Преступления инженера Зоркина - Виталий Акимов

Она долго сидела около Рашида, дышавшего тяжело, стонавшего во сне. Сидела застыв, почти окостенев. Крупные тяжелые слезы бежали по ее щекам и капали на сырое скомканное полотенце, судорожно сжатое в руках. Она знала, чувствовала с материнской прозорливостью: несчастье пришло в ее дом.

III. ПО СОБСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ

Насупя брови, топорща грозные усы, Капитоныч ожидал Рашида Камилова. Негодовал старый матрос: совсем распустился парень — позавчера с лекции ушел, вчера не дождался конца рабочего дня, сегодня запаздывает на целый час. Хмурился Капитоныч, дымил трубкой и готовил уничтожительную речь в адрес нарушителя трудовой дисциплины.

А нарушитель в это время входил в ворота парка. Настроение у него было плохое, самочувствие — еще хуже. Проснувшись утром, Рашид с трудом открыл глаза, но, вспомнив, что произошло накануне, зажмурился от стыда, больно сжал лицо ладонями.

Благо умная, милая мама не пыталась сразу же приступить к объяснению. Она знала, что ничего путного в этот момент не получится. Пусть Рашид успокоится, хорошо подумает над всем и сам расскажет ей о случившемся. Она старалась казаться спокойной, пытаясь вызвать на своем лице хотя бы подобие улыбки, но притворство было не в ее натуре. Глаза Хадичи Салимовны излучали тоску и боль, затаившиеся в сердце. Она украдкой останавливала взгляд на сыне, жалела его до безумия: склонившегося за столом, не отводившего взгляда от старого, вытертого добела чернильного пятна на клеенке и с торопливой жадностью глотавшего крепкий горячий чай.

Молчала мать, а ей хотелось говорить с сыном. Не о вчерашнем, нет! Говорить о чем угодно, будто ничего не случилось, будто все у них, как прежде — он ласков, добр и весел, а она — счастлива от того, что у нее такой взрослый сын, полна заботами по дому, по работе.

Но не получалось как прежде. Молчала мать, таила в себе тяжелые вздохи и торопилась. Очень торопилась уйти пораньше в поликлинику.

А Рашид снова наливал чай в пиалу, прислушивался к шагам матери и, сдвинув брови, болезненно думал, как тяжело и стыдно ему теперь.

Так и сидел, безмолвствуя, Рашид. Только вздрогнул, когда захлопнулась входная дверь, подпер ладонью лоб. Мутное чувство похмелья не проходило, наоборот, смешиваясь со все усиливающейся головной болью, давило на сердце, на желудок, вызывало тошноту.

«Не могу! — простонал юноша. — Плохо мне, муторно!» Он вдруг решил, что не пойдет сегодня на работу, но, представив суровое лицо Капитоныча, с трудом поднялся.

— Полежу немного, хотя бы с полчаса. Может быть, почувствую себя лучше... Опоздаю на работу? Ну и пусть, семь бед — один ответ!

Но, видимо, бед было не семь, так как Рашид по дороге прибавил к ним еще одну. Он вспомнил: «знающие» люди говорят, что если состояние похмелья слишком тяжелое, надо утром выпить, и разом станет легче».

В кафе-закусочной, разменяв рубль на два полтинника, нацедив из автомата вино в стаканы, Рашид поставил их перед собой на круглый мраморный столик. Глубоко вздохнув, содрогаясь от отвращения, он залпом проглотил первый стакан. Желудок реагировал на это болезненной судорогой. Тяжело дыша, покрывшись холодным потом, юноша буквально насильно выцедил второй стакан. «Будет лучше, — убеждал он себя упрямо. — Да и смелости прибавится, смогу с Капитонычем говорить».

Ни лучше не стало, ни смелости не прибавилось. Тот желанный облегчающий хмель, о котором говорили «знающие» люди, не приходил. Шел Рашид, дыша точно астматик, а голова, казалось, вот-вот расколется надвое.

Когда вдалеке на пристани увидел Рашид дымящего Капитоныча, сердце его болезненно сжалось и похолодело от предчувствия того неприятного, тяжелого разговора, который сейчас состоится. Но буквально за короткие минуты хмель вдруг бросился юноше в голову, и пьяная удаль овладела им: будь, что будет!

— Задерживаться изволишь, молодой человек? — шевельнул усами Капитоныч, вынув изо рта прокуренную трубку.

— Опоздал по уважительной причине.

— А вчерашний поступок, как прикажешь понимать?

— На свидание спешил! — Рашид с усмешкой, прищурившись, глядел на старого матроса.

— Хорош спасатель, ничего не скажешь, — произнес Капитоныч, все еще сдерживаясь и не переходя на крик, хотя это и было необычно для него. Но тут же накопившееся возмущение враз вылилось наружу. Он, весь дрожа от гнева, выпалил:

— А известно тебе, что вчера на твоем участке произошел несчастный случай? Человек тонул. Хорошо, что Смородинцев с первого пляжа подоспел и оказал помощь. Соображаешь, что натворил!

Всего на один миг оцепенел Рашид. Но хмель придал ему решимости и он тут же отпарировал, дохнув винным перегаром на подошедшего вплотную Капитоныча:

— Ну и что, подумаешь, беда приключилась! Ведь не утонул!

