Шпион, который спас мир. Том 2 - Джеролд Шектер

На самом деле то, что вы еще терпите Кастро на Кубе, Хрущев считает своим достижением. Видите ли, противоречие в том, что, если вы пытаетесь строить с ним отношения на разумной, гуманной основе, он воспринимает это как доказательство слабости{52}.

— Рассчитывает ли Хрущев на то, что армия в случае войны будет ему верна? — спросил Кайзвальтер.

— Какому-то проценту войск он доверяет, но в целом он в них не уверен. Вот почему он так рассчитывает на ядерное оружие. Вот почему он утверждает, что любой локальный конфликт перейдет в атомную войну. Это абсурдно, это только доказывает его исключительную агрессивность. Он пытается запугать людей, и наших, и своих{53}.

— Если союзникам удастся отстоять доступ к Берлину, может ли Хрущев начать в этом случае тотальную войну? — мрачно спросил Кайзвальтер.

Пеньковский, не раздумывая, ответил, что, несмотря на свои угрозы, «Хрущев не хочет мировой войны и попытается одержать локальную победу над союзниками, но если он почувствует, что сил у него достаточно, чтобы убрать США и Англию — лидеров НАТО, то, возможно, он нанесет удар первым. Даже несмотря на то, что раньше Генштаб и советская внешняя политика осуждали концепцию внезапной атаки, как у Гитлера, теперь они пришли к точке зрения, что преимущество на той стороне, которая первой наносит внезапный массированный удар, и они готовятся к тому, чтобы суметь это сделать.

Хрущев не может собрать достаточно сил для одновременного удара по всем потенциальным врагам, поэтому он уделяет особое внимание США и Англии, прикидывая, что остальные союзники не будут держаться вместе, так как у них мало общего и они захотят только выжить. Вывод: если он не откажется от своих диких предложений и невыполнимых условий, мы должны ударить первыми, иначе он может нанести удар нам»{54}.

Кайзвальтер спросил Пеньковского: «Что думают военные высших рангов о взглядах Хрущева на советскую политику в Германии? Поддерживают ли они Хрущева?»

— Министр Малиновский полностью поддерживает Хрущева, хотя про себя, может, и думает, что, вероятно, не время идти на такой риск. Никто не может открыто выступать против Хрущева. Таких просто уберут. Каждый боится потерять свое место. Вы думаете, Чураев хочет расстаться со своим цветником в 20 000 кустов роз? Они скорее будут смотреть, как все горит синим пламенем, и сгорят сами, чем скажут сейчас что-нибудь против, за что их сместят{55}.

— Если Хрущев хорошо осведомлен о превосходстве западного оружия над советским, как он может быть столь самонадеян? — спросил Кайзвальтер.

— Видите ли, он чувствует, что Запад не вполне подготовлен. Он чувствует, что Запад был бы очень сильным при лучшей организации, но так как внутри НАТО существуют разногласия, то, возможно, некоторые страны выйду! из НАТО, и в этом слабая сторона Запада.

— Он не признает, что у Запада явное преимущество в вооружениях? — повторил Кайзвальтер.

— Он признает нашу (Запада) силу, но чувствует, что противоречия внутри НАТО достаточно сильны, что, несомненно, ему на руку. Он предвкушает победу из-за этого, — сказал Пеньковский. Он намекал на то, что в НАТО не могли прийти к соглашению по злополучным многосторонним ядерным силам и боялись, что Западная Европа станет первой военной ядерной зоной{56}. Туманные слова Шерголда о Франции и боязнь, что Советы проникли в секретные французские службы, были доказательством серьезной озабоченности, но по большому счету они не сомневались в силе и единстве Запада. Хрущев слишком полагался на несходство стран внутри НАТО и недооценивал объединяющий их страх перед ним.

Шерголд, прежде чем отправиться спать, жаждал поговорить о Винне.

— Во имя будущего нашей операции нам надо помнить, что для Винна чрезвычайно важно делать что-то для фирм, которые он представляет. Он кучу времени провел, шатаясь по Парижу. Он не выполнил своих заданий. Ему надо ехать в Югославию, нельзя оставаться здесь. В противном случае он потеряет работу и виды на будущее, — сказал Шерголд.

Пеньковский ответил, что Винн ему говорил о том же. Винн еще на день-другой останется в Париже, чтобы показать ему город, а потом поедет в Югославию. Когда они с Винном обедали, по словам Пеньковского, Винн забыл деньги.

— Мне пришлось дать Винну денег, чтобы он заплатил за наш обед. Он хороший парень, и мы от него в восторге. Он немного эгоистичен, конечно, но честен и много для нас сделал. Ему надо и дальше помогать, как — это ваша забота, не моя, — сказал Пеньковский{57}.

