Бурные страсти тихой Виктории - Лариса Кондрашова

Все оттого, что бабушка умерла слишком рано и не поддержала ее первые неумелые полеты… Это Вика так романтически объясняла самой себе собственную же невезучесть.

Как время ни тянулось, оно в конце концов свое дело сделало. Солнце перевалило за полдень. Некоторые реализаторы стали складывать свои вещи. Засобиралась и Вика, хотя обычно уходила гораздо позже. Но хозяин не требовал, чтобы она непременно работала допоздна. Главное, чтобы недельная выручка укладывалась в определенные им рамки.

Вика отправилась домой и по пути зашла в «Магнит», купила продуктов.

Она совершенно не представляла себе, кто должен вкладывать деньги в такое предприятие, как совместный взаимопознавательный ужин.

Ведь это Майор к ней напросился, он должен был бы все принести, а не перекладывать расходы на плечи женщины. То есть поначалу он сказал ей, что все принесет с собой, но что именно, так и не уточнил.

А в конце дня к ней даже не подошел, хотя в том, что он, несмотря ни на что, вечером припрется, Вика не сомневалась.

Он потому и не подошел, что боялся получить отказ. Видел, что сегодня она никакая. Знал, что, когда женщина не в настроении, к ней лучше не соваться. Согласилась принять его у себя, значит, так тому и быть. В том смысле, что теперь отступать поздно, а настроение можно и поднять.

Так что в конце концов Вика вовсе не стала ложиться, чтобы передохнуть, как вначале собиралась, а сразу включилась в работу, да так увлеклась, что пришла в себя только от звонка у калитки. И пошла открывать ворота.

Александр-второй приехал на своей «тойоте», в костюме-тройке, в белой рубашке с галстуком. Словно не всего лишь вечер вместе со знакомой провести собрался, а по крайней мере предложение руки и сердца сделать.

Он вручил Вике букет цветов, две бутылки шампанского и коробку конфет, на которой было написано «С Новым годом!». Это в мае-то.

Вика была уверена, что конфеты — из тех, срок хранения которых истек. Но она запретила себе об этом думать, зная по опыту, как трудно ей будет, настроившись в таком негативном ключе, потом по-новому взглянуть на своего поклонника.

Надпись «С Новым годом!» может означать что угодно. Например… на кондитерской фабрике закончились коробки с майскими картинками. Или в стопку с коробками мая попалась вот эта, старая, и конфеты в ней вполне съедобны. Или… он знает, где можно по дешевке покупать конфеты, срок хранения которых истек. Или вот-вот истечет. Не графья!

Не получалось у Вики мысленно рисовать облик гостя светлыми красками. Раньше, когда Майор ее совсем не интересовал, Вика замечала, что он скуповат. И теперь он вряд ли переменился. В любом случае Санька Петровский такую коробку ей бы не преподнес.

Она прислушалась к собственным ощущениям: нет, желания оправдывать Майора у нее не возникало. И напрасно Вика уговаривала себя посмотреть на кавалера доброжелательно. Майор вел себя с ней так же, как и с другими женщинами. Не считал ее той, ради которой хотя бы на время стоит перемениться. Хотя бы сделать вид!..

Осознавать это было не очень приятно, но для копилки негативных заметок в отношении Александра-второго годилось. По крайней мере ее не станет мучить совесть, когда… Впрочем, об этом думать пока рано.

Стол Вика уже накрыла, все было готово за исключением пиццы… Боже, она же забыла убавить огонь в духовке! Едва Майор, то есть Александр, потянулся к ней губами, рассчитывая на вполне невинный дружеский поцелуй, как хозяйка дома с воинственным кличем оттолкнула его от себя и бросилась прочь.

— Что случилось? — растерянно вопросил гость, ощутимо ударившийся об угол письменного стола — Виктория в своем неистовом движении приложила его с такой неженской силой, какую в ее хрупкой фигуре трудно было предположить.

Пицца не сгорела. Но она так запеклась, что вместо мягкого хрустящего чуда кулинарии теперь являла собой нечто похожее на подошву с намертво приклеившейся к ней начинкой.

— Посмотри!

Вика стояла перед ним с противнем в руках, на котором что-то, видимо, готовилось, но теперь имело вид неаппетитный. Понятное дело, хозяйка кинулась встречать гостя — Александр ни на минуту не усомнился в том, что она так сильно ему обрадовалась — потому обо всем и забыла.

— Чего ты расстраиваешься? — стал успокаивать Вику наконец пришедший в себя Майор. — Вон на столе еще сколько всего. С каждой хозяйкой может такое случиться. Давай-ка присаживайся, мы сейчас с тобой по соточке накатим… Кстати, у тебя нет ничего покрепче?

— В каком смысле? — не поняла Вика.

— Ну, водки или коньяка. Не буду же я с тобой пить эту шипящую водичку! Шампанское я тебе принес.

«“Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд!” — привычно подумала Вика стихами Высоцкого. — Мужик пришел в гости, а я ему должна, кроме закуски, еще и водку ставить?.. Жаль, что я у девчонок поподробнее не спросила, как это делается. Может, теперь так принято? Может, я от жизни отстала?»

— У меня есть бутылка «Кристалла», с Санькиного дня рождения… со дня рождения мужа осталась.

— Тащи! — обрадовался Майор. — Мы под селедочку да кристально-чистую водочку! Видала, стихи сочинил! Со мной это бывает.

Вика вышла из гостиной и вернулась с бутылкой.

— Из заначки достала? — понимающе кивнул ее гость.

— Почему из заначки? В холодильнике стояла.

— В холодильнике? — не поверил он. — А когда у твоего мужа день рождения?

— Восемнадцатого апреля.

— Что? Бутылка больше месяца стояла? Не п… не звезди то есть!

— Хочешь верь, хочешь не верь… Я водку не пью. Санька… муж то есть, тоже не слишком увлекался.

— Ну, само собой, он же у тебя по другому делу… ходок!

Вике обидно было это слышать, но потом она и вовсе разозлилась: чего это Майор обсуждает ее мужа! Его приняли как человека, а он еще позволяет себе говорить гадости про хозяина дома… в смысле хозяйке говорить неприятные вещи, как будто так и надо… От злости она даже не подумала, что Майор ничего нового не сказал, а всего лишь констатировал факт. Сама дала повод.

Но не будешь же ссориться с ним, когда они еще и крошки не съели и капли не выпили… Кажется, о каплях она заговорила преждевременно.

— Что это ты за наперстки поставила? — Ее гость скривился при виде водочной стопки.

— Как положено, по этикету, — пролепетала Вика.

— Этикет, Виктория, для европейцев придуман, для всяких там худосочных французиков или голландцев, а наша русская душа в эти рамки