Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны - Галина Шебалдина

Примечательно, что со временем высылка русских — в первую очередь это относится к высшим офицерам и резиденту — проводилась исключительно по политическим мотивам. Шведские власти перестали ссылаться на исчерпанные возможности столицы, а стали использовать удаленную ссылку как средство давления или наказания, которое могло быть вызвано не только действиями самих пленных, например противозаконной перепиской с Москвой резидента, но и действиями русских властей по отношению к каролинам. Например, после того, как в 1705 году в Стокгольм пришли известия о высылке резидента Книперкроны с семьей и части офицеров из Москвы, князя Трубецкого отправили в Эребру, генерала Головина в Арбугу, генерала Бутурлина в Вестерос, генерала Вейде в Евле, царевича Имеретинского в Линчёпинг, а резидента князя Хилкова в Йёнчёпинг. В Стокгольме был оставлен генерал Долгорукий, так как он получал и распределял денежные средства для пленных. Со временем и русские власти стали использовать эту практику давления на противника. Коменданту Москвы Ивану Измайлову в середине декабря 1714 года было поручено выслать из города пленных шведских генералов, так как «шведы наших пленных держат врозь и за караулом».

Уполномоченные представители России и Швеции пытались отслеживать,, куда и в каком количестве перемещаются их соотечественники. Иногда им на помощь приходили сами пленники. В частности, некоторые каролины вели записи, в которых фиксировали данные о том, кого из их однополчан и куда отправили. Русский резидент Хилков не единожды жаловался шведским и русским властям на то, что он не имеет никаких сведений о местонахождении тех или иных пленных. В 1706 году он сообщил в Москву, что почти два года назад из Стокгольма были отправлены русские подданные на пяти «шкутах»[33], но у него имеются известия только о тех, кто был на двух из них. Что стало с остальными: «отправили далеко в Лапландию или в мире пропали», Хилков не знал, как не знал и того, как долго продлится и чем закончится его собственное пребывание в шведском плену.

III.

Плен

Статус пленного

В начале XVIII века, как, впрочем, и в предшествующем XVII веке и большей части следующего, XIX, не существовало общеевропейского законодательства, регулирующего положение военнопленных. Статус пленного впервые был прописан только Гаагскими конвенциями 1899 и 1907 годов. В предшествующие столетия каждая из стран в основном руководствовалась традициями, накопленными в ходе исторической практики ведения войн, и так называемым «правом войны». И Швеция, и Россия не были исключением из этого правила. Пленники и власти с обеих сторон постоянно ссылались на действующий «европейский» или «воинский» обычай.

Вместе с тем некоторые принципы содержания военнопленных были зафиксированы отдельными законодательными актами. В России, например, этим вопросам были посвящены несколько статей «Артикула воинского» (1715 год)[34].

Основу статуса пленного составляли ограничения всякого рода: в свободе передвижения, обмене корреспонденцией, выборе занятий и пр. Все они были продиктованы задачами демонстрации силы перед поверженным противником, с одной стороны, и создания безопасной для своего населения обстановки — с другой. Нет никаких оснований говорить о том, что режимы содержания пленных в Швеции и России принципиально отличались друг от друга: обе стороны широко пользовались христианскими лозунгами всепрощения и добродетели, что, однако, не мешало им придерживаться политики «око за око». Пожалуй, именно этим стремлением дать идентичный ответ (даже если приходилось на время забыть о религии и морали) чаще всего определялось положение пленных.

Несмотря на то что каждая из стран имела достаточный опыт содержания военнопленных на своей территории, властям понадобилось некоторое время, чтобы приспособить его под конкретные условия Северной войны. В течение 1701 года принципы размещения, охраны, быта, материального содержания и переписки пленных в основном были утверждены, но их корректировка в соответствии с меняющимися обстоятельствами происходила все последующие годы.

