Роковой подарок - Устинова Татьяна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я извиняюсь, можно с вами сфотографироваться?
Маня повернулась.
– Мы с дочкой! Можно?
Какая-то жизнерадостная тётка размахивала у неё перед носом телефоном.
– А я вас сразу узнала и говорю: Наташ, это точно Покровская, а она мне: быть такого не может, что ей у нас в Беловодске делать, а я: да точно она! Можно?
– Конечно, – разрешила Маня и нацепила на физиономию сияющую улыбку.
Как только тётка с дочкой отошли, подбежала пара. Он – лысенький, пузатенький, в подтяжках, она – худая, как рыба сиг, востренькая, в шляпке с незабудками.
– А нам можно?
Маня сфотографировалась и с ними тоже.
Потом народ пошёл косяком, справедливо рассудив, что слияние рек Белой и Которосли никуда не денется, а знаменитость в два счета улизнёт из-под носа.
Растерявшийся Роман наблюдал за происходящим с некоторым испуганным изумлением.
Маня фотографировалась со всеми, расписывалась на туристических буклетах и теплоходных билетах, улыбалась и делала Роману страшные глаза: уводи меня отсюда скорей!
Он её сигналов не понимал.
– А вы по телевидению за деньги выступаете или просто так?
– Просто так, гонораров за программы я не беру.
– Эх, ну и зря!..
– Как я рада видеть вас живой!
– И я рада, что жива, вы не поверите!
– А вот ещё с сыном сфоткайтесь! Сына, сына, иди сюда, сфоткайся с тётей!
– Ой, а вы такая молодая! И не такая толстая!
– Уж какая есть.
– Подпишите для моей бабушки, она в молодости очень любила ваши книжки.
– Нет, а где вы сюжеты берете? И вообще, как вы начали писать?…
– Роман! – вскричала Маня, кинулась и ухватила приятеля за рукав. – Мы же опаздываем! Нам давно пора идти! Да?!
– Вот ещё со мной сфотографируйтесь!
– И с нами, в первый раз плохо вышло!
– Пойдём быстро, – процедила Маня, не отпуская Романов рукав. – Очень быстро пойдём!
Они рысью перебежали брусчатку, самые активные граждане поспешали за ними с программками, буклетами, билетами и телефонами.
Прямо у подъезда особняка Маня почти наткнулась на высокого и лохматого человека, очень знакомого.
– Ба, – сказал человек весело, и Маня сообразила, что перед ней следователь Раневский, – Мария Алексеевна!.. А я думал, народное вече у нас возродилось!
– Возродилось, возродилось, – подтвердила Маня на ходу. – Давайте зайдём уже!
– Вот ещё здесь подпишите, ну, пожалуйста! На работе расскажу, никто не поверит!
– А мне для тёти! Она вас читает! Мне некогда, а ей делать нечего, она на пенсии уже!
– И селфи! Ну, пожалуйста!
Маня лихо расписалась ещё несколько раз, скроила несколько улыбок, забралась по пологим ступенькам и нырнула в глубь особняка.
– У-у-уф!..
Охранники стояли в дверях и смотрели на неё, вытаращив глаза.
– Вы и вправду знаменитость, Мария Алексеевна. Я как-то сразу не понял.
– Это потому, что вы книг не читаете, – огрызнулась Маня.
– Роман Андреевич, мы не знали, что делать, – виновато проговорил один из охранников, видимо старший. – Мы не ожидали.
– Да всё нормально.
– Вам нужно свисток носить, – сказал Раневский. – И свистеть в него, когда на вас люди бросаются. Чтоб охолонули.
Маня покивала.
– И часто так бывает?
Маня посмотрела на него и сказала неопределённо:
– Бывает.
– А вы зачем здесь?
Роман Сорокалетов быстро взял её под руку.
– Вдова Максима Андреевича очень просила с ней поговорить. Здесь, в офисе. Дома она находиться не может.
– Оно и понятно, – протянул следователь Раневский. – Выходит дело, все в сборе, вся компания! И вдова, и заместитель, вы ж заместитель, да? И вот… знаменитая писательница!.. Если вдове так нужно поговорить, поговорите, а я заодно ещё разок послушаю.
Маня вовсе не была уверена, что вдове захочется разговаривать с ней в присутствии следователя Раневского, и по писательской привычке всё примерять на себя она опять подумала, как ужасно случившееся и что она, Маня, совсем не знает, что бы стала делать в таком положении!