Встреча закончилась в полночь. Пеньковский предвкушал, как они с Винном посвятят себя парижским развлечениям в выходные.

Глава двенадцатая. Безопасность или слава

Пеньковский был впервые в Париже и хотел, чтобы Винн показал ему ночной город. Экскурсия началась субботним вечером 23 сентября с ужина в «Роял Аннекс». Винн перевел названия блюд в меню и сделал заказ. Он делал вид, что прекрасно разбирается в винах и еде, но его собственный вкус был прост. Он любил пустить Пеньковскому пыль в глаза, ему нравилось, что тот им восхищается. Винн хотел разделить славу Пеньковского. Он надеялся, что, если все будет хорошо, его роль оценят по заслугам и вознаградят его.

Винн был намерен помочь русскому шпиону расслабиться непринужденной беседой и смешными историями, рассказывать которые он был мастер. Во время ужина он сообщил Пеньковскому место следующей встречи, которая должна состояться в понедельник, 25 сентября, в 19.30. Пеньковский все это запомнил, но со стороны казалось, что он занят только прекрасной едой и вином.

Наконец он заговорил о том, что его мучило: оставаться ли ему на Западе? Группа ему сказала, что ЦРУ или СИС устроили бы его в Вашингтоне или Лондоне на место, соответствующее его званию полковника. Он мог бы работать консультантом, советником по военным и разведывательным вопросам, связанным с СССР. Конечно, им необходима информация, которую он передает из Москвы, но ему самому нужно решить, оставаться или нет. Это вопрос не из тех, что можно обсудить с женой. Что думает Винн? Винн тоже мог дать только один совет: это нужно решать самому.

Пеньковский продолжал рассуждать вслух: «Вопрос в работе и в моей жене... Если я здесь останусь, это значит оставить Веру и Галину. Я не могу их сюда вытащить, это невозможно. А если я останусь, их используют (КГБ), чтобы меня вернуть. Для них это будет ужасно. И все же, знаешь, если я вернусь, на самом деле я это сделаю не ради них, а ради себя, ради того, что мне предстоит сделать. Я принял на себя определенные обязательства, вот в чем штука. Я уже не только муж и отец, я кое-кто еще. На самом деле во мне два человека, понимаешь?

— Да, — ответил Винн. — Понимаю{58}.

После ужина они заглянули в два кабаре на Монпарнасе. Пеньковский был очарован, заметив, что женщины хотят с ним танцевать и пить его шампанское. Он не понимал, что им платили, чтобы они заставляли мужчин покупать больше выпивки. Винн не сказал об этом Пеньковскому, не желая разрушить его иллюзии. Винн оплатил счет и послал его потом в МИ-6, чтобы ему возместили расходы.

В конце вечера двое мужчин шли по авеню Георга V. Пеньковский снова был заворожен тем, что элегантные проститутки в собственных машинах хотели его подцепить. Но для обеспечения безопасности Винн не должен был разрешать своему гостю поддаваться искушению. Группа сама снабдит Пеньковского женщинами. Ему пришлось вернуться в отель одному.

В понедельник в 19.55 Майкл Стоукс и Джордж Кайзвальтер подвезли Пеньковского к явочной квартире. Встречи в Париже строились по требованиям Вашингтона. Сообщения Пеньковского о Берлине и советских ракетных достижениях были настолько поразительными, что аналитики и политики хотели знать точно, как и при каких обстоятельствах он получил эту информацию. Была это просто сплетня из офицерских кругов или маршалы и генералы проводят политику самого Хрущева в согласии с ним?

Пеньковский рассказал группе о своих близких отношениях с маршалом Варенцовым. Он говорил о поездке Варенцова в Капустин Яр для испытаний новой ракеты средней дальности, над которой работали Советы. Это была R12, или, как называли ее в НАТО, СС-4. Кайзвальтер довольно долго внушал Пеньковскому, что важно узнать точную дату испытаний, а также все возможные технические подробности, чтобы можно было сравнить его информацию с данными, которые Соединенные Штаты получили с помощью специальных устройств. Пеньковский рассказал группе об институте по испытанию антибаллистических ракет, расположенном в Покровском-Стрешневе, в восьми километрах к северо-западу от Москвы.

— Большие желтые здания, вокруг — высокая стена. Там работают и военные специалисты, не только гражданские. Все, кто там работает, обязаны хранить в тайне то, чем они занимаются. Мой друг Позовный (помощник Варенцова) прогуливался в том районе и плавал в реке каждый день. Он встречал высокопоставленных генералов, и они обо всем этом говорили{59}.