Телеграмма из Москвы - Леонид Богданов

-- Так вы же сами говорили, что на деле с воробьеубийцами можно сделать карьеру?!

-- Что упало, то пропало. Не гонись, того этого, за двумя зайцами! -поучал Столбышев. -- С тебя хватит и того, что я сочиню рапортец о бдительности органов милиции, сохранивших все поголовье воробья в Орешниковском районе от возможных уничтожении врагом. А кто в Москве знает, сколько у нас, так сказать, было воробьев в наличии? Понял?

-- Понял!

-- То-то ж! Дела идут, контора, так сказать, пишет!

Контора действительно писала.

Семена бюрократизма носятся в атмосфере с тех пор, как пещерный человек камнем на камне выбил первый иероглиф. Витая над миром, семена бюрократизма падают на различную почву и везде дают всходы. На почве частной собственности семена бюрократизма чахнут. Для их успешного роста нужны удобрения в виде денег, а реакционеры-капиталисты по своей ужасной привычке, замеченной Марксом, любят накапливать капитал, но не любят его зря выбрасывать. На почве государственных учреждений семена бюрократизма прорастают хорошо и даже дают плоды: волокиту, путаницу, наплевательское отношение бюрократа к кормильцу-налогоплательщику и прочее, что сильно укорачивает жизнь налогоплательщика, оставляя ему в утешение право на злорадство: "умру и не буду платить на содержание бюрократии!" Так происходит в каждом нормальном государстве.

Но Советский Союз, как говорят сами коммунисты, "государство нового типа", и там почва для бюрократизма совершенно особенная и неповторимая. В Советском Союзе правительство планирует, контролирует, направляет и руководит всем: работой железных дорог и общественных бань с семейными номерами; деятельностью любительских балетных кружков и посевами кукурузы по всей стране, вплоть до Северного Полюса, где ею можно успешно вскармливать белых медведей: постройкой гигантских заводов и продажей зельтерской воды стаканами; творчеством писателя и работой чистильщика сапог; производством атомных бомб, детских свистулек "Уйди-уйди" и дамских подвязок с розовыми бантиками. Все это находится в руках государства. Целая армия бюрократов день и ночь пишет распоряжения, сочиняет приказы, ежедневно отправляет из Москвы во все концы огромной страны сотни тонн официальных бумаг и в ответ получает тысячи тонн сводок, отчетов, запросов и прочих документов -- плодов неусыпного творчества бюрократического гения. Из Москвы ежедневно отправляются во все концы страны десятки тысяч ревизоров, контролеров, уполномоченных, особоуполномоченных, а навстречу им со всех концов страны едут сотни тысяч бюрократов с отчетами, просьбами, докладами, выяснениями и прочее. Советский Союз представляет собой огромные джунгли бюрократии, где день и ночь трещат цикадами машинистки, носятся мотыльки-курьеры, рычат пантерами начальники, путники блуждают, пробираясь через хаотическое нагромождение, и каждый, кто сильнее, пожирает более слабых.

Таким образом, попав на почву советского государства, семена бюрократизма, наконец, обрели родную стихию и дают грандиозные всходы.

Даже в Орешниках, в дикой глуши, бюрократизм разросся до невероятных размеров. Если при царском режиме в Орешниках было всего четыре государственных, скучающих от безделья, чиновника, то теперь их стало сто двадцать шесть, тяжело работающих и никогда не справляющихся с работой бюрократических каторжников.

Когда Столбышев вернулся от лейтенанта милиции Взятникова, в райкоме кипела работа. Каждый занимался своим делом: строчил, переписывал, заклеивал конверты; сновали усталые курьеры, щелкали счеты бухгалтеров, отсчитывая попусту растраченные государственные деньги, стоял шум, поразительно напоминающий собой неповторимое произведение пролетарского композитора Безмылина -- "Симфонию Литейного Цеха".

Но больше всех трудился второй секретарь райкома Маланин. Изредка поглядывая на потолок и черпая с него вдохновение и необходимые познания, он писал инструкцию "Как следует организовать ловлю воробья". Столбышев заглянул через его плечо в ворох бумаг и увидел, что пишется уже 420-й пункт инструкции: "Воробья легче поймать за голову, чем за хвост". Утвердив эту еще никем в истории не записанную на бумаге истину, Маланин без всякой остановки перешел к пункту 421:

"Не поймав за хвост, надо выжидать, пока воробей сядет на:

а. куст,

б. дерево,

в. крышу здания, амбара, строения,

г. скирду соломы, сена."

Тут Маланин на секунду остановился и задумчиво посмотрел на потолок.

-- Навозную кучу, -- подсказал ему шепотом Столбышев.

