывал на цыпочках какой-то годовалый младенец, размахивая жестяным совочком.
— Ну, как самочувствие? — спросил его Николай Николаевич. — Акселерация не угнетает?
Физиономия младенца излучала бессловесный восторг.
— Может, сыграем партию-другую? — сказал Николай Николаевич. — Надеюсь, ты еще не мастер спорта, дружок?
2
Войдя к Вере в комнату, Павлик сразу понял, что известия скверные. Уравновешенный друг Сережка сидел возле телефона как побитый, накручивал шнур на палец. А Вера моталась из угла в угол комнаты, приговаривая знаменитое: «Так я и знала! Так я и знала!»
— Что ты знала? — спросил Павлик.
— Оказывается, Озерова в больницу свезли! Пришел на работу, вдруг — плохо, вызвали неотложку… И теперь даже неизвестно, в какой он больнице! Я как будто чувствовала!
— Заранее-то не расстраивайся, — буркнул Сережка. — Может, обойдется.
Павлик погладил его по макушке:
— Дельный совет. Толковый.
— Можно без ваших шуточек обойтись?! — закричала Вера.
Разумеется, она давно привыкла, что мальчишки постоянно посмеиваются друг над другом, устраивают подвохи и розыгрыши. Очевидно, им нельзя иначе — дух соперничества. Но сегодня могли бы притихнуть.
— Телеграмму нам не выдадут, — смерив Павлика взглядом, проговорил Сережка. — И больницу черта с два найдешь. Их уйма, этих больниц.
— Я еще вечером предчувствовала! — обернулась Вера. — Мы с вышки прыгать идем, я говорю: не надо, вода холодная, а он смеется… Зимой, говорит, в «моржи» запишемся, я нарочно усы отращиваю. А самому идти тяжело, на палку опирается, а рука вся побелела…
Павлик кивнул на телефон:
— Проще простого узнать, куда его отвезли. Есть справочное несчастных случаев.
— Первый раз слышу, — сказал Сережка.
— Раскрой телефонный справочник. Этот номер все родители знают. Чуть что — кидаются спрашивать, не угодил ли гадкий ребенок в катастрофу.
— Тогда понятно, — сказал Сережка. — Небось в твоем доме это популярный номер.
А Вера уже не слушала их. Бросилась к полке, нашла справочник, лихорадочно стала перебрасывать страницы.
— Мальчишки, ловите такси! Чтобы стояло наготове!..
Сережка и Павлик затопали к выходу, но у дверей отчего-то задержались, нервно перешептываясь. Вера тотчас поняла:
— Да есть у меня деньги! Трешка, на продукты выдана!..
3
Едва таксист выжимал приличную скорость, как под железным днищем «волги» раздавался нестерпимый стук и вся она начинала дребезжать.
— Кардан? — небрежным тоном спросил Сережка. В чем, в чем, а в технике он разбирался.
Жилистый, нескладный, весь какой-то закопченный, шофер, страдальчески оскалясь, тоже вздрагивал — будто его самого колотили по пяткам.
— Сменщик удружил! Колесо поменял, а отбалансировать — шиш, времени не хватило… И записочки не оставил, крокодил Гена!
