Переменная облачность - Людмила Уварова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она уже представляла себе, как будет готовить обед для мужа и окучивать грядки в огороде — в своем огороде, — солить огурцы, квасить капусту. Она была упоена будущим счастьем, которого в конце концов сумела дождаться.
Потом вдруг вспомнила о Лере и заплакала.
— А ты-то как одна будешь, доченька?
— На троих места никак не хватит, — солидно объяснил жених.
— Я здесь останусь, — сказала Лера. — Можешь не беспокоиться…
— Как же ты одна? — спросила мать.
Мысленно Лера решила: через месяц окончит десятый класс и пойдет работать. Ксения Герасимовна не оставит ее, устроит на работу, хотя бы на ту же швейную фабрику. И с жильем поможет, при фабрике есть общежитие.
Так все и вышло. Мать расписалась со своим суженым и уехала с ним в Свердловск.
Лера проводила их на вокзал. Мать стояла на подножке — лицо ненамазанное, волосы по настоянию мужа гладко причесаны неузнаваемо скромная, уже ощутившая себя семейной, серьезной женщиной, хозяйкой дома.
Говорила Лере:
— Когда захочешь, приезжай, навести нас…
Муж, стоя за ее спиной, сдержанно кивал головой.
— Как-нибудь, милости просим…
«Вот и все, — думала Лера, — кончилась наша общая жизнь…»
Она была довольна: мать наконец-то прибилась к берегу, обрела семью. И в то же время было жаль ее: вдруг опять, как уже бывало, ничего не получится, вдруг сорвется?
Дома она прибрала комнату, выбросила все материны баночки с румянами и краской для глаз. Украдкой всплакнула: как ни говори, мать…
— Я тебя не оставлю, не бойся, — сказала ей Ксения Герасимовна. — Закончишь в школе экзамены и приходи к нам, на фабрику…
— Я бы хотела в общежитие, — сказала Лера. — Сами знаете, эту комнату мама снимала…
Лера сдала экзамены и поступила на фабрику. А Ксения Герасимовна выхлопотала место в общежитии.
Спустя неделю Ксения Герасимовна принесла Ларе письмо от матери — коротенькое, полное восторгов. Сбылись надежды матери, она стала полноправной хозяйкой дома, с утра до вечера занимается хозяйством, копается в огороде и довольна мужем. «Он у меня золотой, — писала мать, — такой хороший…» В конце была приписка: «Захочешь, приезжай погостить, я тебе на дорогу вышлю денег».
«Хорошо, что у нее все наладилось», — думала Лера. Она чувствовала себя старшей, словно сама была матерью и наконец-то выдала замуж засидевшуюся дочь.
Работала Лера в пошивочном цехе. Сюда поступали материалы из закройного цеха. В пошивочном проверяли по лекалам правильность кроя, ставили надсечки для рукавов и карманов.
Бригадир Маша Половецкая, строгая, но, как показалось Лере, не придирчивая, учила ее обрабатывать карманы. Это была самая легкая операция, обычно ее поручали новичкам
Маша была старше Леры — лет, наверное, двадцати.
— Сперва я тебе расскажу о самом процессе, — сказала она, посадив Леру рядом с собой. — Мы работаем на машинах двадцать второго класса.
— Двадцать второй — это много или мало? — спросила Лерз.
— Не перебивай, — сердито оборвала Маша. — Я все объясню. Это машины старого образца, на многих фабриках уже установлены более быстроходные машины.
— А у нас когда установят? — спросила Лера.
Маша хотела было совсем рассердиться, но вместо того засмеялась:
— Ну и настырная же ты!
Лера обиделась.
— Чем я настырная? Меня в школе учили: если что-тo не понимаешь, спрашивай.
Впрочем, Лера оказалась понятливой ученицей. Сама Маша позднее признавалась, что Лера удивила ее своей сообразительностью.
Работать в пошивочном цехе Лере нравилось, она быстро разобралась, что к чему.
Через несколько дней Лере уже поручили более сложную работу — притачивать кокетку, а потом обрабатывать воротник.
В первый месяц Лера заработала сорок пять рублей, в следующий — уже восемьдесят.
— Ты способная, — с невольным уважением сказала Маша. — Гляди, скоро и меня перегонишь.
Сама Маша работала на втачке рукавов — это была сложная операция, требовавшая мастерства и опыта.
Лера сказала:
— Я бы тоже хотела втачивать рукава…
— Подождешь! — перебила Маша.
— А я хочу, я знаю, у меня получится!..
Маша была вспыльчивой не меньше Леры.
— Не спорь со мной! — прикрикнула она на Леру. — Я знаю, что говорю!
Оки разругались вчистую.
— Пусть ее другой кто учит, а я не могу больше!..
