Собор Святой Марии - Ильденфонсо Фальконес

Несколько дней спустя управляющий предстал перед сеньором в башне замка.

— Мы обыскали все остальные дома, леса и поля, — доложил он, — но Эстаньола и след пропал. Он, наверное, бежал в какой-нибудь город, может быть, в Манресу или в…

Ллоренс де Беллера жестом приказал ему замолчать.

— Его уже не будет. Следует уведомить прочих сеньоров и наших агентов в городах. Сообщи им, что с моих земель бежал один раб и что его следует задержать.

В этот момент появились донья Катерина и Франсеска с сыном сеньора на руках. Ллоренс де Беллера посмотрел на кормилицу: она ему больше не нужна.

— Сеньора, — обратился он к супруге, — я не понимаю, как вы позволяете какой-то шлюхе кормить грудью моего сына Хауме. — При этих словах донья Катерина вздрогнула. — Или вы не знаете, что эта женщина таскается со всей солдатней?

Донья Катерина выхватила сына из рук кормилицы.

Когда Франсеска узнала, что Бернат бежал с Арнау, она только и думала о том, что с ее малышом. Земля и собственность Эстаньолов принадлежали теперь сеньору де Беллере. Ей не к кому было идти, а тем временем солдаты продолжали пользоваться ее услугами. Кусок черствого хлеба, подгнившие овощи, иногда возможность погрызть кость — такова была цена ее тела.

Никто из многочисленных крестьян, приходивших в замок, не удостаивал ее даже взглядом. Как-то Франсеска попыталась подойти к одному из них, но тот отвернулся от нее. Она не осмелилась вернуться в отчий дом, потому что мать отвергла ее при всех, когда приходила в пекарню. Вскоре молодая женщина вынуждена была побираться невдалеке от замка, как и другие нищенки, которые бродили у его стен, роясь в отбросах. Казалось, теперь судьба Франсески состояла в том, чтобы ходить по рукам в обмен на объедки солдата, который выберет ее в этот день.

Наступил сентябрь. Бернат уже видел, как улыбается его сын, как он ползает по пещере и возле нее. Однако провизия начала заканчиваться, приближалась зима, и пришло время уходить.

4

Город простирался у их ног.

— Смотри, Арнау, — сказал Бернат мирно спавшему ребенку, привязанному к его груди, — это Барселона. Здесь мы будем свободными.

С самого начала Бернат не переставал думать об этом городе — великой надежде всех рабов. Бернат слышал, как люди говорили о нем, когда шли обрабатывать земли сеньора де Беллеры, или ремонтировать стены замка, или выполнять какую-нибудь другую работу для своего господина. Они всегда были начеку, стараясь, чтобы управляющий или солдаты их не услышали, но эти перешептывания вызывали у Берната обычное для ребенка любопытство. Он был счастлив на своей земле и никогда бы не покинул отца. Бежать с ним он тоже не смог бы. Но теперь, потеряв все, что у него было, он смотрел по ночам на спящего сына и вновь вспоминал эти разговоры. Время, проведенное в пещере, прошло в размышлениях о будущем.

«Если удастся прожить в этом городе год и один день, не будучи задержанным сеньором, — вспоминал он услышанное, — можно получить карту жительства и стать свободным». При этом все рабы многозначительно молчали. Бернат смотрел на них: у некоторых глаза были закрыты, а губы сжаты, другие отрицательно качали головой, а остальные улыбались, глядя в небо.

— И нужно только пожить в этом городе? — нарушил молчание один парень, из тех, кто смотрел в небо и наверняка мечтал разбить цепи, приковавшие его к земле. — Почему в Барселоне можно получить свободу?

Самый старший из них после паузы ответил ему:

— Да, больше ничего не требуется. Только прожить в городе весь этот период. — Увидев, как у парня загорелись глаза, он продолжил: — Барселона очень богатая. Многие годы, начиная с Хайме I Завоевателя и до Педро Великого, короли брали у города деньги взаймы для войн и для своего двора. В течение всех этих лет жители Барселоны давали деньги из городской казны в обмен на особые привилегии, пока сам Педро Великий в войне против Сицилии не свел их все в один кодекс… — Старик произнес запинаясь: — Recognoverunt proceres по-моему, так он называется. Именно там говорится, что мы можем получить свободу. Барселоне нужны работники, свободные граждане.

На следующий день этот парень не пришел на работу в указанный сеньором час. И через день тоже. Отец сбежавшего сына продолжал работать вместо него. Три месяца спустя парня привели в оковах. Он шел под кнутом, но все видели, что его глаза блестели от гордости за свой поступок.

