Синдром мотылька (сборник) - Ольга Литаврина

Прежде моя песня, мой танец в любом состоянии могли окрылить меня на сцене. Сцена утишала мою боль и врачевала одиночество моей души, возрождала силы и доставляла несказанную радость – радость от сознания моей власти над гибким телом, над непостижимым миром музыки, власти над собой, над человеческой природой, над таинственным миром Космоса, наконец!

Теперь все чаще, под настроение, мне хотелось отменить концерт. Стало раздражать все то, чего я не замечал прежде. Вот как сегодня – тесная гримерка, плохо закрытые окна, сырой сквозняк по полу! И где это бродит проклятый гример? Подумаешь, русские витязи! Такие же люди толпы с распяленными глотками, как на любом стадионе! Единственный плюс – помещение здесь поменьше. С некоторых пор каждый зритель словно вытягивает из меня жилы. Вы, стадо! Держитесь на расстоянии! Красота и совершенство хрупки, а ваше стотысячное дыхание сжигает их, как прожорливое пламя!

Я снова гляжу в зеркало и думаю о славе. Вечно пребудут толпа с ее жадным восторгом, стотысячные стадионы в ожидании моего голоса и бесконечные студии в ожидании моих дисков. А я, я сам, как мотылек над пламенем свечи, – взлетел на самую вершину славы, и через миг растворюсь, исчезну там без остатка…

Знакомый липкий страх ползет откуда-то изнутри, тоскливое желание уйти с концерта, не оставляя этим новым зрителям новой частицы себя, своего непрочного совершенства, хрустальной мелодии смертного своего танца в погоне за бессмертной тайной души…

И, уже торопясь успеть до прихода гримера, я вынимаю драгоценную ампулу, срываю упаковку стерильного шприца и безжалостно затягиваю резиновым жгутом свою исколотую, свою тонкую прекрасную белую руку. И хрупкий мальчик улыбается мне с небес – тот самый, с зовущими оленьими глазами и четким рисунком губ, похожих на тетиву лука.

Привет тебе, снежная Россия, гиперборейская страна! Я здесь! Я готов! Новым идолом новой толпы, новым солнцем я воссияю на небосклоне твоего искусства! Новым мотыльком над ненасытным пламенем твоей далекой свечи…

Глава 13

Где разбитые мечты обретают снова силу высоты…

Перед выпиской меня, еще на новеньких костылях, пригласил к себе лечащий врач.

– Не знаю, Волокушин, что у вас там с женой, отчего она ни разу не приехала к вам в больницу. Впрочем, все наши телефоны она оборвала. Думаю, дома разберетесь. Алиса Алексеевна жаловалась мне на ваши запои и дебоши. Очень просила помочь. Ничего необратимого я у вас не вижу, но просьбу ее попробую выполнить. Мой однокурсник, фармаколог, стажируется сейчас в Вашингтоне, но частенько наезжает сюда, к родителям. Он запатентовал какой-то уникальный метод суперкодировки от алкоголя. Надеюсь, он вам поможет. Прием, правда, дорогой, но Алиса Алексеевна настроена решительно – если браться, то сразу! Так что желаю ни в каком виде к нам больше не возвращаться!

Вот так моя Алиса, по-прежнему готовая на все, притащила меня к новому американскому чуду. И закружилась на новом витке затейливая спираль моей жизни.

Когда недели через две я, опираясь на палочку, появился в своем любимом рабочем кабинете, весь коллектив с надеждой и радостью встречал меня возле замененной после ЧП двери. И весь мой вид этой радости очень способствовал! Похудевший, помолодевший, мужественно преодолевающий травмы интересный мужчина в «шикарном», как уверяла Алька, сером в рубчик костюме-тройке. Типичный русский интеллигент, образованец и деятель искусств. И ни-ни-ни! – никаких тебе загульных компаний, чужих жен и криминальных разборок!

Работа превыше всего!

Даже наша обычная московская семья на этом новом витке восстановилась и окрепла. Я с честью выдержал трехгодичный сухой закон, введенный Алькой как условие, – и уже тем летом дочура вернулась домой, и ее документы переслали в очередной пятый класс нашей верной 870-й школы.

И только ты, дружище Венич, случайно убедился, на каком тонком, хотя и неразрывном волоске держалась вся эта умиротворяющая московская идиллия. И скажи по чести – разве не всегда на волоске держится любое семейное счастье? Кто-то приревновал, кто-то посмотрел на сторону – и самая дружная семья рушится совершенно непредсказуемым образом. А бывает и как у нас – никто не изменял, не ревновал, просто завод семейной любви кончился, как у механический игрушки. И кто на свете научился с этим бороться?

