Изумрудный трон - Сергей Гавань

Кристалл-фокусатор взорвался огненным клубом; пламя раздалось в стороны, широкой волной окатив костёр. Огонь с рёвом охватил дрова, лизнул перевязанные ноги женщины и прыгнул на её одежду. Потом он добрался до полуобнажённого тела, и на Гирема дохнуло запахом паленой кожи. Элли завопила, и этот звук едва не заставил юношу упасть на колени. Из костра вылетел пучок стремительно выгоревших волос и упал прямо на его правую руку, сжимавшую жезл. Гирем вскрикнул и отшатнулся, схватившись за запястье. Пламя костра поднялось выше головы. Девона перестала кричать.

Джаркат опомнился первым. Подскочив к юноше, он схватил его за шиворот и оттащил от бушуюшего пламени. Через несколько мгновений взгляд Гирема стал осмысленным. Слыша рёв толпы, поражённой огненной пляской, он неуверенно зашагал в сторону замка. Отец поравнялся с ним, положил руку на его плечо.

— Ты в порядке, сынок? — лицо Рензама выражало заботу.

Гирем стиснул зубы, но через несколько мгновений произнёс спокойно:

— В порядке, отец.

Глава 2. Город синих огней

Пророки и дивайны Изры бахвалятся тем, что их государство обладает городом-жемчужиной, прекрасным и загадочным Шуруппаком.

Разочарую их — Шуруппак никогда не являлся, не является, и не будет являться «их» городом.

Шуруппак — это город-государство.

Шуруппак — это чужеродное тело на карте Изры.

Шуруппак — это мир, принадлежащий существам, которых мы называем Диастрийцами.

Синваль Маэльдун, «Дождливые дни, когда безумие отступает», 1095 год от создания Триединой Церкви.1

Триксель Нурвин вдыхал сырой утренний воздух Сиары, завернувшись в обветшавший серый плащ со слежавшимся мехом. Под спокойной гладью реки медленно колыхались тёмные кущи водорослей; вода с тихим плеском ударялась о борт ладьи. В голубом небе с полупрозрачной сахарной дымкой облаков кричали морские птицы — судно всего два дня как оставило за кормой бескрайние просторы океана Брусса.

Рефрамант и матросы северного архипелага Навустроза плыл в виду зарослей рогоза и округлых крон колючего островельника. Далеко впереди угадывались очертания двух гряд Сиарских гор, которые расходились в стороны. У места их схождения призывно сверкал заметный даже с моря голубой огонёк Звёздного Маяка. Там, зажатый горными отрогами, по которым скатывались тысячи чистых ручьев и водопадов, находился Шуруппак.

Матросы, закалённые солью и ветром, но, как стало понятно за месяц плавания, простые мужчины, которые были не прочь поострить и посмеяться, переговаривались откровенно редко и вяло. В их глазах Триксель видел браваду, а под тонкой плёнкой бравады — страх. Все боялись приближаться к городу диастрийцев.

— Ну и жара, — проворчал сидевший рядом седой мужчина по имени Фрирнед. — Вроде умеренный пояс, а для конца весны и утра парит уж слишком сильно.

Триксель оторвался от созерцания подводных растений и косяков змеевидных рыб.

— Утро здесь не причём, Фриренд. Ваше лицо взывает о помощи к богу трезвости.

— Такого бога нет, дивайн.

— Нет, но я могу побыть за него. Смотрите, Фрирнед — выжимка водорослей, из которой готовят вашу любимую мрашку, содержит столько тяжёлых токсинов, что они наверняка уже проедают ваши кишочки. Злоупотребление этим пойлом убьёт вас.

Фрирнед повёл плечом.

— Как говорят на Навустрозе, кто пиво и мрашку в жизни не пьёт — тот здоровеньким помрёт. Взгляните на меня, дивайн. Я в любом случае скоро попаду в объятия Ум» оса.

— Я бы предпочёл умереть безмятежно отдыхая в постели, а не корчась в муках из-за разъеденных токсинами внутренностей, — Триксель неуклюже развернулся, привычно схватившись рукой за бок, а другой потянулся к бурдюку, который лежал среди прочих его вещей. Уродливый горб он ощущал всегда — тот мозолил спину, какое положение ни займи. Мужчина представил, как выглядит со стороны — высокий и тощий, напоминавший клинок серпа.

Наследие, доставшееся ему от противоестественного союза отца-человека и матери-диастрийки.

Поморщившись, Триксель отпил из бурдюка. Густая тёмная жидкость отдавала пряностью и хорошо прогревала нутро, а ещё приглушала страх встречи с прошлым своей матери. Об Амфирен он знал немного — лишь то, что она влюбилась в Берруна Нурвина, дивайна обширных территорий на юге Изры, сбежала вместе с ним и разгневала этим своих сородичей. А когда Трикселю исполнилось пять, она исчезла и из его жизни, оставив неприятное наследие в виде горба. О том, ненавидели ли сына Амфирен в Шуруппаке, он старался не задумываться.

Горбун отпил ещё раз, глядя поверх бурдюка на ладную фигуру капитана, который направлялся к нему, аккуратно ступая в места, где не было ног гребцов, отдыхавших после своей смены. Не дойдя до Трикселя добрых пяти шагов, он опёрся руками о фальшборт. Горбун слегка покривил губами — месяц совместного плавания не избавил Двина Скригида от суеверной брезгливости и недоверия по отношению к ценному пассажиру.

— Мы будет в Шуруппаке к вечеру. Если диастрийцы меня узнают, то нас впустят во внутренний город без остановок.

— Вы, несомненно, успокоили меня этой фразой, капитан.

— Вам что-то не нравится? — мужчина посмотрел на Трикселя, выгнув бровь.

— Нет, но было бы лучше, если бы вы не говорили, что у вас всё схвачено, перед заключением сделки. Я вам верил.

— Я им не соплеменник, и не друг. Но когда мы были здесь в последний раз с дивайном Синвалем, нас приняли хорошо и предложили заплывать в гости чаще.

— Разумеется, с товарами.

— Разумеется, — пожал плечами Двин. — Они же диастрийцы. Обмен является кровеносной системой их общества.

Триксель перегнулся через борт, зачерпнул ладонью речной воды и наблюдал, как та тонкой струйкой вливается обратно в зеркальную гладь.

— Я слышал, что если диастриец что-то отдаёт, для него естественно ожидать взамен чего-то равноценного.

— Вы вычитали это из книг, не так ли?

Триксель опустил бурдюк, вопросительно посмотрев на капитана. Тот бросил на него насмешливый взгляд.

— Из-за тех баек, что вы рассказывали моим ребятам все эти недели, в вас легко разглядеть книжного червя.

Горбун улыбнулся; его узловатые пальцы вкрутили деревянную пробку в горлышко кожаного сосуда.

— Книжные черви, как известно, в большинстве своём оказываются умнее других людей, дивайн. Поэтому мне не стыдно признавать свои ошибки. Я сказал что-то неправильное?

Он протянул бурдюк капитану. Тот поднял бровь и покачал головой.

— Диастрийцы, может, и были такими, какими вы их описываете, при первой встрече с нашей расой. С тех пор прошла тысяча лет, и даже въевшиеся, на первый взгляд, привычки, стали пережитками прошлого. Они продолжают торговать, и ещё можно воочию увидеть церемонию обмена подарками при встрече, но теперь это просто красивое зрелище, а не строгая необходимость. Платы за проход от нас они не потребуют, если вы вели речь к этому.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});