Роман с фирмой, или Отступные для друга. Религиозно-политический триллер - Михаил Чуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что молчите, не знали? Ну так будьте в курсе. И пяльтесь осторожнее. Ладно, я пошел.
И Мишка исчез так же внезапно, как и появился.
– Ну, что скажешь? – Серега вновь откинулся на полотенце.
– А что я должен сказать..
– Костян на нарах, хвост на улицу – очень поженски.
– Да, и я ее понимаю!
– Неужели?
– Ты же не знаешь! Костян, эта свинья, угрожает ей. И даже на пристань прийти, просто посидеть вечером с нами она боится! Представляешь?!
– Она так сказала?
– Да! То что его замели, для нее как отдушина.
– Ясно. Ничего нового. Страх… страх везде!
– А! – махнул я рукой. – Думай, как хочешь, тебя не переубедишь.
– Понятно. Значит, свидание?
– Угу.
– Смело.
– Спасиб.
– Впрочем, пока Костян сидит, можно, риск минимальный.
– Повторяю: думай, как хочешь!
Помолчали. Ракета прошла в обратную сторону, раскачав на волнах далекий бакен.
– А спорим, – с расстановкой сказал Серега. – Спорим, что не придет?
– Кто?
– Она!
– Это почему?! – воскликнул я с возмущением и удивлением (даже на локте приподнялся).
– Она тебе пообещала?
– Ну… да.
– Не придет! Вот увидишь. Спорим?
– Давай! На что?
Серега подумал и сказал с откровенностью, которой я ну никак не ожидал.
– Если Люда не придет, ты не будешь мне мешать ухаживать за ней.
– Что?!! Ты не перепутал? Это у меня с ней свидание, а на тебя она и внимания не обращает!
– Это неважно. Женщина сегодня на одного обращает, завтра на другого.
– Ну это ты о ней напрасно так!
– Увидим. Так спорим?
– Допустим. А ты что ставишь?
Он подумал немного.
– Хочешь поехать в Америку?
– Конечно! И на Луну слетать. Ты что ставишь?
– Поездку в Америку.
– Чегооо?!
– Я не говорил еще? С недели на неделю ожидается приглашение. Они уже подтвердили, что выслали. Но почта долго…
– Это с чего такое… счастье?
– А вот с того. Есть у нас на кафедре один уникальный дядька. Профессор Сокольников. Большой оригинал. Ездит на восстановленной «Чайке», но не в том дело. Его исследованиями заинтересовались в Америке, пригласили. Но сам он выехать не может – секретность не снята. А вот его ученикам запретить уже не могут. Типа у нас теперь демократия! Понимаешь теперь, сколько желающих было учиться по его программе, работать в его исследовательской группе. Но со всего потока он отобрал и пригласил лишь несколько человек. Потом осталось двое: я и еще один парень с параллельного курса. Остальные отсеялись. Но я могу попросить профессора, чтобы тебя включили в группу сверх квоты. Хаха! Третьим будешь?! Вот такое, как ты выразился, «счастье».
– Ясно! И почему ты думаешь, что меня включат в группу? Я ведь не ученик профессора и никакого отношения не имею. На каком основании?!
– Какая разница, на каком! Не заморачивайся. Раз я говорю, что это возможно, значит, так и есть!
– Ну… я не знаю…
– Не знаешь что? – усмехнулся Серега. – Не знаешь, хочешь ли поехать в Америку, или не знаешь, придет ли Люда?
Несмотря на нашу с Серегой «философскокнижную» дружбу, дух соперничества почти ежеминутно присутствовал между нами, то затухая, то вновь вспыхивая и разжигая далеко не философское стремление к сиюминутному первенству. Соперничество, как ни странно звучит, подталкивало нас друг к другу и даже скрепляло нашу дружбу, однако намечался, как я уже сказал, «барьер». Одна перспектива поездки в Америку чего стоила!
– Ну что, спорим?! – повторил Серега.
– Да! – и мы ударили по рукам.
Вот так и вышло, что мы, сами о том не подозревая, влезли с нашим детским спором в куда как более серьезные игры взрослой жизни.
Вечером я ждал Люду в условленном месте. О чем я думал, стоя в полумраке под акациями? Да ни о чем! В голове переливались приятные солнечнопляжные картинки, а гдето внутри, в середине груди, мягким нежным цветком распускалось волнительное ощущение ожидания. Акации шелестели, словно нашептывая: «Сейчассейчас! Жди!». Прошло минут пятнадцать. Радужноцветочное настроение раскрылось до последнего лепестка и улеглось, уступив место нейтральной уверенности в том, что «Она же обещала, значит, придет!». Прошло еще пятнадцать минут. Уверенность сменилась легким нетерпением, но все равно еще обнадеживающе пульсировало предчувствие встречи. Еще через пятнадцать минут туман, готовя землю к ночи, стал натягивать на нее промозглую изморось, похожую на огромную белую простыню.