— Меня не надо учить, — ответила Лера. — Я теперь сама кого хочешь научу!
Она гордилась тем, что так быстро сумела все понять и освоить. И знала: пройдет еще немного времени и она даже обгонит Машу. Как пить дать!
Когда Лера получила третий разряд, написала матери: «Я работаю хорошо, лучше остальных девочек. Скоро дадут четвертый разряд, думаю, до сотни в месяц заработаю…» Подумала и написала еще: Если тебе нужны деньги, могу прислать немного…»
Конечно, самой Лере были нужны деньги — как не нужны! — но до чего ж хотелось хотя бы чем-нибудь похвастать перед матерью и ее мужем! Пусть не думают, что она будет у них на шее сидеть, не таковская, не сядет, а, напротив, сама всегда помочь в силах.
Лере еще не исполнилось восемнадцати, когда она познакомилась с Виталиком Коростылевым. Произошло это в драматическом театре. За всю свою жизнь Лере довелось быть в театре три или четыре раза.
И вот Ксения Герасимовна пригласила ее на спектакль «Бал воров».
Лера обрадовалась, потом сказала:
— Мне надеть нечего…
Она ожидала, что Ксения Герасимовна будет смеяться над ней, ерунда, скажет, но Ксения Герасимовна спросила:
— Неужели и вправду нечего надеть?
— У меня платьев раз-два и обчелся, — ответила Лера. — Ни в одном в театр не выйдешь…
И тут Лера вспомнила: мать оставила одно свое платье. Она тогда призналась Лере: «Я из него вытолстилась…»
Платье было крепдешиновое, на оранжевом фоне зеленые полоски. По правде говоря, немного крикливое и сшито смешно: на боку бант, юбка в складочку, большой вырез, и на шее тоже бант.
— Я бы его подогнала по себе, — сказала Лера. — Платье не ахти, и я в нем, конечно, утону, но если переделать его, то будет ничего, все-таки крепдешиновое.
— Давай подгони, — сказала Ксения Герасимовна.
— А когда? Времени у нас нет, в театр-то завтра?
— Завтра.
— А, — сказала Лера, — посижу ночь и сделаю!
— Где же ты будешь шить? В общежитии?
— Где же еще?
— Нет, так дело не пойдет. Тебе никто не разрешит работать в общей комнате, да еще с лампой. Девочки тоже устают порядком, им ночью выспаться надо…
— Как же мне быть? — спросила Лера.
— Приходи ко мне, прямо после работы…
Так Лера и сделала. После работы отправилась к Ксении Гервсимовне.
Комната, в которой она прожила с матерью почти два года, была заперта. Проходя мимо, Лера вздохнула. Как-то она там, ее непутевая мама? Что-то давно писем не шлет…
Ксения Герасимовна первым делом накормила Леру. Затем вытащила швейную машинку. Сперва они пороли швы, потом Ксения Герасимовна наколола на Лере платье. А потом Лера села за машинку.
— Вы идите спать, — сказала Лера, — теперь я и сама справлюсь…
Ксения Герасимовна постелила себе на диване, в комнате сына, а Лера шила всю ночь.
К четырем часам утра платье было готово. Лера примерила его, поглядела в зеркало. Рукав короткий, по локоть, английский воротничок. Юбка прямая. Просто и строго. И, пожалуй, даже идет ей.
«Вот у меня и появилось новое платье», — с удовольствием подумала Лера.
Тихо открылась дверь. Вошла Ксения Герасимовна, зябко кутаясь в бумазейный халат.
— А вы чего не спите? — спросила Лера.
— Не спится чего-то. А ну покажись. — Внимательно оглядела Леру. — Платье что надо и тебе к лицу… Ты когда на работу?
— К восьми.
— Сейчас половина пятого. Ложись на мою кровать, поспи немного.
— Боюсь, вдруг просплю…
— Не бойся, я тебя разбужу.
Вечером отправились в театр. Проходя по фойе, Лера не пропускала ни одного зеркала: она нравилась себе в новом, сшитом собственными руками платье.
— Вы часто ходите в театр? — спросила она Ксению Герасимовну.
— Не так, чтобы очень часто, но когда жила в Москве, помню, была и в Большом, и в Малом, и в Художественном.
— Вот счастливая! — искренне произнесла Лера.
— Когда я была такая, как ты, то, приходя в театр, первым делом шла в буфет. Для меня театр начинался с бутылки ситро и пирожных…
— И мы пойдем в буфет, — сказала Лера. — Будем есть пирожные. Я угощаю.
— Почему ты, а не я?
— У меня сегодня получка.
К их столику подошел невысокий молодой человек. Темноволосый, с синими смеющимися глазами, на подбородке ямочка. Синяя рубашка под пиджаком оттеняет глаза.
