Экскурсия в Авалон (СИ) - Александр Хакимов

– Тут интересного навалом, – Проводник посуровел. – Так, поболтали, и хватит. Доцент, вы довольны, надеюсь? Тогда прибавим шагу. Нам позарез нужно дойти до рощи прежде, чем сядет солнце…

9

– … Ну, вот и деревья, – сказал Проводник.

– Где? Вот это? – вырвалось у Майора.

– Что, не похоже?

– Ммм… Кусты какие-то, – пробурчал Майор. – То ли большие саксаулы, то ли маленькие баобабы.

В чем-то он был прав: растения, которые проводник назвал деревьями, выглядели довольно необычно. Они росли прямо из изумрудного мха, устилающего землю, – морщинистые стволы толщиной с человеческий торс, которые на высоте шестидесяти-семидесяти сантиметров от земли радиально разветвлялись. В общем и целом эти кусты-деревья напоминали формой массивные вазы высотой человеку по грудь. Кроны этих растений были даже не плоскими, а несколько вогнутыми и представляли собой большие неглубокие чаши, сплетенные из ветвей и плотных овальных листьев оливкового цвета. На пологом склоне холма разместилась целая рощица таких деревьев; они росли поодиночке, на таком расстоянии друг от друга, что между ними вполне можно было разъезжать на грузовом автомобиле.

– Ну и ну, – проговорил Доцент, разглядывая эти живые вазы. – Хоть ложись да спи на них… Интересно, выдержат?

– Выдержат, – усмехнулся Проводник. – Между прочим, вы не так уж и далеки от истины, уважаемый: на этих деревьях можно лежать и даже спать, это мягкие и очень удобные ложа… Но нам они послужат в ином качестве, мы их сейчас порубаем на дровишки и разведем костерок…

С этими словами он достал из своего рюкзака топор. Доцент поспешно полез в свой рюкзачище и извлек оттуда туристический топорик. Вдвоем они принялись рубить ближайшие деревья. Те поддавались топорам так же, как и обычные земные деревья, не легче и не труднее. Майор, как всегда, нес караульную службу (такая уж выпала ему доля в этом походе), а Султан, глубоко засунув руки в карманы спортивного костюма и по-стариковски сгорбившись, смотрел вдаль, на едва видневшееся отсюда море.

Вскоре Доцент и Проводник принесли две охапки нарубленных веток и стволов и на открытом ровном месте сложили их по всем правилам. Сухие щепки загорелись быстро, но древесина занималась огнем неохотно, пламя лишь лизало поленья. Проводнику пришлось плеснуть бензина из фляжки, и только тогда костер ярко вспыхнул.

– Солнце садится, – вдруг сказал Султан. Он глядел на темно-желтый диск, который нижним своим краем уже касался горизонта.

– Да, закат красивый, – подтвердил Доцент, мельком глянув туда же. Он, помогая Проводнику, суетился у костра, подкладывая ветки, разбирая рюкзаки и расстилая по земле спальники.

– Я вот что… – произнес Майор задумчиво, щурясь на холмы, медленно поглощаемые сумерками. – На другой планете мы или еще где – не знаю… Но животные всегда и везде боятся огня, верно? Если у нас тут костер, то Хищник вряд ли сюда полезет, верно? Эй, Доцент! Что по этому поводу думает современная наука?

Доцент выпрямился и раскрыл было рот, чтобы ответить, но тут…

… тут зазвучала мелодия.

Все замерли.

Вначале едва слышная, она с каждой секундой становилась все громче. Непонятно, откуда она исходила – казалось, что отовсюду; она лилась прямо из земли… из цветов… из травы и мха… из неба и из моря… Это была песня без слов; очень красивый и нежный женский голос (а может, и несколько красивых и нежных женских голосов, искусно сплетенных воедино) напевал несложную, но очень красивую мелодию. Одна и та же музыкальная фраза повторялась с небольшими вариациями, но она не казалась надоедливой или монотонной, нет; напротив, ее хотелось слушать и слушать без конца, как страдающему от жажды хочется беспрерывно пить, ибо в этой мелодии было заключено многое, очень многое. И грусть, как от неразделенной любви; и отчаяние, как при прощании с солнцем, уходящим за горизонт; и усталость, как после напряженного трудового дня; и нежность матери, убаюкивающей ребенка… И вместе со всем этим – светлая надежда. Надежда на то, что любовь все же найдет взаимность; что солнце утром еще вернется на небосвод; что восстановятся иссякнувшие силы; и что дети пробудятся от светлых и волшебных снов для нового дня, обязательно радостного и интересного, не уступающего по яркости снам…

Везде, везде звучала эта мелодия; мир, и земля, и воздух вокруг были напитаны ею…

Люди слушали, не шевелясь. Постепенно пение стало стихать, через несколько минут оно стало еле слышным. А вскоре замолкло совсем. И в этот самый миг солнце полностью закатилось, и стало совсем темно.

