Сказка для Несмеяны (СИ) - Дмитриевна Алёна

— А мы с тобой против нее едем, — вдруг поняла Несмеяна.

— Ничего, — успокоил ее Светозар, — мы ж не навсегда, послезавтра утром уже в обратный путь тронемся. Смотри-ка, а луну звери уже поели…

— Как это?

— Сказка такая есть, — улыбнулся Светозар. — Испекла бабка колобок, положила на окно остывать, а он прыг с окна да и в лес укатился. И вот катится он, катится, а навстречу ему вепрь. Хвать острыми клыками за бочок и откусил кусок. Вон он сидит.

И он снова обвел пальцем кусочек пространства на небе недалеко от лунного серпа, и Несмеяна воочию увидела жирного лесного хряка, притаившегося среди звезд.

— Вырвался колобок и покатился дальше, докатился до лесного озера, а по нему лебедь плывет. Подплыл ближе к берегу, приманил колобка сладкими речами, да тоже как выхватит клювом кусок. Бросился колобок прочь, а ему наперерез ворон с ветки метнулся. «Голоден, я, — говорит. — А ты меня сейчас досыта накормишь». И здесь не уберегся колобок. Так он в лесу со всеми зверями встретился. С медведем, волком, лисой… Вон они на небе, видишь?

Она видела каждого, и это было удивительно. Словно перенеслась в волшебный край, загадочное царство-государство. Как давно никто не рассказывал ей сказок на ночь. И как здорово это было. Разве могла магия братьев сравниться с магией сказки? Все закончилось тем, что колобка все же съели, а бабка испекла новый хлеб.

— А еще знаешь? — спросила Несмеяна.

— Знаю, — зевнул Светозар. — Только сейчас поздно уже, а завтра вставать рано. Давай-ка спать.

И обнял ее покрепче. Несмеяна расстроилась, конечно, но спать и правда хотелось. Под шкурой и под боком у Светозара было очень тепло и уютно. Совсем как на полатях. Она закрыла глаза и решила, что завтра обязательно попросит его рассказать ей еще сказку. И снова пожалела, что ее кукол нет рядом. Они бы тоже послушали. Стала мечтать, как им все перескажет. И, сама того не заметив, окончательно пригревшись, уснула. Зато заметил Светозар. Убрал с лица выбившуюся из-под платка прядь. Долго рассматривал её лицо. А потом поцеловал в лоб так, как сестёр не целуют.

***

Ярмарка была такой, какой Несмеяна ее всегда по рассказам отца себе и представляла: громкой, пестрой, веселой. Голоса покупателей сливались в единый шум, кричали торговцы и зазывалы, блеял на все лады выставленный на продажу скот, ржали лошади, где-то неподалеку хохотала публика, наблюдая за ужимками скоморохов. Светозар привязал Огонька к свободному столбу, вместе они разложили товар на прилавке, и после он разрешил ей пойти погулять.

— Далеко не уходи, — велел он и выдал немного денег, вдруг чего захочется.

Деньги она в руках держала впервые, отец ей их не доверял, да и незачем они ей в деревне были, но признаться в этом мужу Несмеяна постеснялась. Впрочем, понаблюдав за людьми, быстро поняла, что к чему. Купила себе леденец на палочке и отправилась смотреть представление. Здесь ее никто не знал, никто не смеялся и не тыкал в нее пальцем. В толпе она словно стала невидимкой. Так Светозар и нашел ее через несколько часов у балагана, где она не могла оторвать взгляд от больших деревянных кукол.

— А я все распродал, — сказал он, кидая монетку на помост. — Пойдем, купим, что мать велела.

Гулять с мужем по ярмарке тоже было весело. Огонька он продал выгодно и даже дороже, чем ожидал, так что настроение у него было преотличное, и он то и дело указывал ей на что-то и обо всем рассказывал. Посреди палаток обнаружились качели. Куда выше тех, что ставили по праздникам в их деревне. На качелях качались по двое, поэтому Несмеяна в этой забаве участия никогда не принимала, как и в других, в общем-то, наблюдала издалека.

— Идем, — подмигнул ей Светозар.

И она согласилась. Как высоко и как здорово это было! Они взмывали в небо словно птицы, и Несмеяна смеялась от страха и от радости, но больше от радости, и слезать совсем не хотелось. Потом Светозар купил им пирожков с ревенем и с мясом и блинов с икрой, и где бы Несмеяна не останавливалась, разрешал ей насмотреться вдоволь на понравившиеся товары. Задержался сам возле одного из прилавков, а потом подарил ей красивый платок и бусы. Он был весел и доволен, то и дело приобнимал ее за плечи, и улыбался широко-широко.