Разве только Провидение. Да, да, самое Божественное Провидение, доставившее меня к заокеанскому светилу. Оно же незаметно и свело меня с другими страждущими. А от них – завилась-закружилась ниточка, да и привела к тому самому связному. К людям, что хранили вещество, способное вернуть человека к жизни, запустить изношенное сердце, «включить» внутри живительный ток незримых сил, без которых любое живое существо сгорает, истлевает, как выработанный электропровод!

Мне и сегодня плевать, как именно называлось это вещество и почему всякие люди и инстанции так ревностно перекрывали каналы его поставки. В то время благодаря ему продлилась моя жизнь и еще многие другие жизни.

На мой взгляд, игра стоила свеч!

Я – единственный – знал, в чем секрет моего счастья. И ответственность за него перед всеми, кто поверил в обновленного меня, на мне построил жизненные планы: перед женой, дочкой, перед прощенной медсестрой, перед лицеем и его птенцами, – эта еще больше потяжелевшая ноша после больницы вернулась и легла грузом на мои плечи. Карусель моего краткого отдыха сломалась от перегрузки. И только заветная игла давала теперь силы нести мою ношу дальше. Где-то я это слышал – без отдыха и срока?

Венич, прости! Что-то я слишком разнюнился, совсем как наказанный школьник. А жизнь наша с тех пор и правда полностью пошла на лад!

Во всяком случае, в лицее! В те дни у меня разом высвободилось столько сил и свободного времени, что я еще глубже и усерднее зарылся в работу. Мы двигались прямым ходом к десятилетнему юбилею. Я хотел сделать его настоящим праздником. И совсем не для проверяющих чинуш, а для самих ребят, для учителей. Так, чтобы в празднике участвовали все они – и те, кого бог одарил музыкальным слухом и способностями, и те, кто отличился в художественном танце. И все, все, все… И художники, создающие декорации. И юные режиссеры танцевального театра. Даже маленькие билетеры, наконец, взявшие на себя раздачу наших билетов в музеях и на выставках, чтобы увидеть у нас настоящих «искусстволюбов». И все, конечно, как и я, болели этим и не могли оторваться от нашего главного детища. Кстати, среди художников был и Володя Воронин, восходящая звезда современной живописи, выставке которого я отдал так много сил.

Песни для постановки выбирали по вдохновению. Прославила «Веснушку» талантливая инсценировка печальной песни «Позови меня с собой». Почему в этот раз наш выбор пал на «Самбу белого мотылька» – кажется, ее исполняет Валерий Меладзе, – никто не задумался. Да разве это так важно? Просто мы вместе с детьми «увидели» живую ткань этой песни. И она зажила в исполнении «Веснушки» неповторимой, таинственной жизнью рисунка, мелодии и пластики, слившихся воедино. Все мои записи давно разошлись, но тебе, Венич, не трудно будет представить…

Правда, я уже выдохся. Когда подходит к концу действие моей «живой водички» – во мне словно медленно выключают ток. Выключают ток жизни. Сон в этих случаях – единственное спасение. В последнее время и это спасение становится мне все более недоступным. Но здесь, на даче, где я отмерил себе последние дни жизни, милосердный сон ограждает меня от лишних мучений. Так что займусь водными процедурами, что-нибудь перекушу или просто выпью стакан чая с медом. А потом – упаду в сон. И пусть напоследок мне приснится не призрачный спутник – Майкл Джексон, – а прелестная живая постановка, принесшая веселой «Веснушке» громкую – и погибельную – славу…

Спокойной ночи, Венька, друг душевный!

Глава 14

Белые мотыльки

А вот и снова ясное ласковое утро, редкое в поздней осени! В неизреченном милосердии своем бог погружает меня в тепло и негу последнего, четвертого, дня, точно предлагая последний путь – путь к спасению. Прости мне, господи, грешному неразумному рабу твоему, преступное расточительство дарованных мне благ земных, дарованных мне любви, надежды и веры! Сегодня после завтрака – того же чаю с медом – я даже выбрался на недолгую прогулку. Осень в Подмосковье так хороша! Строчка из стихотворения ученика «Веснушки»: «В России – осень. Божий сон…» А дальше не помню. Мысли путаются. Подступает свинцовая головная боль. И я бегом мчусь с улицы в кафельную ванную, где меня уверенно и надежно ждут шприц и резиновый жгут на аптечной полке…

Вот и все, господь мой, вседержитель! Я снова отринул все милосердие твое, и неизмеримую мудрость твою, и светлую печаль о нас, живущих! Отринул единственный путь спасения и не сделал самой слабой попытки уйти от власти дурманного зелья. Не захотел – или не смог. А ведь, наверное, смог бы – если б знал, что кому-нибудь это до смерти нужно! Теперь и не узнать…