Застегнув поплотнее отцовскую брезентовую штормовку со стройотрядовскими нашивками, я присел под акациями. Они уже не шептали, а перешептывались, ехидно подшучивая: «Ждижди!» Уныние назревало пополам с раздражением и различными вариациями на тему. От «Она опаздывает изза того, что…» до «Она не придет, потому что…». И чем дальше, тем явственней на заднем плане этого «потому что» вырисовывался мой друг Серега и неутешительный итог нашего с ним спора.
Когда прошел час и стало понятно, что она не придет, я встал и, с хрустом раздавив павшую поперек дороги сухую ветку, отправился на пристань.
Уже издали я почувствовал, как оттуда, из металлической крашеной будки, вместе со знакомыми голосами и звуками гитары долетает какоето новое, необычное, порывистовозбужденное оживление. Так бывает в театре или кино, когда на сцене или в кадре появляется новый персонаж, появляется и замыкает на себе весь последующий сюжет, а вместе с ним и все внимание публики.
Я подошел ближе. Ктото невидимый перебирал струны, настраивая гитару, а вездесущий Мишка травил анекдот своим разбитным тенорком. Все было как всегда и все же не как всегда.
Я не ошибся в предчувствии и почти не удивился, когда, обойдя будку и вплотную подойдя к компании, среди прочих увидел на длинной лавочке Серегу и Люду.
« – Вот сволочь!» – было первым, что подумалось, и даже непонятно, в чей адрес больше!
– О! Саня! Заходи, присаживайся, – загомонил Мишка. – Пиво бу?! У нас «Жигулевское»! Холоднющее!
– Не, Мишань, спасибо… чтото горло сегодня.
Серега и Люда сидели в центре. Серега с гитарой – вот такой, как говорится, come back!
Я подошел и сел рядом с Людой, вежливо отжав при этом Мишку немного в сторону по лавке. Серега – он также сидел рядом с Людой, но по другую руку, тут же взял аккорд позаковыристей. Люда вздрогнула.
– А мы тут сидим, обсуждаем последние новости! – крикнул Мишка, пьяно и ражно захлебываясь словами. – Костян пятнац суток за хулиганку огреб, так что Люда теперь свободная женщина нашей деревни! – выплеснул он свою шутку и сам же заржал.
– Слышь, помолчал бы! – одернула его Люда, обернувшись.
Но Мишку было не так легко затормозить. Тем более, что его поддержали поощрительными смешками.
– Дураки, – шепнула Люда тихо, но я услышал.
– Холодно, – сказала она вполголоса в мою сторону и поежилась. Я вынул руки из рукавов штормовки, снял и накинул ее Люде на плечи. Она поправила волосы.
– Ой, блиин! – заохал Мишка, – Люд! Реально не боишься, что Костян узнает?
Я хотел было встать и отвесить разгулявшемуся Мишке положенное, но не успел.
– Рот закрой! – прикрикнул на него Серега, и все разом вдруг стихло.
Тогда Серега снова ударил по струнам, заложил соло с переливом да с боем, да так, что металлическая будка причала загудела и зазвенела от основания до крыши. Все слушали, замерев.
– Почему не пришла? – спросил я сквозь этот звон, почти прикоснувшись губами к ее уху.
– А ты зачем сказал, что я боюсь приходить сюда? Я только вышла, и тут твой дружбан. Он будто знал, что я выйду, и ждал.
– Ну и?..
– И сразу с ходу: «Пошли на пристань!» Я послать его хотела, а он:» – Сколько ты еще будешь Костяна бояться?» – » – Да какое твое, блин, дело!» – а потом поняла, что ты ему насвистел… он все шел и шел рядом, и все говорил, говорил. Про страх, про то да про это… Короче, веришь, я и сама не знаю, как он меня уболтал. Как тут оказалась… Поэтому не пришла.
« – Насвистел!» – что тут скажешь – упрек был справедлив. И оттого внутри у меня все кипело!
« – Ну, спорщик, мать его! Провокатор, гнида, манипулятор! Воспользовался моей откровенностью и прямо изпод носа девушку увел. Привел сюда, на пристань, себе и Мишке на потеху…»
Казалось, не было таких эпитетов, какими я мысленно не обкладывал Серегу. Сердце бешено стучало от возмущения и почти что ненависти к нему! И все же сквозь злость и досаду пульсировало и пробивалось смутное понимание, что не так уж все однозначно мерзко было в этом Серегином поступке.
Вдруг Люда резко встала и пошла прочь от пристани. Серега тут же оборвал бой струн.
– Проспорил? – вполголоса спросил он, наклонившись ко мне, но косясь при этом вслед уходящему силуэту. Я стиснул пальцы в кулак и… едва удержал его в кармане, но всетаки удержал.