Дело чести (СИ) - Земляной Андрей Борисович

Когда Николай вошёл в зал, Лиза и Вера, чинно сидели на лавочке, и листали какой-то журнал, коротая время в ожидании конца уроков, и сразу же вскочили, встав чуть не по стойке смирно, когда Белоусов подошёл.

— Вы чего это? — Николай укоризненно покачал головой. — Скачете словно блохи.

— Поздравляем производством, ваше высокоблагородие. — Вера склонила голову.

— И с Владимиром первой степени. — Добавила Лиза. — Это вам за Астрахань?

— И за это тоже. — Николай усадил сестёр и сам сел рядом. — А в основном за то, что был хорошим мальчиком и слушался старших.

Девушки прыснули от смеха, сразу растеряв весь пафос.

— Ладно. Чего у нас плохого?

— Приходила жаловаться учительница географии. Сказала, что Анечка на уроке рисовала одноклассниц, и раздавала рисунки. От чего класс совершенно не слушал тему.

— Всё?

— Ещё жаловалась преподавательница немецкого. Она сама из Силезии, а у девочки берлинский акцент.

— Ну, значит ничего существенного. — Подвёл итог Николай.

— А тут многие выговаривают и наказывают за меньшее. — Произнесла Лиза.

— Зачем? — Николай удивился. — Дитё же. Совсем кроха. Учить нужно. Рассказывать, что хорошо, а что плохо. Вот, например, с рисунками её. Она превосходно рисует. Со следующего года, я договорюсь с кем-нибудь из Академии Художеств, чтобы принял класс, в качестве педагога. А пока, просто расскажем Анечке, что так делать не нужно. Что если она хочет кого-то нарисовать, то для этого есть переменка и часы самоподготовки. А с акцентом этим и вовсе ерунда. Через два года у них сменится преподаватель, и та дама, насколько я помню, из Мюнхена. И что снова переучиваться? Нет уж. Путь у девочки будет хохдойч, чем эти местечковые говорки.

— Братик! — Девочка в голубом платье с кружевами, словно ядро, выпущенное из пушки, вылетела из бокового коридора, и высоко подпрыгнув в воздухе, была поймана и прижата к груди.

— Привет. — Николай коснулся губами щеки девочки. — Как прошёл день?

— А, ерунда. — Аня отстранилась, спрыгнула на пол, и стала одеваться, аккуратно сложив туфельки в мешок, и стянув нарукавники. — Машка, дура, кидалась на музыке, промокашкой. Так ей Клавсанна вкатила неуд, да ещё и два часа отработки.

— А ты?

— Ну и я. — Девочка вздохнула. — Час получила за географию, и час за разговоры на правописании. — Аня понурилась, ожидая выволочки.

— Так. С рисованием на уроке понятно. Просто больше так не делай, и всё. А что с правописанием?

— Катька всё приставала с правилами. Сама не учит…

— Понятно. — Николай помог девочке одеть лёгкое пальто. — Помогать конечно нужно, но на уроке, это делать уже поздно. Посоветуй ей лучше заниматься, и сама не подставляйся.

Белоусов взглядом проверил как на девочке сидит одежда, и взяв за руку, пошёл к выходу.

— Господин полковник! — Николай обернулся и увидел, что к нему быстрым шагом шёл высокий широкоплечий мужчина в тёмно-сером костюме, и наброшенном на плечи тонком шерстяном пальто чёрного цвета. Лицо у мужчины было отёчным землистого цвета, и явно нездоровым, а на носу висело небольшое пенсне, в золочёной оправе.

За мужчиной едва успевала сухощавая женщина лет тридцати с таким же измождённым лицом, по виду воспитательница или бонна маленькой девочки, которая семенила рядом, ухватив женщину за руку.

— Господин?

— Дворянин Рябчиков Пётр Семёнович. — Представился мужчина, чуть задыхаясь от одышки. — Надворный советник коллегии финансов.

— Князь Белоусов Николай Александрович. — Николай коротко поклонился. — Чему обязан?

— Господин полковник, у меня есть серьёзная претензия к вашей сестре, и соответственно к вашему воспитанию. — Говорил надворный советник уверенно, громко, и размахивал руками словно мельница. — Я требую извинений и компенсации.

— Даже так. — Николай усмехнулся. — Что же вызвало ваше недовольство?

