Мистер Пропер, веселей! - Василий Богданов

– Голая какая-то у тебя выходит механика! – воскликнул Тарас Григорьевич.

– Повторяю, всё гораздо сложнее. Мой метод – это не механика и не математика. Тут нет какой-то теории. Я просто постоянно анализирую свой опыт и ставлю определённые эксперименты.

– Эксперименты над собой? – в притворном ужасе отшатнулся Винниченко.

– Выбор у нас невелик, – отвечал Н. И., – либо ты сам ставишь над собой эксперименты, либо их над тобой ставят. Пройдя через десяток экспериментов, ты вырабатываешь то, что я называю правильное отношение к жизни. Иными словами, ты получаешь ключи к ситуациям, и, когда они с тобою случаются в полевых условиях, ты уже знаешь, как себя надо вести.

– Всё это звучит ужасно, брат, – посетовал Винниченко. – Теперь понятно, почему от тебя пахнет больницей, хоть ты и не врач.

– Это туалетная вода, – с улыбкой заметил Н. И.

– Смени её.

– Мне нравится.

Винниченко сладко потянулся в кресле:

– Ты, конечно, как знаешь. А по мне, уж лучше грешить, а после Богу молиться, – он перекрестился, глядя на храм, – чем вот так маяться. Одного только понять не могу: что заставляет тебя поступать правильно, если Бога ты выносишь за скобки? И что вообще тогда правильно?

– Поступать правильно, – объяснил Н. И., – это значит поступать, не нарушая принципа собственного психологического равновесия. Правильно – то, что соответствует только мне, то, что меня не разрушает. Я, например, человек совестливый, воспитанный в коммунистической морали, которая многое взяла от христианства, – для меня, следовательно, одно правильно; для тебя – другое; для дикаря с берегов Амазонки – третье. Объединяет нас вот что: мы не должны разрушать собственную психологическую целостность, за которой следует распад тела и смерть.

– А если мне для сохранения психологической целостности требуется убивать и насиловать, тогда что? – спросил Винниченко.

– Так не бывает, – уверенно возразил Гаврилов.

– Э, брат, – Тарас Григорьевич шутливо погрозил другу пальцем.

– Ну, а вот ты, – продолжал Н. И., которого уже захватил азарт спора, – оставляешь Бога внутри скобок и тем не менее часто поступаешь неправильно! Так есть ли тогда тебе польза от Бога?

– Помилуй, брат! – опять замахал руками Винниченко. – Что значит «польза от Бога»! Бог не микроволновка!

– Согласен, – признал Гаврилов, – для тебя он вечное оправдание.

– Да, я грешу, – запальчиво произнёс друг, – и помаленьку, и помногу, но Бог меня спасает от самого главного греха – от гордыни! Кто я перед ним? Козявка! Что мои грехи, даже самые страшные? Козявкины грехи. Я понимаю своё место и не горжусь.

– И заодно снимаешь с себя ответственность, – закончил Н. И.

– Да, я безответственный, – согласился Винниченко, – у меня две жены и четверо детей, которых я толком не содержу и не воспитываю. Так что с того? Им есть нечего? Жить негде? Они умирают? Дочери стали проститутками, а сын – наркоманом? Нет. Ведь нет, дорогой брат! Может, я и задуман таким вот безответственным человеком, и поэтому никто не страдает от моей безответственности?

– Конечно, это твоя жизнь, – сказал Н. И., – и ты делаешь с ней то, что захочешь. И всё-таки на твоём месте я бы попытался как-то разрешить ситуацию.

– А чего ж тут ещё разрешать? – удивился Винниченко. – Я всё, что надо, уже сделал: Богу помолился, тебе рассказал! Сейчас вся надежда, – он поднял глаза наверх, – на высшие силы! Само собой как-нибудь образуется.

– Может, подключить кого, – попытался предложить Н. И., имея в виду связи Анны Геннадьевны, – чтобы тебя больше не дёргали?

– Я же говорю тебе, не волнуйся, всё само собой рассосётся. У меня уже сто раз так бывало. Ни к чему суетиться.

– Ну, раз ты сам не считаешь ситуацию серьёзной, – пожал плечами Н. И.

– Она была серьёзной, – Винниченко посмотрел на храм и перекрестился, – а теперь нет.

IV. Машина-Убийца

– Ну, Директор, первый вопрос тебе, – Бумер приложил нос к душистой сигаре, и его ноздри со свистом отполировали гладкую восковую поверхность. – Как кубинки?

– Понимаешь, я жил в Варадеро, а это такая отдельная провинция. Типа специально для туристов…

Собеседники находились в офисе компании «Каменный сад», в том самом кабинете, который Директор делил со своим партнёром Гавриловым. Диалог имел место в понедельник вечером, то есть примерно за сутки до беседы друзей возле Храма-на-Крови.

Несмотря на то что Бумеру и Директору исполнилось почти сорок, общались они совершенно как легкомысленные завсегдатаи интернет-чатов лет четырнадцати-пятнадцати.

