Луч во тьме - Софья Черняк

— Э-гей, орлы! — бросился Кузьменко будить друзей. — Царство небесное проспите. Вставайте, новость есть.

И вот товарищи уже сидят за столом, на котором конспирации ради возле краюхи хлеба и чугунка с вареной картошкой красуется пол-литра самогона.

— Дело такое, ребята, — начал Александр, — удалось набрести на след партизан… Как именно? Есть у меня своячок — Володька Сарычев. Хороший парень. Комсомолец, активист. Как и мы, из окруженцев. У немцев ни за что не хочет работать. Сейчас он в селе Неданчичи, на реке на перевозе работает, а зимой сапожничал. Передает он мне через знакомого железнодорожника записку: «Непременно приезжай ко мне». Я понимаю, что ехать надо, Володька такой, что попусту не позовет, но начальство не пускает, хоть плачь. Тогда я одного парня из нашей группы к Володьке с паролем послал. Оказывается, неподалеку от Неданчичей действует отряд какого-то учителя Николая Таранущенко. Партизаны страшно бедствуют. Не хватает ни оружия, ни медикаментов. Надо помочь! Может, связаться с ними?

— Обязательно! — подхватил Михаил. — Мы с ног сбились в поисках связи с партизанами.

— Теперь у нас новая жизнь начнется! — обрадовался Ткачев.

— Так вот, Кирилл, возвращайся в Киев, — предложил Демьяненко. — Передай Кочубею все, что услышал. Пусть действует.

— Как раз сегодня поезд на Киев поведет наш парень — Грицько Косач. Довезет и вас, Кирилл Афанасьевич, — сказал Кузьменко.

Той же ночью Ткачев повез на Черную гору радостную весть.

До войны Александр Кузьменко работал на станции Коростень начальником базы паровозов и у своих родителей в Нежине бывал редко. А когда в начале войны посчастливилось вырваться из киевского лагеря смерти, который фашистские бандиты устроили на Керосинной улице, он, больной и опухший от голода, с трудом добрался до Нежина. Но отца дома не застал. Мария Сазоновна, плача, сказала:

— Забрали, только война началась. Не немцы, еще наши…

Александр окаменел. Наши забрали?! Если бы мать сказала, что отца арестовали гитлеровцы, его бы это не удивило. Но наши?! За что? Для Александра отец был воплощением всех лучших качеств советского человека.

…В 1937 году на транспорте, как и в других местах, началась охота на так называемых «врагов народа». Сначала Александр верил, что в самом деле брали виновных, но постепенно в его душу закралось сомнение. Почему в нашей стране, где победил социалистический строй, вдруг появилось столько врагов? И этими врагами были не бывшие помещики или белогвардейцы, а многие руководители Коммунистической партии и Советского правительства, выдающиеся ученые, крупные военные, кадровые рабочие, известные писатели и артисты. И вот теперь он узнает и про родного отца… Нет, не мог он, старый честный железнодорожник, чем-то провиниться перед Отчизной!

— Мама, не плачьте, выяснится… Что-то перепутали, — успокаивал ее Александр.

Больше всего уязвило Александра то, что, когда он впервые отважился выйти на улицы оккупированного Нежина, его как близкого друга встретил изменник Пройдаков. А как же, ведь Александр — сын врага Советской власти! Пройдаков сразу же зачислил Александра машинистом. «Для почина» Кузьменко расплавил контрольную пробку, и паровоз на двое суток выбыл из строя. Эту аварию он объяснил тем, что водомерное стекло разбилось. Поверили. Как же не поверить сыну врага Советской власти!

Вообще за Александром не очень-то следили, и он довольно успешно развернул работу. Теперь в созданной им подпольной группе насчитывалось одиннадцать человек. Дня не проходит, чтобы они не поработали: подсыпали песок в смазку, портили тормозные краны и манометры, разбивали водомерные стекла и скоростемеры, обрывали различные поводки, забрасывали гайки и зубила в золотники… И то, что паровозы больше простаивали в депо на ремонте, чем выходили на линию, было им лучшей наградой.

В депо работали чешские и югославские рабочие. В их бараке был радиоприемник. Кузьменко устроил туда уборщицами двух надежных девушек. Чехи и югославы также ненавидели немцев и позволяли девушкам слушать московские передачи. Теперь подпольщикам было о чем поговорить с нежинцами.

Как-то Александр встретил на вокзале Анатолия Бендысика, своего давнего друга со станции Круты, где протекало его детство. Анатолий рассказал, что в Круты вернулся их старый друг — Шурка Березнев. Он поселился в семье своей сестры Анны Тимофеевны Помаз, жены местного доктора. Этот рассказ взволновал Александра, напомнил детские годы, горячую дружбу с Шуркой. Их так и звали тогда: Шурка и Шурик.