Первым заговорил Проводник.

– Простите, господа, – сказал он смущенно. – Простите великодушно. Я совсем забыл вас предупредить… Это тут бывает…

– Что это было? – резко спросил Майор. Очарованный мелодией, он забыл обо всем на свете и даже опустил автомат дулом вниз. Теперь же он пришел в себя, весь подобрался, как кошка перед прыжком, и вновь поднял оружие.

– Это пели цветы, – просто сказал Проводник. – Тут каждый вечер на закате цветы поют… И утром, с восходом солнца, тоже… Только утром мелодия другая.

– Цветы? – ошарашено произнес Доцент. – Поют?.. Н-да… И здорово же они поют! Я просто заслушался.

– Я тоже, – зло сказал Майор. – Я тоже… простить себе не могу! Стою и слушаю, как дурак… Любой Хищник мог подойти в это время и есть меня хоть с головы, хоть с ног – я бы даже не заметил.

– Это неудивительно, – подхватил Доцент. – Такая песня!.. Наверно, так пели сирены, когда приманивали моряков…

– Слушайте, – внезапно сказал Султан. Все посмотрели на него – на сухого, жилистого старика с немигающим взором. – А если эти цветы действуют заодно с Хищником? Цветы своим пением гипнотизируют людей, а Хищник пользуется этим и нападает?

– Вряд ли, – возразил Проводник. – Я ведь многих водил вот так вот, с ночевкой. Все мы слушали пение цветов. Как ее только ни называли – и колыбельная, и отходная, и «сигнал к отбою»… Никого при этом не съели. И потом, эта мелодия не гипнотизирует. Просто она красивая, хочется ее слушать, и все. От неожиданности все просто замирают… Я забыл вас предупредить.

– Ладно, – прервал его Майор. – Давайте ближе к костру. Темно уже…

Действительно, было уже темно.

10

– … Вот чего-то не хватает, – сказал Майор. – Только никак не могу понять, чего именно.

– Я тебе скажу, дорогой друг, – осклабился Проводник. – Тут не хватает комаров и прочих кровососов.

– А и верно, – удивился Доцент. – Как это я сразу не заметил? У нас-то как стемнеет – и пошло: з-зз, з-зз… А тут – рай! Елисейские Поля!

– Да уж, лафа, – согласился Майор. Он сидел у костра на корточках, закинув «Узи» на плечо и дымя сигаретой. Сигарету он держал как-то странно – зажав в кулаке, так, что ее почти не было видно. Эта привычка сохранилась у него еще с фронта. Когда-то такая уловка – прятать огонек сигареты в кулаке – спасала в ночное время от снайперов. Разумеется, от современных снайперов, чьи винтовки оснащены приборами ночного видения, это не спасало. Но от обыкновенных автоматчиков противника, дуреющих по ночам от скуки в окопах по ту сторону, и сдуру способных пальнуть по огоньку, – спасало… Несмотря на непринужденность позы, все же было заметно, что Майор постоянно настороже: он часто оглядывался и явно прислушивался к звукам окружающей ночи. Звуков, впрочем, было очень мало, или, сказать точнее, не было вовсе. Ни привычного звона комаров, ни стрекотанья каких-нибудь сверчков или там цикад, ни криков ночных птиц… Тишина. Только издали, да и то, если тщательно прислушаться, доносился едва слышный плеск волн.

Остальные расположились вокруг костра кто как. Султан, например, восседал на каком-то коврике, поджав ноги по-турецки, и глядел на огонь. Лицо его ничего не выражало, он сидел молча и неподвижно, лишь пальцы его правой руки перебирали четки, и зерна их размеренно и сухо стучали друг о друга. Проводник полулежал на расстеленном спальнике, мурлыкая под нос какой-то мотивчик, и время от времени подбрасывал в костер ветки. Доцент же вообще лежал лицом вверх на своем спальном мешке и глядел в ночное небо, подложив руки под голову и ритмично покачивая правой стопой.

Костер потрескивал, иногда стрелял искрами. Невысокое его пламя колебалось от порывов ветерка, дующего с моря. Люди в основном молчали. Более часа назад все поужинали бутербродами, приготовленными еще в т о м мире, и запили ужин чаем, заваренным там же. И бутерброды, и чай показались всем необыкновенно вкусными – скорее всего потому, что от долгой ходьбы по райскому местечку с чистым воздухом у всех разыгрался аппетит. Доцент еще пошутил, что переход по межпространственному коридору не повлиял на качество продуктов. В рюкзаках и саквояже еще оставались съестные припасы на завтрак и на обратный путь. У Доцента и Проводника имелись еще по два термоса с кофе. Кофе решили поберечь – чтобы он помог не спать ночью и взбодриться утром.