С высоты Сьерры де Колльсеролы, стоя на древнеримской дороге, которая соединяет Ампурию с Таррагоной, Бернат смотрел на свободу и… на море! Он никогда не видел и не представлял такого бескрайнего пространства. Конечно, он знал, что за морем находились каталонские земли, так говорили купцы, но ему впервые пришлось увидеть нечто такое, чему не было видно конца. «За той горой…», «За той рекой…» — Бернат всегда мог показать дорогу или место незнакомцу, который обращался к нему за помощью. Сейчас он всматривался в горизонт, сливающийся с водой. Некоторое время он стоял неподвижно, гладя непослушные волосы малыша, которые выросли, когда они жили на горе.

Потом он обратил свой взгляд туда, где море сходилось с землей. Пять кораблей стояли у берега, возле островка Маянс. До этого дня Бернат видел только картинки с кораблями. Справа от него возвышалась гора Монжуик, тоже едва касающаяся моря; у подножия ее склона распростерлись равнинные поля, а дальше — Барселона. От центра города, где возвышалась гора Табер, вытянулся небольшой мыс, а вокруг — сотни разбросанных тут и сям строений. Некоторые — низкие, терявшиеся среди соседних зданий, а другие — величественные: дворцы, церкви, монастыри… Бернат удивлялся, как много людей, должно быть, живет здесь. Внезапно Барселона заканчивалась. Окруженная со всех сторон, кроме моря, стенами, она напоминала улей. А дальше, за городскими стенами, были поля. Сорок тысяч жителей, слышал он, населяли город.

— Как они найдут нас среди сорока тысяч людей? — пробормотал Бернат, глядя на Арнау. — Ты будешь свободным, сынок.

Здесь они, несомненно, смогут скрыться, и он попытается найти сестру. Но Бернат понимал, что сначала ему нужно пройти через ворота. А вдруг сеньор де Беллера разослал описание его внешности? Эта родинка… Он думал об этом все три ночи пути, после того как они с сыном покинули пещеру. Бернат присел на землю и взял зайца, которого подстрелил из арбалета. Он перерезал ему горло и дал крови стечь на ладонь, на которой была небольшая кучка песка. Когда смесь начала подсыхать, он растер ее над правым глазом. Потом спрятал зайца в мешок. Почувствовав, что смесь засохла и он не может открыть глаз, Бернат начал спускаться по направлению к воротам Святой Анны, расположенным в северной части городской стены.

Вереница людей стояла в ожидании, чтобы пройти в город. С трудом волоча ноги, Бернат стал в очередь. Он старался быть начеку и не переставал поглаживать ребенка, который к этому времени проснулся. Один босоногий крестьянин, согнувшись под тяжестью огромного мешка с репой, посмотрел в сторону Берната.

Бернат улыбнулся ему.

— Проказа! — закричал крестьянин и, бросив мешок, отскочил в сторону.

Бернат увидел, как вся очередь в одно мгновение разбежалась до самых ворот: одни — сойдя на обочину, другие — ринувшись в разные стороны. Все отошли от него, давая пройти по дороге, заставленной повозками с разной утварью и едой. Слепые, которые обычно просили милостыню у ворот Святой Анны, тоже зашевелились от неожиданных криков.

Арнау заплакал, и Бернат увидел, как солдаты вынули шпаги из ножен и стали закрывать ворота.

— Иди в лепрозорий! — крикнул кто-то за его спиной.

Это не проказа! — запротестовал Бернат. — Просто ветка ударила меня в глаз! Смотрите! — Бернат поднял руки и замахал ими. Затем он положил Арнау на землю и принялся раздеваться. — Смотрите! — повторил он, показывая свое тело, крепкое, без единого пятнышка, без язв или следов от них. — Смотрите! Я всего лишь крестьянин, но мне нужен врач, чтобы вылечить глаз, иначе я не смогу работать дальше.

Один из солдат, которого офицер толкнул в плечо, подошел к Бернату и остановился в нескольких шагах, внимательно осматривая его торс.

— Повернись кругом, — приказал он, делая пальцем вращательное движение.

Бернат подчинился. Солдат вернулся к офицеру и покачал головой.

— А ребенок? — спросил офицер, указывая шпагой на узелок, стоящий у ног Берната.

Бернат нагнулся, чтобы поднять Арнау. Он раздел ребенка и, прижимая его лицом к своей груди, показал тельце малыша, одновременно прикрывая пальцами родинку.

Повернувшись к воротам, солдат снова покачал головой.

— Прикрой эту рану, крестьянин, — посоветовал он, — иначе ты не сможешь сделать по городу и двух шагов.

Люди вернулись на дорогу. Ворота Святой Анны распахнулись снова, и крестьянин, подняв свой мешок с репой, отвернулся, чтобы не смотреть на Берната.