Отец - Филип Фармер

Несмотря на кажущуюся беззаботность, глаза его внимательно изучали окрестности. Не укрылось от его взгляда и то, что неподалеку в (противоположном направлении скрылись, держась за руки, Пит и Кейт. Он успел остановиться как раз вовремя, чтобы не врезаться в епископа, который развернулся и, нахмурив брови, смотрел в сторону «Чайки». Сначала Кэрмоди показалось, что тот также заметил молодую парочку, но вскоре понял, что Андре заинтересовался миссис Рэккой и первым помощником Гивенсом. Они стояли в сторонке и что-то оживленно обсуждали, затем медленно пересекли лужайку, отделяющую их от громады корабля. Андре, не двигаясь, наблюдал, как эти двое вошли в корабль и через несколько минут вышли из него. На этот раз у миссис Рэкки в руках была дамская сумочка, достаточно большая, но не скрывающая очертания бутылки. Все еще болтая, пара обошла корабль и вскоре снова оказалась в пределах видимости священников, оставаясь недосягаемой для взглядов капитана и команды.

– Должно быть, что-то в воздухе этой планеты… – пробормотал Кэрмоди.

– Что вы хотите этим сказать? – вымолвил епископ. Лицо его помрачнело, прищуренные глаза метали молнии.

– Если это второй рай, где лев и ягненок лежат рядом, то мужчина и женщина…

– Если Прорва свежа, чиста и невинна, – проворчал епископ, – таковой она надолго не останется. До тех пор, пока не переведутся люди, способные гадить в собственное гнездо.

– Ну что ж, а мы тем временем порыбачим.

– Кэрмоди, не шутите такими вещами! Мне кажется, что вы благословляете этих людей, вместо того чтобы предать их проклятию!

Усмешка сползла с лица маленького священника.

– Едва ли. Я их ни благословляю, ни проклинаю. Я не могу судить заранее, ибо не знаю, что они задумали. Правда, во мне слишком сильно стремление к земному, почерпнутое, возможно, у Рабле.

Я не поощряю их. Дело в том, что я слишком хорошо понимаю…

Не ответив, епископ в бешенстве развернулся и быстро зашагал в направлении озера. Кэрмоди, слегка подавленный, следовал за ним по пятам, хотя места было достаточно, чтобы идти бок о бок.

Зная характер Андре, он понимал, что в данный момент лучше не попадаться тому на глаза. Пока же оставалось изучать окрестности.

Из донесений патрулей было известно, что между горами на востоке и океаном на западе местность в основном одинакова; волнистая, иногда даже холмистая прерия, перемежающаяся с лесами, которые здесь более походили на парки, чем на дикие заросли. Сочная трава служила идеальным кормом для травоядных; множество деревьев напоминало деревья средних широт Земли; только изредка попадались густые заросли, которые вполне заслуживали названия «дикие». Озеро, к которому направлялись священники, находилось в центре таких «джунглей». Редко растущие дубы, сосны, кипарисы, буки, платаны и кедры уступали место островку желейных деревьев. На самом деле они росли не так уж близко друг к другу, вид живой изгороди им придавали многочисленные лозы и лианы, переплетающие их ветви, и крошечные растения-паразиты, торчащие из всех трещин в стволах.

Под этим покровом из листьев было сумрачно, и лишь редкие косые лучи солнца проникали через него, сами напоминая наклонные колонны, отлитые из чистого золота. Лес был полон жизни.

Мелькали и кричали пестрые птицы, по деревьям прыгали живущие в кроне животные. Некоторые из них походили на обезьян; когда они, прыгая с ветки на ветку, приближались, сходство становилось еще более удивительным. Было заметно, что они произошли не от древних приматов; должно быть, их предками были кошки, отрастившие пальцы вместо когтей и передвигающиеся в полувертикальном положении. Спины у них были темно-коричневого цвета, мех на груди и животе имел серый оттенок, серые цепкие хвосты заканчивались золотистыми кисточками. Морды их потеряли вытянутую звериную форму, стали похожими на плоские лица человекообразных обезьян, хотя по обе стороны тонких губ топорщились типичные кошачьи усы. Зубы у них были длинные и острые, хотя питались они крупными ягодами, растущими на лозах, по форме напоминающими сливу. Зрачки глаз у этих обезьян расширялись при передвижении в темноте и превращались в узкие щелочки на свету. Они болтали друг с другом и вели себя как обычные обезьяны, не считая того, что казались намного чистоплотнее.

– Может, их ближайшие родственники стали предками гуманоидов, – громко произнес Кэрмоди, отчасти потому, что имел привычку думать вслух, отчасти для того, чтобы узнать, не улучшилось ли настроение епископа.

– Что? – очнулся Андре, который также остановился и стал наблюдать за животными, которые отвечали ему столь же любопытными взорами. – Ах да, теория Необходимой Возможности Соколова.

Каждый вид животного царства, известный нам на Земле, имеет возможность стать венцом эволюции – разумным существом, на какой-нибудь из планет Галактики. Лисо-люди на Кубее, летуны на Альберо IV, китообразные на Океаносе, моллюски на Бодлере, гу-ингнгнимы на Где-То-Еще, так называемые жуки-ленивцы на Мюнхгаузене… я могу еще долго продолжать этот список. Почти на каждой планете земного типа мы обнаруживаем, что тот или иной вид не упустил шанса, данного ему Богом, и стал разумным. И все, за небольшим исключением, прошли через этап жизни на деревьях и лишь затем достигли высшего расцвета, став созданиями, похожими на человека.

– И все считают, что они созданы Богом по его образу и подобию, даже дельфиноиды с Океаноса и улитки с Бодлер, – добавил Кэрмоди. – Но хватит философствовать. Рыба есть рыба, на какой планете мы бы ни находились.

Они вышли из леса на берег озера. Перед ними расстилалась водная гладь около мили в ширину и двух миль в длину; на севере в нее впадал чистый ручей. Трава на берегу росла до самой кромки воды; при их приближении множество мелких лягушек попрыгали в воду. Кэрмоди достал две удочки и отключил реактивные механизмы, которые позволяли закидывать приманку на сколь угодно далекое расстояние.

– Это неспортивно, – сказал он. – Должны же мы дать этой инопланетной рыбешке хоть один шанс?

– Правильно, – улыбаясь, согласился епископ. – И если я ничего не поймаю своими собственными руками, то придется возвращаться с пустым садком.

– Кстати, о садке. Я его забыл, но, мне кажется, чтобы завернуть улов, вполне подойдут большие листья здешних лиан.

Через час они были вынуждены остановиться: за их спинами уже набралась порядочная куча крупных рыб. Мелочь они отпустили обратно в воду. Андре поймал самую большую – огромную форель, весом около тридцати фунтов. Для того чтобы вытащить ее на берег, ему понадобилось двадцать минут. После этого, обливаясь потом и тяжело дыша, но светясь от радости, он заявил: – Что-то мне жарко. Как насчет купания, Джон? Кэрмоди, которого тронуло обращение к нему по имени, улыбнулся и крикнул: – Кто последний, тот эфиоп!