В первый же свободный от работы день Кузьменко поехал в Круты. Он сразу нашел Ивана Васильевича Помаза.

Разве же есть в Крут ах человек, который бы не знал, где живет врач Помаз! Этот доктор вот уже свыше четверти века работает здесь. Уважают крутинцы и его жену Анну Тимофеевну — требовательную и сердечную учительницу математики, заставившую детвору полюбить эту мудрую науку.

Знают тут и о горестях, которые принесла этой семье проклятая война. Больно отозвался в сердцах местных жителей страшный треугольник — письмо лейтенанта, сообщившего родителям о героической смерти Юрия Помаза; юноша погиб в рукопашном бою и похоронен товарищами под вербой на станции Калораш, возле Кишинева.

Видели, как врач, худой и измученный, возвратился домой из плена. Но не долго он прожил после этого в своем доме. Какой-то фашистский прихвостень выбросил Помаза из дому, и он нашел пристанище у младшей сестры учительницы — Любови Тимофеевны. Знали, что там же нашел приют и ее брат — инженер из Москвы Шурка Березнев.

Вот не знали только крутинцы, почему старый врач бросил сельскую больницу, которой отдал двадцать пять лет жизни, и стал вдруг заниматься частной практикой. Но все равно все продолжали обращаться за советом и помощью к Ивану Васильевичу.

В майское утро 1942 года, когда в доме Помаза появился высокий железнодорожник с сундучком, какие обыкновенно носят машинисты, вся семья была в сборе. Анна Тимофеевна сказала старшей дочери:

— Леля, проводи больного к отцу.

Но «пациент» не тронулся с места.

— Что пятью пять будет двадцать пять и что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, я узнал от вас, Анна Тимофеевна, и запомнил на всю жизнь… Почему же вы не помните своих благодарных учеников, дорогая учительница?

Анна Тимофеевна посмотрела на гостя повнимательней и воскликнула:

— Шурик! Иван, Шурка, Леля, к нам Шурик приехал! — и бросилась целовать дорогого гостя.

Вскоре Александр Кузьменко сидел в кабинете врача. Не успели они завести разговор, как в кабинет неожиданно вошел и расселся как у себя дома какой-то молодой человек.

— Знакомьтесь, хлопцы, — сказал Иван Васильевич.

— Василий, — отрекомендовался гость; немного помолчав, он добавил: — Филоненко.

— Александр Кузьменко. В этом доме меня зовут просто Шурик.

Гость заметил:

— Вижу, здесь собираются только свои…

Кузьменко поразили эти слова. Неужели у Помазов с этим Василием отношения больше, чем просто дружеские?

Когда на другой день Кузьменко уезжал от Помазов, он знал, что Василий Филоненко — бывший секретарь райкома комсомола — помогает своим друзьям коммунистам создавать в Ичнянских лесах партизанский отряд, что большую помощь медикаментами оказывает отряду старый доктор, что Березнев выполняет задание Филоненко, что они ищут связи с другими подпольными группами. Кузьменко обещал Помазам вскоре вернуться к ним с членами Руководящего центра подпольной парторганизации «Смерть немецким оккупантам!».

Они вышли из дома Помазов втроем: Кирилл Ткачев, Валентин Черепанов и Василий Филоненко. Прошли немного по дороге, оглянулись. На крыльце стоял врач. Он помахал им рукой, желая счастливого пути.

Уже с месяц Ткачев и Черепанов не были в Киеве. Они помогали Березневу, Бендысику и Филоненко создавать на станциях Круты и Плески партийное подполье. Сейчас они отправляются в Киев с отчетом.

Работать становилось трудней. Гитлеровцы, все больше ощущавшие нарастающее сопротивление советских людей, усилили слежку. Борьба разгоралась. Ежедневно то в одном, то в другом месте взлетали на воздух воинские эшелоны, горели паровозы, портились станки, срывалась отправка снаряжения и продовольствия на фронт. Большевистские листовки, которые появлялись всюду, звали жителей Украины бороться против оккупантов.

Из города Ровно, «столицы» оккупированной Украины и ставки самого рейхскомиссара Эриха Коха, поступил приказ всем учреждениям секретной службы покончить с партизанами и подпольщиками. На совещании, состоявшемся вблизи Житомира, ближайший подручный Гитлера — Гиммлер докладывал, что фюрер обеспокоен положением дел. Он с нетерпением ждет сообщения о том, что Украина наконец очищена от «украинского быдла». Бесноватый фюрер издавна мечтал на плодородных украинских землях поселить 25 миллионов колонистов-немцев. Гитлеровцы этого и не скрывали. В газете «Новэ украинськэ слово» молено было прочесть: «Непосредственная задача сельского хозяйства Украины теперь — это обеспечение прокормления немецкого войска и населения Германии… Следовательно, будут приняты все меры для достижения решительного успеха».