Золотая братина: В замкнутом круге - Игорь Минутко

– Ничего, ничего! – пришел ему на помощь граф Оболин. – Да, Иван Кириллович! Один нюанс… Это формальность, конечно. Я, подписывая договор с «Амулетом», не обратил внимания на один пункт, вернее, не придал ему значения. Дело в том, что мои телохранители, согласно этому договору, не должны оставлять меня одного ни днем ни ночью. Следуют за мной всюду. Вот и сейчас один из них, Евгений, сидит в гостиной моего номера. Так что они и в музее будут сопровождать меня, не обессудьте.

– Да ради бога! Хотя у нас вы были бы и так в полной безопасности. Охрана в музее надежная, проверенная, со всем техническим и прочим обеспечением.

– Тем лучше! – Внук графа Алексея Григорьевича Оболина весело рассмеялся. – У меня будет в залах вашего музея двойная охрана. Итак, запишите номер нашей машины. Это небольшой фургончик, «Мерседес-бенц».

– Записываю.

– А 816 ЕН, РУС 77. До вечера, Иван Кириллович!

– До вечера. Ждем.

Любин положил трубку телефона, откинулся на спинку кресла, и нервное напряжение не отпустило его, а, наоборот, возросло, прибавилось чувство тревоги: как бы чего не случилось с Александром Петровичем за долгий летний день в сегодняшней Москве, в гостинице «Космос», в которой – он читал где-то или видел сюжет по телевизору – вольготно себя чувствуют авторитеты столичного криминального мира.

«И зачем именно этот отель выбрал молодой граф? Впрочем, по голосу он не очень молод: в нем присутствует некая матерость. При нем такая ценность! И дело не в том, что блюдо из золота. Нет! Сегодня будет восстановлено единство сервиза „Золотая братина“. Если бы до этого дня дожил отец! – опять подумал директор. – Нет, это просто замечательно, что Александр Петрович нанял двух телохранителей!»

Весь день Любин думал лишь об одном: скорее бы пробило восемнадцать часов! Наконец он услышал долгожданный мелодичный звонок – просьба к последним посетителям музея покинуть залы. Наверное, эту привычку Иван Кириллович унаследовал от отца: после закрытия музея пройти по анфиладе тихих залов, спуститься в подвальный этаж, где под бронированным стеклом тускло поблескивают золотыми гранями (подсветка погашена) предметы чудо-сервиза… Вот и сейчас директор музея, гонимый восторгом и непонятной грустью, решил отправиться к «Братине». Но сначала надо предупредить охранников.

Ночью охрана Музея народного искусства России состояла из четырех человек. Один охранник нес свое дежурство в будке у ворот особняка, обеспеченной телефонной связью с комнатой, где размешались пульт и мониторы, с кабинетом директора и с отделением милиции – оно рядом, за квартал от Второго Зацепного переулка; он же при необходимости автоматически открывал массивные ворота усадьбы. Сегодня в наружной будке дежурил Николай Якименко, недавно принятый на работу по протекции, заслуживающей полного доверия, – из спецназа (после того как его комиссовали: он в Чечне получил легкое ранение и возвращаться на прежнюю службу не захотел). Это был молчаливый, замкнутый парень могучего телосложения, четкий, резкий, чем-то похожий на робота, для которого главное в жизни – приказ, и выполнить его надо во что бы то ни стало. Еще днем Иван Кириллович сказал ему, что в половине седьмого подъедет к воротам музея фургончик «Мерседес-бенц» номер А 816 ЕН, РУС 77 и троих людей, которые в нем будут, надлежит пропустить к нему.

– Все понял, товарищ директор! Будет сделано, – четко ответил белобрысый, коротко стриженный Николай Якименко, и Иван Кириллович, впервые внимательно заглянув в его глаза, увидел в их синеве и ясности нечто неумолимое.

– Когда они подъедут, позвоните мне, – сказал Любин.

– Слушаюсь!

У пульта и мониторов дежурили еще трое охранников во главе с командиром всей группы. Итого четыре человека, все вооруженные автоматами Калашникова с полным боекомплектом, все прошедшие соответствующую подготовку или в армии, или в милиции, или на спецкурсах, все трижды проверенные. Всего их было двенадцать человек, и всех лично знал Иван Кириллович Любин. Каждая смена (а их было три) заступала на работу в семнадцать часов на полные сутки, и двое суток люди отдыхали. Командиры групп получали оклады в полтора раза больше директорского, у остальных охранников она приближались к месячному заработку Любина. И он считал, что это справедливо. Охрана в Музее народного искусства России – особая гордость ее директора. Она досталась ему по наследству от отца, Кирилла Захаровича Любина, бессменного руководителя музея со дня его основания.

