А Роза упала… Дом, в котором живет месть - Наташа Апрелева

Ловко размещая вздрагивающее от напряжения плечо (третье? четвертое?) в манжете тонометра, Юля терпеливо прослушала как персонифицированные проклятья — в адрес членов семьи Розалии Антоновны, так и просто проклятья, великолепные в своей искренности.

Орудуя фонендоскопом, Юля участливо кивала, безусловно соглашаясь со всем. Старуха казалась скорее забавной, чем неприятной. Продираясь через завалы и оползни слов, в большинстве своем непечатных, Юля начала понимать, что утром все-таки произошло что-то из ряда вон выходящее, и Розалия Антоновна бузит не просто из любви к искусству, что тоже, конечно, имело место быть.

Ругалась она великолепно, артистично, не повторяясь и следуя четкому заданному ритму, бесконечная мантра, жемчужные четки.

— Идиотки, лоботомированные кенгуру! Они своими членообразными извилинами вообразили, что могут усесться в моем доме, в моем парадном зале на самой на середине и жидко гадить на пол, извергать говно гейзером! В моем доме! В моем доме! Да что они без меня? Кто они без меня? Жирные жопоголовые курицы! Твари криворылые!

Речь, разумеется, шла о любимых дочерях.

Волшебное утро, окончательно решила Юля, чудесное просто.

— Розалия Антоновна, — подчеркнуто ласково проворковала она, — милая, давайте мы сейчас с вами немно-о-ожечко помолчим. Нам давление надо измерить. Нам лекарство надо принять. Капельницу наладить. Позавтракать. Столько дел! Давайте-ка, я вам подушку поправлю, как в прошлый раз, помните, вам было удобно?

— Да-а-а, — капризно протянула старуха, — помню-у-у-у, одну так, одну под руку… и вот здесь повыше, да…

— Ну вот. — Юля удовлетворенно оглядела тщательно прибранную воинственную старую даму.

Кто-то из лоботомированных кенгуру сегодня принарядил ее в новую элегантную ночную сорочку, более напоминающую свадебный наряд пеной кружев и снежной белизной. На шее — неизменный шелк, для контраста и дополнительного удовольствия сегодня — цвета пионерского галстука. В чуть приоткрытой двери появился глаз. Светло-светло-ореховый, любопытный. Глаз был, в общем-то, не сам по себе. К глазу прилагались ровные линии бровей над, параллельные им темные круги под, а также быстрый, любопытствующий, немного испуганный взгляд.

Юля незаметно отмахнулась от глаза рукой. Глаз обескураженно и дважды сморгнул и исчез. И славно. Вот Лильки здесь еще не хватало. Сейчас опять богиня Кали возродится, начнет отплясывать свои ритуальные танцы с саблями, военные вальсы с автоматом Калашникова, шаманские полуприсяды с бубнами.

Через какие-то единицы времени Розалия Антоновна, подключенная к капельнице и умиротворенная дозой успокаивающего, благосклонно согласилась испить ромашкового чаю. Удерживая в одной руке тонкое блюдце разрозненного, но прекрасного сервиза «Ботаника» от VILLEROY & ВОСН, а в другой — соответствующую чашку, она в нескольких отрывистых рубленых фразах описала действительно омерзительное происшествие: курьерская служба DHL в лице мальчика в оранжевой униформе доставила на Розалииантоновнино имя большой, красиво упакованный пакет.

Суетливо забегали имеющиеся в наличии домочадцы, а на чай? а угостить курьера пирожком? а домашненьким? а что же это могло быть? а? гостинчик от Михельсонов из Хайфы? от Григорьевых из Астрахани? контрафактная белужья икра?

Приятно взволнованная и удивленная старуха нетерпеливыми быстрыми пальцами не без труда взорвала плотные слои бумаги, один за одним, разбрасывая их вокруг себя, беспорядочно. Внутри кокона она с испугом и гадливостью обнаружила похоронный венок искусственной сосны, богато декорированной траурными бордовыми муаровыми лентами, и с колотящимся бешено сердцем прочитала: «Любимой мамочке-Розочке от дочерей. Помним, скорбим, любим».

Юля передернулась от отвращения, растерла себе похолодевшими ладонями плечи, выталкивая наружу противную мелкую дрожь. Гостинчик.

— Ну давай уже. Я жду.

— Как, уже?! Ждешь? Душа моя, ты мне льстишь.

— Да ну нет же. Давай про женщин. Вот почему, к примеру, ты с женой развелся?

— Да мне не хочется рассказывать.

— Ну расскажи-и-и-и, пожалуйста. Это же важно.

— Да ну что тут важного. Люди женятся и представляют собой в это время что-то… ну, не знаю. Например, он — сапог, а она — гуталин.

— Вакса. Вакса женского рода.

— Пусть вакса. Итого, у них много общего. А через пять или сколько там лет смотришь — он сделался аппаратом для подстригания газонов, а она — пряником «Север». Знаешь такой пряник?

— Ага, знаю. Мраморной расцветки.

— Да. И вот что делать вместе газонокосилке и прянику — не совсем понятно.

— А ты кто сделался? Через пять лет?

— Диссертацией занимался. Жену очень раздражала моя увлеченность.

— А тему, тему скажи. Диссертации. Ты, кстати, защитился?

— Да ну зачем тему. Да. Кстати.

— Скажи-и-и-и.

— Метод следа для поиска дискретных метагрупп преобразований на дифференцируемых многообразиях[11].

— Ой.

— Ну видишь, ты разочарована.

— Название просто такое… задорное.

— Задорное, да.

— Ну так и что?

— Много работал. Знаешь, это как у Лермонтова «Я знал одной лишь думы власть, одну — но пламенную страсть, она, как червь, во сне жила, изгрызла душу и сожгла…» Кроме этого, репетиторствовал. Наверное, это действительно выглядело вполне ненормально: первого ученика я назначал на семь утра, чтобы успеть до выхода из дома.

— Ага.

— Вот, в общем-то, и все, душа моя. Ругались. Никто не хотел уступать. Я уперся. Ничего менять не хотел. В конце концов я работаю, — говорил. Жена отвечала, что я работаю семье во вред. Я был взбешен этими ее соображениями. Ну а потом появилась студентка Ксюша…

— Ага, a-то я все жду-жду, когда же появится студентка Ксюша!

— Ее возникновение не было закономерным.

— Ну да, ну да, кто ж спорит. Просто как в анекдоте. Интервью у миллионера: «Я начал свое дело, имея в кармане два цента. На них я купил яблоки, помыл их и продал за четыре цента. На четыре цента я купил больше яблок, помыл их и продал за восемь центов…» — «А что же потом?» — «Потом умер мой отец и оставил мне в наследство пятьдесят миллионов долларов».