— Сегодня на большой перемене, ваша сестра ударила Леночку по лицу. Если вы приглядитесь, то увидите розовый след справа. Впрочем, это ни к чему, так как сам факт удара был зафиксирован врачом прогимназии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Интересно. — Николай присел так, чтобы оказаться с Аней на одном уровне. — Ты не хочешь ничего сказать?

— Она говорила ужасные вещи. Просто ужасные. — Аня вскинула голову и сжала кулачки так что пальцы побелели. Но глаза её смотрели твёрдо.

— Леночка. — Николай повернулся к дочери чиновника. — А что ты такое говорила? Скажи нам? Ну, не бойся. Я не стану тебя ругать. Всё же уже прошло. — И видя, что Лена продолжает молчать, снова повернулся к Ане. — Может ты скажешь, что именно говорила Лена?

— Пусть она сама скажет! — Выкрикнула Аня. — Весь класс слышал. И наши воспитательницы, и Семён Григорьевич.

— Ну, так что, скажешь, или мне послать за Семёном Григорьевичем? — Николай наконец поймал взгляд девочки и чуть «надавил», чего для первоклашки хватило с избытком.

— Я сказала, что Анин брат, ну то есть вы, — рюриков выблядок.

— Хм. — Николай широко улыбнулся, и легко потрепал девочку за щёчку. — А ты это, наверное, дома услышала, да?

Пётр Семёнович, глаза которого стали размером с пуговицы на пальто, хотел что-то сделать, но ему точно между глаз, над переносицей, упёрся воронёный ствол Громобоя. Вера, державшая оружие, очаровательно улыбнулась, приложив пальчик к губам, призывая надворного советника помолчать, и он бешено захлопал глазами, не в силах кивнуть.

— У папы в субботу гости были, и он громко говорил, что всему корню Рюриков скоро конец, и Белоусовым тоже, в особенности вам. Ну он сказал, что вы рюриков выблядок усыновлённый Белоусовыми. Это я уже потом поняла, что про вас разговор.

— Спасибо. — Николай кивнул девочке, и уже хотел встать, но что-то его остановило. — А за что ты его так не любишь?

Девочка молчала долго. Николай уже решил, что не скажет, но вдруг Леночка вздохнула, и как-то очень по-взрослому посмотрела на Белоусова.

— Он маму уморил. Ей доктор был нужен, а он всё старух каких-то приводил. Они молитвы читали, свечи жгли, по всему дому плошки с водой стояли… Мне потом доктор Маша сказала, что от этой болезни не умирают. Всех вылечивают… В больнице.

— Ясно. — Николай встал, нашёл глазами казаков, стоявших на посту у входа, и подошёл ближе. Под его взглядом казаки сразу подобрались, словно перед броском к окопам.

— Тайной Канцелярии полковник, князь Белоусов. — Николай расстегнул китель, и вытащил наружу золотой жетон. — Слово и дело.

Летучка из канцелярии прибыла буквально через пятнадцать минут. Без пяти минут бывшего надворного советника увезли каяться, а его дочь, передали в группу, которая жила в пансионе. Предвидя проблемы Леночки, Николай сразу внёс на её счёт в пансионе двести тысяч рублей, и дежурный администратор заверил его, что у Леночки будет всё самое лучшее, включая самую трепетную заботу воспитателей и преподавателей.

А дело, которое началось с детской драки, начало раскручиваться своим чередом, да так резво, что император Сергий, лично приезжал на допросы, чтобы послушать что говорили молодые представители лучших дворянских родов. Хотя, на счастье большинства болтунов, разговорами дело и ограничилось.

Все причастные были чиновниками вышесреднего калибра, и детьми достаточно высокопоставленных чиновников, которые спасая свою карьеру, сами были заинтересованы в том, чтобы у следствия к ним не было никаких вопросов.

Итоги следствия оглашались на Большом Государственном Совете, куда пригласили представителей всех сословий, для вынесения общего решения, что стоило для двух десятков дворян старейших родов высылки заграницу, и лишения подданства. Ну а пятерым — десятку на каторге за беспримерную глупость. Эти деятели держали у себя оружие, в большом количестве, взрывчатку, и даже портативную типографию, на которой собирались печатать прокламации. Но в основном салонные революционеры получили в личное дело штамп «неблагонадёжен», продолжили дальше прожигать родительские деньги.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})