— Хорошо тебе? — спросил он пару раз.

Несмеяна с готовностью подтверждала, что хорошо, и была целована в макушку. А поздно вечером Светозар заговорил о ночлеге.

— Остановимся на подворье, — сказал он. — Я договорился с хозяином о комнате.

Но Несмеяне не хотелось ночевать в чужом доме, на чужой постели, с чужими людьми за стенкой. Ей хотелось того, что было вчера. Хотелось обнимать мужа под теплой шкурой, подальше от чьих-то глаз и ушей, смотреть в небо и слушать сказку. О чем она ему и сказала.

На лице у Светозара появилось странное сосредоточенное выражение. Будто он боролся с собой. Но потом он улыбнулся и кивнул.

— Да, в лесу лучше…

Они вернулись к месту, где оставили телегу и Ежевичку, Светозар уложил покупки, проверил, все ли в порядке. Достал из сумы амулет, что дал ему отец, какое-то время держал его в руке, сильно сжав пальцами, морщился. Затем привязал к оглобле, тяжело вздохнув при этом, и они тронулись в путь.

Быстро темнело. Несмеяне казалось, что Светозар напряжен, нервничает, он хмурился и прислушивался, взгляд его то и дело возвращался к амулету, и его беспокойство передалось ей. Она подсела к нему ближе, вглядываясь в сгущающийся мрак между деревьями. После поворота Светозар внезапно резко затормозил. На дороге лежало упавшее дерево. Несмеяна подумала, что это странно. Когда они ехали на ярмарку, никаких поваленных деревьев не видели, а погода весь день радовала. Она повернулась к Светозару, чтобы спросить, отчего дерево могло упасть, но осеклась. Муж подобрался и глядел настороженно. Он осмотрелся вокруг, ругнулся тихо, а потом засунул руку за пазуху и… ничего там не нашел. Поспешно отвернул ворот. Под рубахой, там, куда он убрал данное отцом перо, было пусто. Кинул быстрый отчаянный взгляд на Несмеяну, запустил руку под солому и достал топор. И в тот же момент раздался шорох, и из-за деревьев вышло пятеро мужиков и окружили телегу. Двое встали по бокам, один возник сзади. Еще один приблизился к Ежевичке, она зафыркала, нервно переступая ногами, Светозар натянул поводья. А потом Несмеяна увидела пятого. Он стоял чуть поодаль, в его руках был лук с наложенной на тетиву стрелой. И стрела эта была наведена на них.

Разбойные люди, поняла Несмеяна то, что Светозар осознал куда раньше. Он встал на телегу и крутанул топор в ладони.

— Люди добрые, посторонитесь уж, мы проедем, — сказал он вроде уверенно, но в конце не удержал голос, и тот дрогнул, выдавая его с головой.

Один из мужчин, тот, что стоял рядом с Ежевичкой, усмехнулся.

— А чо ж не посторониться? А и посторонимся. Слезай с телеги и иди себе, — малость шепеляво известил он и криво усмехнулся. Передних зубов у него не было.

У Светозара дернулась щека. Он крепче перехватил древко топора, взглянул на лучника, что-то решая для себя.

— Лошадь заберу, — сказал он тихо, но уверенно.

— А ну и забирай, девку только оставь. Пошто нам лошадь, коли такая девка есть? — заржал тот, что был сбоку от Несмеяны, и вдруг резко дернул ее за руку на себя. Она вскрикнула и вцепилась Светозару в штанину. Тот резко махнул топором в сторону нападавшего, и мужик отшатнулся, а главарь тут же перестал улыбаться.

— А мы ж по-хорошему хотели, — рыкнул он и дал знак своим людям. Мужики кинулись к телеге, чьи-то пальцы вцепились Несмеяне в руку, Светозар махнул топором, а потом еще раз просто ладонью, выдохнул рвано и согнулся, будто получил удар в живот, но нападавшие отчего-то замерли, и тот, что тащил Несмеяну, отпустил ее.

— Он стрелу отвел, — крикнул кто-то из них.

Несмеяна взглянула вверх на мужа. Лицо у него было искажено, дышал он часто и тяжело, но тут же распрямился и выкинул в сторону свободную руку. Пальцы свело судорогой, на руке у него проступили сухожилия и вены. А потом на ладони появилась россыпь шариков величиной с горошину, показавшихся Несмеяне в сгустившихся сумерках угольками, только вот горели они не красным, а золотым, будто крошечные солнышки. Она не знала, что это, но разбойники, видимо, знали, потому что перестали нападать, повыкатывали глаза, а потом и вовсе принялись отступать.