По широкой пологой лестнице с расписными вазами на нижних и на верхних ступенях они поднялись в вестибюль, светлый и просторный, окнами выходивший на старые липы в сквере.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Максим Андреевич в том крыле сидел, – проинформировал Роман. – Нам туда.
Маня шла, втянув голову в плечи, и старательно не смотрела по сторонам. Ей казалось, что в помещении стоит гробовая тишина и люди за стеклянными перегородками как по команде поворачивают головы и провожают их глазами.
…Беда, какая беда.
За огромным старинным столом в просторной приёмной сидела девушка. Она плакала и сморкалась в бумажную салфетку. Несколько мокрых бумажных комков валялись перед ней – должно быть, плакала она уже давно.
Завидев процессию, она отвернулась, изо всех сил вытерла глаза, смахнула на пол комки и поднялась.
– Роман Андреевич, мы вас… ждём. Я не знаю, что делать, все звонят, а я… я не знаю, что отвечать!
Глаза у неё снова налились слезами. Маня почувствовала, что тоже вот-вот заплачет.
– Раневский из следственного комитета, – отрекомендовался следователь. – Вы кто? Помощница?
– Секретарь, – старательно выговорила девушка, губы у неё кривились, и лицо сильно припухло. – Помощник ещё… ещё не приходил. И, наверное, не придёт сегодня. Она… в больнице с гипертоническим кризом. Утром «Скорая» увезла, когда… стало известно про Романа Андреевича.
– Там? – Роман кивнул на двери в кабинет, и секретарша затрясла головой.
Маня собралась с силами, расправила плечи, выпрямилась, сразу оказавшись с Раневским почти одного роста, и мрачно сказала, что зайдёт одна.
– Дайте нам пять минут. – Она выразительно посмотрела на следователя. – Всё равно ничего нового я не скажу.
Раневский помолчал, а потом открыл перед ней дверь.
Кабинет был огромный и на первый взгляд совершенно пустой. В нём странно сочетались арочные окна, как в дворянском собрании, ультрасовременная мебель, как на выставке прогрессивных дизайнеров, резной книжный шкаф, как из кабинета баснописца Ивана Андреевича Крылова, и огромные фотографии машин и механизмов на стенах, как на Франкфуртской промышленной биеннале!
Двери на балкон были распахнуты, ветер шевелил лёгкие шторы.
– Женя! – позвал вошедший следом за Маней Роман. – Ты здесь?…
Маня вдруг подумала, что незнакомая ей Женя не дождалась и выбросилась в окно – просто чтобы больше не ждать!..
За тонкой шторой возник человек – тёмный силуэт.
– Я здесь.
Роман подтолкнул Маню в сторону балкона, и она пошла как под наркозом.
Балкон оказался целой террасой – с деревянным полом, диванами, креслами и барной стойкой. И цветы! Везде цветы дивной красоты.
– Здравствуйте, – пробормотала Маня в сторону женщины, сидящей на диване. – Меня зовут Маня Поливанова. Вы меня извините, я совершенно не умею выражать соболезнования…
– Не выражайте, – сказала женщина. – Присаживайтесь.
Маня плюхнулась напротив, изо всех сил стараясь не смотреть на вдову. Но не выдержала и быстро взглянула.
Женщина казалась словно стёртой ластиком: серые щеки, зеленоватые губы, глаза, подёрнутые пеленой, как у больной птицы. Только на щеках горели два алых пятна.
– Меня зовут Евгения, – сказала женщина стёртым голосом. – Можно Женя. Я жена Максима. Расскажите мне, как всё вчера было. Я и не знала, что вы должны приехать, Макс мне не говорил.
– Да мы на ходу договорились, Жень, – тихо проговорил Роман. – Я ему утром позвонил и спросил, можно ли Маня заедет иконы посмотреть.
– Я книжку собралась писать, – пробормотала Маня Поливанова, – про похищение иконы.
– Макс увлекается изображениями святого Серафима Саровского и всё о них знает. Но я не слышала, чтобы их крали! Есть знаменитая история о Казанской Божьей Матери, как раз о похищении.
– Я хотела расспросить о Серафиме.
Маня собралась с духом и посмотрела ей в лицо. Вдова улыбалась.
Должно быть, в прошлой, вчера закончившейся жизни она была красивой женщиной: статная, с округлыми плечами, длинной шеей и породистым носом. Короткие светлые волосы пострижены первоклассно – понятно было, что утром женщина не смотрела на себя в зеркало и всё же выглядела ухоженной.