Ограничение свободы передвижения было важной частью режима содержания военнопленных. Охрана была обязательным спутником не только проживания на местах, но и любых перемещений. При этом количество охранников и соответственно степень изолированности от окружающего мира различалась в зависимости от обстоятельств и конкретной ситуации. Например, удаленность Сибири от границ государства способствовала тому, что именно там русские власти стали практиковать отказ от обязательной охраны на местах. Она была заменена «порукой» или «паролем», которыми связывали пленников. Власти следили за тем, чтобы пленные возвращались на место к установленному сроку, а если этого не происходило, наказывали тех пленных, которые ручались за нарушителя. Вместе с тем охрана оставалась обязательным элементом при организованном перемещении из одного места ссылки в другое.

Состав охраны также менялся в зависимости от обстоятельств. С поля боя и при перемещении из одного населенного пункта в другой группы пленных сопровождали отряды военных. На местах проживания охрана формировалась из других источников. Частью это были служащие в местных гарнизонах старые солдаты и инвалиды или городская стража, а частью — вооруженные горожане и крестьяне, выполнявшие таким образом обязательную повинность. Время от времени местное население, которое было обязано не только размещать, частично содержать, но и охранять военнопленных, выражало свое недовольство, иногда направляя его против самих несчастных пленных, как это было, например, в Тобольске в конце апреля 1712 года. Тогда жители города, измученные несколькими пожарами подряд и не имевшие физической возможности выполнять обязанности по охране пленных, обратили весь свой гнев против каролинов, обвинив их в поджогах.

Из дневника лейтенанта Kara: «29 апреля 1712 г. ночью в татарской части города произошел пожар. Денщик или слуга князя Гагарина по фамилии Черепцов стал звонить в большой колокол, и русские, поднятые по тревоге, принялись избивать шведов. В результате лейтенанты Линдберг, Круз, корнеты Дикман, Эмпорагиус, один капрал и слуга корнета Энгельгардта были убиты. Кроме того, пострадало 96 офицеров и рядовых».

В Шведском королевстве ситуация была во многом схожей. Обязанности контроля за пленными были возложены на городские магистраты, распределявшие нагрузку по охране между городской стражей и местными жителями, которые время от времени открыто показывали свое недовольство.

Стоит отметить, что происходившие время от времени столкновения пленных с местными жителями, как в России, так и в Швеции, во многом, были спровоцированы непониманием и неприятием «чужой» культуры. Не случайно такие случаи происходили, как правило, не в столицах, где было много «инородного элемента», а в провинциальных городах. Надо отметить, что власти обоих государств пытались отслеживать все случаи конфликтов и преступлений, тем или иным способом наказывая виновных.

Лейтенант Андэш Пильстрем в своих записках с удовлетворением отметил, что тобольские власти подвергли порке хулиганов, которые напали на него на городском рынке, а разбойники, ограбившие и убившие в 1720 году капитана Ульфсакса, были пойманы и казнены. Не менее показательны и «шведские» эпизоды. Например, 3 сентября 1716 года городской суд Йёнчёпинга вынес приговор по делу драгуна Фагерстрёма, который, столкнувшись однажды вечером на рынке с неким русским пленным, ранил его шпагой в корпус и руку. Суд приговорил его к оплате расходов русского на медикаменты. Но особо впечатляет решительность и строгость короля, который настоял на проведении суда над губернатором все того же Йёнчёпинга Паткулем в 1718 году после того, как всему миру стало известно о гибели по его вине на острове Висингсё сотен пленных.

Одним из важных ограничительных мер плена является контроль над перепиской военнопленных. Исторической практикой предусматривалась перлюстрация (просмотр) писем для того, чтобы предотвратить передачу сведений разведывательного характера и жалоб на тяжелое положение, так как это могло бы повлечь за собой карательные меры для их визави. Просмотром писем шведских пленных в России занимались служащие Посольского приказа, а затем Коллегии иностранных дел. В Швеции аналогичные функции выполняли служители Штатс-конторы и Почтового ведомства во главе с Ю. Шмедеманом.

Порядок проверки и отправки корреспонденции в обеих странах был примерно одинаков. Уполномоченные лица в установленные сроки (раз в неделю, раз в месяц) приходили к главам колоний[35] или старшим офицерам за письмами, которые отправлялись в соответствующую канцелярию. Там их переводили и составляли краткие экстракты, на основе которых более высокие чиновники принимали решение о лояльности содержания и перспективах отправки. В России функции перевода и оценки выполняли разные люди.