Рыцарская честь - Роберта Джеллис

Лорд Херефорд со своими ратниками поднялся на взгорок и с облегчением увидел серые башни замка Честер. Ему так хотелось приехать пораньше, что в путь они отправились под вечер, заночевали прямо в поле, где едва совсем не замерзли. Роджер подозвал сэра Алана из Ившема.

— Скачи вперед и предупреди лорда Честера, что мы прибудем следом. Если его нет, спроси леди Элизабет.

— Слушаюсь, милорд. Помещение для людей просить?

— Да. Не отсылать же их назад в такой холод. — Лорд Херефорд улыбнулся. — Сам-то закоченел небось?

— Ух, милорд, не говорите! Такого еще с нами не бывало! Хотя с вами вместе мы готовы застыть в ледышку. Не скажу, что лорд Сторм плохо охранял вашу землю, он старался, и все было тихо, но эти дозоры так мне надоели, да и скучно с ним было.

— Ничего, Алан. Скоро наступят горячие денечки и ты повидаешь белый свет. Без дела я сидеть не стану.

— Уж это точно, милорд, ручаюсь головой.

— Ну пошел.

Лорда Честера не было дома — он уехал на охоту, которой занимался неистово, и в этом его не останавливали ни мороз, ни слякоть. Алана встретила Элизабет. Алан происходил из дворян, но был младшим сыном в семье и потому состоял на службе у Херефорда. Элизабет была вежлива с благородным вестником и не выдала смешанного чувства, вызванного полученным известием. Устроив его с горячим вином перед очагом в большом зале, она поспешила заняться подготовкой к размещению людей Херефорда. Предстояло вынести оружие и продукты, что хранились на первом этаже внутренней крепостной башни-донжона: снаряжение она распорядилась поднять наверх, а продовольствие убрать в амбар внутреннего двора. Сердито указав на переполненный золой очаг, Элизабет приказала чисто его вымести и развести большой огонь. Берега речки Ди замерзли, но леди велела собрать мужчин и послала их за свежим тростником на подстилку. Из сараев принеели старые запасы и, перемешав все с душистым сеном, разложили на полу. Послала пажа к главному повару с приказом заколоть еще одну свинью и добавить солонины из дичи: мяса на обед потребуется сегодня много.

«Сначала сообщает о приезде через две недели, а через четыре дня уже тут, — ворчала Элизабет, стараясь заглушить поднимающееся в груди волнение. — И все это делается мне назло, чтобы досадить, чтобы застать меня врасплох».

— Уже поздно вывешивать мясо на огонь, не зажарится, — указывала она, запыхавшись, поварятам. — Быстро сварите его в котлах, а потом обжарьте на горячих углях. Не забудьте добавить побольше перца. Если не хватит, скажите. Приготовьте мясо для пирогов, штук десять надо поставить на верхний стол. Его светлость пожелает поохотиться утром с отцом, и для скорого завтрака хлеба с вином им будет мало.

— Слушаюсь, миледи, но…

— Что еще? — Элизабет сердито обернулась к слуге. — Кто тут повар, я или ты? Ты что, не можешь управиться сам? Я должна переставлять твои горшки?

— Нет-нет, миледи! — Слуга испуганно попятился: миледи запросто может пустить в ход свои коготки. — Хотел лишь сказать, что мы не успеем испечь свежих хлебов, их осталось мало, хлебный день у нас завтра.

— Идиот! Пошли в пивоварню и забери все оттуда. Отправь кого-нибудь в деревню, пусть соберут хлеб по домам: по булке или половине с каждого. Если им ничего не останется, большой беды не будет. Бойцов надо кормить в первую очередь. Да-да, уже иду! — крикнула она мальчику, прибежавшему сообщить, что приехал лорд Херефорд.

«Чертов мужлан, — думала она, глотая слезы, приглаживая руками волосы, щипая щеки, покусывая губы. — Он нарочно подстроил так, чтобы в первую встречу за два года увидеть меня неприбранной и нечесаной». И то и другое, конечно, было неправдой. За своей внешностью Элизабет очень следила, даже когда была совсем одна. Ее огорчало, что она оказалась ненадушенной и без придворных нарядов, в которых обычно видел ее Роджер раньше. Ей также было непонятно, почему это ее огорчает, раз она не собиралась разогревать в Роджере страсть, и почему у нее слегка перехватило дыхание при виде его, стоящего с Аланом Ившемом возле огня в свободной, не лишенной изящества позе. Плащ его был распахнут, капюшон откинут, и золотые кудри перемешались с блеском дорогого шитья накидки поверх доспехов. Элизабет намеренно замедлила шаг, изо всех сил стараясь не выдать одышку. Алан тронул господина за локоть, и Херефорд, замолчав на полуслове, быстро обернулся. Шагнул навстречу и тут же остановился.

— Боже, я забыл, как ты хороша, — прошептал он. — Нельзя доверять воспоминаниям. Все время твержу себе, что память хранит только самое лучшее, а ты, оказывается, краше всех моих мечтаний.

Элизабет тоже остановилась, сжав руки и унимая дрожь.

— Какой изящный комплимент, милорд. Всю дорогу сочинял его?

Это сдуло с Херефорда благоговейную почтительность, и он быстро подошел к ней, смеясь.

— Лучше тебя, леди Элизабет, никто не разоблачит притворство и не уязвит самолюбие. Но даю слово, ты вполне заслуживаешь, чтобы постараться. Все, о чем мне думалось в пути, — это как бы согреться. И какой дурак может любить страну с таким климатом!

— Тогда надо было оставаться там, где тепло. Зачем спешить обратно? Что ты тут забыл такое?

Херефорд взял ее за руки, она хотела отнять, но он сжал их больно, и она уступила.

— Твои руки как лед, ты дрожишь, дорогая. Что с тобой?

— Холодно, милорд. И только. Вы нагрянули как снег на голову, пришлось бежать в промерзшую казарму размещать твоих людей.

— Извини за беспокойство, но я… — голубые глаза пожирали Элизабет, стали темнеть, в них все яснее загоралось желание. — Я решил свои владения оставить на потом.

Элизабет силой выдернула свою руку и прошла к очагу. Через минуту она пожалела об этом, потому что дрожь не оставляла ее и возле жаркого огня. Холод здесь был ни при чем. Херефорд подошел к ней, стоявшие у очага посторонились. Граф встал чуть сзади и справа, не делая больше попытки прикасаться.

— Проще говоря, леди Элизабет, я вернулся из-за тебя.

— Мое воспитание, милорд, не позволяет рассмеяться гостю в лицо, но очень редко, как сейчас, кое-кому приходится сносить и такое.

Хотя Херефорда и предупреждали, подобного он не ожидал. Женщины частенько злились на него за глаза, но взгляд восхищения и пара ласковых слов быстро приводили их в покорность. Тут же и взгляды, и слова были не лестью, а совершенно искренними и, казалось, должны были пронять святой правдой, но леди не поддавалась. С каждой новой фразой сердилась все больше.

— Я не лгу, Элизабет, позволь мне тебя так называть.

— Разве я могу запретить? — пожала она плечами. — Ты волен называть, как пожелаешь.

— Прекрасно, но мне хочется, чтоб тебе это было приятно. Часто я ругал себя, что не сообразил сделать тебе предложение до отъезда, тогда бы взял тебя с собой во Францию. Вообще-то думал об этом, но пришлось так спешить, все не ладилось, а положение мое было столь шатким — не мог я предложить такой женщине, как ты, делить со мной неопределенность будущего.