В конце шестидесятых годов произошла дерзкая, даже наглая кража деревянной скульптуры монаха в человеческий рост, привезенной из глухой старообрядческой деревни Пензенской области, – редчайшего экспоната конца XVII века. Следствие показало, что похищение произошло при попустительстве или халатности ночных сторожей. Вот после этого случая Кирилл Захарович добился двух нововведений, которые коренным образом изменили статус охраны его музея. Во-первых, теперь подбор кадров происходил при активном участии его руководства, а дубликаты личных дел передавались в отдел кадров, то есть они как бы становились членами коллектива музея. Во-вторых, имея высоких покровителей в Министерстве культуры, директор сумел значительно повысить оклады, вернее, организовал доплату к основному окладу, которую те получали в бухгалтерии музея. Работать у Любина стало весьма престижно: во вневедомственной охране Москвы существовал в ту пору даже конкурс на место в музее, и от претендентов требовались надежные рекомендации. И сейчас, при Иване Кирилловиче Любине, все оставалось по-прежнему. Кроме одного: Министерство культуры ликвидировало финансовую дотацию на охрану, но директор нашел выход: у музея появилось два мощных спонсора – коммерческий банк «Агрус» и благотворительный фонд «Возрождение», созданный для поддержки народного творчества в России.

Выходя из своего кабинета и намереваясь спуститься в подвальные помещения («Только взгляну на „Братину“ – и тут же вернусь»), директор просмотрел список бригад охраны, который лежал у него на письменном столе под толстым стеклом. «Сегодня смена Великанова. Понятно. Загляну к Валентину Николаевичу на пару минут».

Наручные часы показывали четверть седьмого. Закрыв на ключ свой кабинет, он быстро прошел по коридору в его конец и, остановившись у двери, обитой светлым металлом, с табличкой «Охрана. Посторонним вход воспрещен», нажал красную кнопку рядом с дверной рамой.

Тотчас щелкнул замок – дверь открылась. Перед директором музея стоял крепкий парень в десантном камуфляжном костюме, с «калашниковым» на плече, дулом вниз, Федор Рябушкин – квадратный, могучий, с короткой крепкой шеей и маленькой головой.

– Добрый вечер, Иван Кириллович, – сказал тот, похоже, несколько смутившись. – У приборов (Федя служил на флоте) Остап и Воротаев Никодим Иванович, а я вот ужин готовлю.

– Постой, постой! – перебил Любин. – Почему Воротаев? Ведь ваш командир Великанов!

– А он попросил Воротаева подменить его сегодня. Никодим Иванович говорит…

В это время из-за перегородки, за которой скрывались пульт управления сигнализацией и мониторы, вышел Никодим Иванович Воротаев – старейший работник музейной охраны. Он трудился здесь уже более двадцати лет, ему перевалило за шестьдесят, и был он крепок, спокоен, немногословен, надежен – директор музея всегда ставил его в пример молодым охранникам. Воротаев служил в музее еще при отце Любина, его помнил Иван Кириллович с той поры, когда был студентом Историко-архивного института, а здесь, у отца, проходил практику.

«Все к лучшему, – подумал он. – Даже хорошо, что сегодня во главе охраны Иваныч. С ним я как за каменной стеной».

– Здравствуйте, Иван Кириллович, – заговорил командир группы спокойно, чуть-чуть замедленно, преданно глядя на директора музея. – Смену приняли, по залам прошли, все в порядке, везде техника работает безотказно…

– Погодите, погодите, Никодим Иванович, – перебил Любин. – Что случилось? Ведь командир этой смены Великанов!

– Тут такое дело… Попросил подменить его, что-то дома стряслось…

– Но почему же меня не поставили в известность?

– Так, Иван Кириллович, мне Валентин позвонил буквально часа в четыре. Хорошо, дома застал – я как раз собирался на дачу ехать.

– Да что у него приключилось?

– Не сказал. Спешил очень. И голос такой… Срывается.

– Ну ладно, потом разберемся.

Непонятная тревога, возникшая вроде бы без всякой причины, заставила сильнее забиться сердце Ивана Кирилловича.

– Хорошо… – Любин помедлил. – Выйдем-ка на минутку.

Они оказались в коридоре. Директор музея плотно закрыл дверь.

– Вот что, Никодим Иванович, – сказал, волнуясь, Любин, – сейчас ко мне пожалуют гости. Вернее, один очень важный гость со своей охраной. Мы пройдем в зал с «Золотой братиной». Когда будем выходить из кабинета, я тебе позвоню, и ты отключишь сигнализацию стенда с сервизом…