-- Правильно, -- обрадовался Маланин и уже без остановки начал строчить:

д. навозную кучу,

е. забор или плетень,

ж. брошенный по бесхозяйственности сельскохозяйственный инвентарь и проч. проч.

Потом надо к воробью подкрасться на цыпочках, -- строчил Маланин, -дыша при этом исключительно через нос и подходя с подветренной стороны. Достигнув воробья, ловец должен тщательно проверить оснащение, рассчитать расстояние, сжать мышцы рук и ног и резким броском кинуться на воробья. При этом ловец должен помнить положение, освещенное в пункте 420 данной инструкции." Маланин поставил точку и, сияя, спросил:

-- Ну, как инструкция?

-- Хорошая инструкция, того этого, детальная. Так и надо. В случае чего, так сказать, организационных неполадок, у нас есть оправдательный документ. Райком, так сказать, все предусмотрел, виноваты низы. Ты, того этого, товарищ Маланин, трудись. Партия и правительство не забудут!..

Столбышев дружески похлопал его по плечу и, еще раз хозяйским оком окинув весь муравейник райкома, двинулся в свой кабинет. Там, никем не тревожимый, он написал под копирку двенадцать, по количеству колхозов в районе, коротких и энергичных записок: "Не подкачай. Помни, что все должно быть выполнено в сроки. Не выполнишь, будешь отвечать. Нажимай на людей, тереби, выжимай из них последнее. Надеюсь на тебя. Столбышев."

Это был классический и много раз оправдавший себя стиль руководства Столбышева. Столбышев ясно сознавал, что никто из руководящих работников не читал всей тучи бумаг, направляемых им из райкома. У них просто не хватало времени на чтение. Поэтому короткие записки Столбышева являлись руководящим документом, который читали в районе и потом, в зависимости от обстановки и времени года, выполняли его указания. Если председатель колхоза получал столбышевскую записку весной, то "не подкачай" касалось сева. Если это было осенью, то "нажимай" касалось уборочной. Если это было в неопределенное время года и председатель колхоза не знал, к чему относится "выжимай из них последнее", то он просто вызывал к себе кого-нибудь из старых людей и спрашивал, что в эту пору делали когда-то, а потом так и поступал.

Окончив писать записки, Столбышев взялся уже было за телефонную трубку, чтобы начать обзванивание всех двенадцати колхозов района: -- Гальо! Так ты ж не подкачай, нажимай!.. -- но в это время в кабинет вошла техническая секретарша Рая. Вошла и остановилась, потупив взор. На щеках Столбышева заиграл румянец.

Кудрявый Амур, от скуки болтаясь по свету, заглядывает куда попало: в замок сказочной принцессы и в ночлежку босяков; в пальмовую хижину жителя Африки и в снежную юрту эскимоса; собственный, но еще не выплаченный, дом служащего и в виллу директора банка, которому фактически и принадлежит собственный дом служащего. И везде Амур, прищурив глаза, целится и пускает разящие стрелы, которые попадают в сердце, но часто выходят боком. Будучи беспартийным, Амур осмеливается проникать не только в мелкие райкомы, но даже в запретные для многих партийцев ЦК партии и занимается там своим древним ремеслом. Побывал Амур и в Орешниковском райкоме. Поэтому и стояла Рая, потупив взор, в кабинете у Столбышева, а он, ответственный партийный любовник, смотрел на нее взглядом полным ласки, чувства собственника, восхищения и подозрения: верна ли?

Язык любви везде одинаков по содержанию, но среда накладывает отпечаток на его форму. Поэтому разговор между Раей и Столбышевым звучал так:

Она: -- Товарищ Столбышев!

Он: -- По какому, того этого, вопросу?

Она: -- Вчера после заседания бюро райкома...

Он: -- Поконкретнее, так сказать, ближе к сути вопроса.

Она: -- Вы меня не любите! -- (руки теребят копию отчетности по воробьепоставкам, голова опущена).

Он (с самодовольной улыбкой): -- Выдвинутые вами подозрения не имеют под собой конкретной почвы и, так сказать, вызваны организационными неполадками. Я люблю тебя!

Она: -- Но, ведь, ты, Федя, вчера ночевал у жены! -- (руки комкают копию отчетности по воробьепоставкам, негодование во взоре).

Он (догадавшись, в чем дело): -- А-а-а! Того этого, это необоснованные претензии. На данном этапе вопрос об индивидуальных взаимоотношениях у меня с женой, так сказать, снят с повестки дня. Я тебя того этого, люблю!

Она (с облегчением): -- Значит, не аннулировал своих чувств значит, любишь?