Бумер отнял сигару от носа и, держа её вертикально, внимательно оглядел, поворачивая большим и указательным пальцами. Сигара была безупречна. Аккуратно скрученная трудолюбивой мулаткой, она напоминала короткую и толстую ароматическую свечу.

– И?

– Ну и короче, туда обычных кубинцев типа не пускают, кроме персонала. Кордоны, посты. Все дела. Строго всё. Просто пипец. Как будто вообще другая страна! Варадеро отдельно. Куба отдельно.

Бумер поискал глазами гильотину. На низком журнальном столике стояли бутылка рома десятилетней выдержки, две бутылки «Колы», грязная пепельница, пластмассовые стаканы, открытая коробка с сигарами, валялись огромных размеров спички и нож.

– А гильотина где? – спросил Бумер.

– А гильотины нет, извини, брата.

– Чё, не мог гильотину что ли купить приличную?

– Ну, млядь, извини, брат, я и так потратился!

– Чем теперь конец отсекать, позвольте спросить, уважаемый Тарас Григорьевич? – Бумер поцарапал ногтем гладкий скруглённый кончик сигары.

– А вы свой конец-то поберегите. Он вам ещё пригодится когда-нибудь. Девок портить.

– Так ведь я же совсем о другом конце вам толкую. Экой вы не понятливый, ей-богу.

– С другого, значит, конца заходите, батенька?

– Именно. Именно так, – подтвердил Бумер.

– Ну, так я вам вот что скажу: вы возьмите нож да дырочку кончиком и проковыряйте. И курите на здоровье, как сэр Уинстон Черчилль.

– Дудки, – ответил Бумер, – мы уж тогда по-рабочекрестьянски.

Нагнувшись из кресла к столу, он закряхтел и принялся срезать ножом кончик сигары. Тупое лезвие соскакивало и стукалось о стеклянную поверхность. Хрупкий табачный лист лохматился и крошился.

– Со столом аккуратнее. Не казённый всё-таки. Мне за него Н. И. счёт выставит!

– Стараюсь, – пробормотал Бумер. – А ведь ножичек-то у Вас скверный. Совсем тупой, – и, отложив нож, он с облегчением откинулся обратно в кресло, жирно склеивая взлохмаченные края толстым языком.

– Огоньку, – попросил он и, дождавшись, пока услужливо поднесённое пламя с краёв подпалило сигару, втянул в себя воздух сквозь плотно спрессованные табачные листы. Сигара издала треск, загудела, как подбирающийся издали лесной пожар, и выпустила первый зелёный вяжущий дым.

– Благодарю. Ну, так что там с кубинками? – спросил Бумер.

– Так я же и говорю: жил в Варадеро, а там…

– Ты короче скажи: было или не было, – строго оборвал Бумер.

– Не было.

– Ну и хули ты тогда… – Бумер хотел продолжить, но огорчённо махнул рукой. – Считай, зря съездил.

– Так я ж не за блядьми ездил!

– А зачем же, ёб-б-банавро?

– За впечатлениями.

– Да ты ебанулся!

Бумер издал ироничный смешок, выражавший крайнюю степень недоверия, шлёпнул себя по ляжке и, выпустив к потолку целую грозовую тучу, зашёлся в истерическом кашле.

– А кто говорил, – всё ещё кашляя, спросил он, – кто говорил: «Я туда еду, потому что там бляди – доллар ночь»? А?

– Не говорил я такого.

– Не мзди, сцуко.

– Не говорил.

– Вот мздун! – Бумер ткнул в собеседника пальцем, желая пригвоздить к позорному столбу. – Смотри, какой мздун!

– Я ехал за одними впечатлениями. За природой. А бляди меня вовсе и не интересовали.

– Там что, вообще блядей не было?

– Не было. В Варадеро.

– А в других-то местах хоть были?

– В других были. До хуа. Доллар – ночь.

– Так что ж ты, не мог за ними съездить, ёб-б-банавро?

– В этом-то весь и цимус! Там бензин дорогой. Чтоб за ближайшей блядью сгонять, надо таксисту отдать триста долларов! Я подумал, что за триста долларов я тут в Бурге так могу зажечь!

– Да ты ебанулся!

– Ни хуа.

– Засада какая-то: блядь – доллар ночь, а чтоб за ней сгонять, надо отдать триста долларов!

– Засада полная, Бумер.

– Полная, ёб-б-банавро, я так считаю!

– Ты думаешь, я бы не… если б была возможность? Да я бы… Ты вон ром пей лучше. Реальный ром. Кубинский. Аньехо – очень старый.

– Да я не стану, – ответил Бумер. – Я вот лучше лока-локи выпью.

Он потянулся за бутылью. Два года назад Бумера укусил энцефалитный клещ. С тех пор он не употреблял алкоголь. Из соседней комнаты донеслось громкое уханье и крики «ура!»