Старик отпрянул от него.

— Да как ты посмел являться пьяным на работу? — Капитоныч затрясся от негодования. — Немедленно отправляйся домой, а завтра получишь приказ с выговором... Со строгим выговором!

— А мне наплевать на ваши взыскания! Оставьте этот выговор себе! Я больше не работаю... — Рашид выдохнул отрывистые фразы и, демонстративно повернувшись, пошел из парка.

Капитоныч смотрел ему вслед, забыв про трубку, до глубины души возмущенный состоявшимся разговором и донельзя пораженный поведением Рашида, всегда отличавшегося скромностью и исполнительностью.

На телефонный звонок ответила Ирина.

— Это ты, Рашид? Бедненький мой мальчик! Почему у тебя такой недовольный голос, да еще хриплый, как у застарелого курильщика?

— Ирина, я искал тебя вчера весь день, что случилось?

Она промедлила несколько секунд, и ее голос, ласковый и нежный, стал печальным:

— Мне так тяжело, Рашид, у меня большое горе! Придешь после работы? Мне нужна твоя помощь.

— Я сейчас свободен, я не работаю больше в парке!

— Да? — эту фразу Ирина произнесла звонко, как прежде. — Тогда бегом ко мне, жду!

Когда он постучался и она открыла калитку, первым ее вопросом было:

— Что произошло? На тебе лица нет, ты весь зеленый и какой-то несчастный?

А он смотрел на нее и не мог произнести ни слова. Она была так хороша, его Ирина! Золотистые волосы, стянутые на затылке синей лентой, делали голову меньше, изящнее. Вздернутый нос с хищным вырезом ноздрей и огромные черные глаза с тенями от бархатных ресниц придавали лицу задорное выражение. Она стояла чуть подавшись вперед, держась обеими руками за дверную ручку, и смотрела вопросительно, изумленно, радостно.

Рашид молча прошел за ней в комнату, молча опустился на тахту, глядя на стол, заваленный кусками цветной материи, на журналы мод. Понемногу приходил в себя, успокаиваясь от пережитого. Ирина уселась рядом, забравшись на тахту с ногами. Тесно прижавшись к юноше, ласково шепнула: «Что случилось, мальчик мой, расскажи?»

И он рассказал. Рассказал о том, как вчера сходил с ума, ожидая ее, как напился вечером в ресторане. Он поведал возлюбленной, что труднее всего переживает разлад с матерью, жалеет ее, не знает, как объяснить случившееся. Разговорившись, чувствуя на себе нежный, подбадривающий взгляд Ирины, он уже не мрачно, а шутливо, с выразительными улыбками описал сцену встречи с Капитонычем, закончив словами: «Беседа прошла бессердечно и не в дружественной обстановке».

Ирина, еще теснее прильнув к Рашиду, спросила:

— И все?

— Все!

— Это вовсе не такая уж беда, как ты думаешь.

Легко соскочив с тахты, Ирина быстро накрыла стол, поставила хлебницу, тарелки. Делая все это, она одновременно говорила, обращаясь к Рашиду, поблескивая лукавыми глазами, подбадривая его, весело шутя, когда убеждала, что все происшедшее с ним не стоит выеденного яйца. Она повернула дело так, что во всем виновата его мать, посчитавшая, что взрослый сын чуть ли не до старости должен проводить вечера только с ней.

Рашид отрицательно затряс головой, но, побежденный страстным волнующим взглядом любимой, промолчал, явно поступившись совестью. Пытаясь избавиться от этого тягостного чувства, намереваясь смутить Ирину, он спросил:

— Это ты положила мне в карман деньги?

— Я! И только потому, что у меня их больше, чем у тебя.

Следующий вопрос Рашида она прекратила поцелуем. Побежденный ее стремительностью, он, закрыв глаза, шептал:

— Люблю!

Ощущая быстрые, горячие поцелуи на щеках, глазах, подбородке, пытался расстегнуть верхние пуговицы ее халата. Ирина, нежно потеребив пальцами его жесткие курчавые волосы, сказала наставительно:

— Сначала за стол.

За столом Ирина продолжала разговор, и Рашид только поддакивал ей.

— Ты очень щепетилен и мнителен, Рашид. И ты еще очень молод. Разве это преступление — прийти домой поздно, вернуться выпивши, поссориться с начальством? Сколько еще таких «бед» будет у тебя в жизни. Пора тебе перестать быть ребенком, ведь ты уже мужчина! Ты согласен со мной. Да?

Он хотел верить ей, так как знал, что она старше и опытнее в житейских делах. Ирина самостоятельно зарабатывает на жизнь, ни в чем не нуждается и, конечно же, ей рашидовские беды кажутся незначительными, не стоящими того, чтобы из-за них нервничать и переживать. Но ведь в данном случае во многом виновата она. Из-за того, что Ирина не пришла на свидание, Рашид потерял контроль над собой. Может быть поэтому, чувствуя себя в какой-то степени «соучастницей», она так горячо убеждает его в виновности матери, в несдержанности и резкости Капитоныча?.. Может быть!