Стон земли - Сергей Самаров

Для нужд священника в каптерку поставили солдатскую кровать, так как свою каптер любовно перетащил в новый угол, принесли матрац, причем отыскали, что удивительно, без желтых разводов, и в дополнение ко всему, постельные принадлежности приготовили. Пока отец Георгий беседовал с офицерами, солдаты и постель ему застелили и, проявив инициативу, новый стеллаж для вещей священника к стене прибили, даже стол из ящиков соорудили. Вместо столешницы использовали четыре струганые доски. Стол был узковат, но для одного человека вполне годен. Завершила интерьер обыкновенная солдатская табуретка.

И гадость солдаты священнику никакую не подстроили, видимо, из уважения к сану. Единственно, что они себе позволили, положили под подушку гранату. Когда отец Георгий стал поправлять подушку, из-под нее выкатилась граната. Чека была сорвана, а отжимной рычаг, как только граната покатилась, выпрямился. Но отец Георгий сам служил в этой же роте, и на такие трюки не реагировал. Граната была черного цвета с белым крестом посредине и красным отжимном рычагом. То есть имела раскраску учебной, не взрывающейся гранаты. Неграмотный в военном деле человек мог бы испугаться и попытаться выскочить из комнаты, хотя, конечно, будь граната боевая, не успел бы, а грамотный только улыбнулся бы. Отец Георгий в военном деле был человеком грамотным. Гранату эту он положил на стол, чтобы тот, кто ее подложил и ждал сейчас из-за двери испуганного вопля, увидел ее и сам успокоился.

– Батюшка, на довольствие тебя поставили, – оглядывая комнату священника, сообщил капитан Столяров. Он уже, кажется, научился без стеснения произносить слово «батюшка» и вроде бы даже привыкать к этому стал. – Место тебе за офицерским столом выделим, я позову.

Но позвать на ужин капитан Столяров не успел. Никто не объяснял причину, и никто не поставил в известность священника, когда в казарме началась беготня. Он сам вышел из своей комнаты, чтобы узнать причину, о которой уже догадывался, поскольку имел опыт командировок на Северный Кавказ. Все оказалось точно так, как отец Георгий и предполагал. Два взвода уже получили оружие из оружейной «горки» и строились прямо в казарме.

Увидев вышедшего священника, капитан Столяров подошел к нему.

– Что, батюшка, полагается или не полагается солдат благословлять, когда они на боевое задание отправляются?

– Это особый момент, товарищ капитан, и рассматривать его следует, исходя из желания самих солдат и офицеров.

– Солдаты и офицеры желают.

Иерей осмотрел строй. Впечатление было такое, что все именно его ждали, желая получить благословение. Все, верующие и неверующие.

– Минутку, товарищ капитан…

Отец Георгий вернулся в свою комнату, надел епитрахиль [10] , которую взял с собой, не оставив ее с общим багажом, а поверх нее енколпий [11] , вышел в казарму. Он не знал здесь ни одного человека, кроме командира роты. Не знал, верующие они люди, воцерковленные или нет. Но они ждали слова священника, как напутствия перед ситуацией, где каждая пуля может оказаться той, что лишит тебя жизни. В такие моменты все начинают верить. И отец Георгий сказал просто:

– Несколько лет назад я был таким же, как вы, солдатом этой же самой роты. И точно так же, как вы сейчас, получал боевое задание. И точно так же, как вы, рисковал жизнью. Но я шел на задание, уверенный, что, кроме меня, мое дело никто сделать не сможет. И потому у меня никогда не было сомнения в том, что Господь Бог наш будет со мной. Пусть же Он и с вами будет в самые трудные и опасные для вас моменты. Пусть пулю от вас отведет и сохранит каждого из вас для жизни мирной. Что такое крестное знамение, вы знаете?

Строй молчал, ожидая дальнейших слов священника.

– Крестным знамением себя осеняя, вы говорите Господу, что доверяете ему свою жизнь и судьбу, и защищаете себя этим же знамением от злых сил, покушающихся на вас. Перекреститесь, даже если на вас нет сейчас нательного креста, даже если вы не крещеные. Перекреститесь вот так… – и иерей показал, как следует креститься. – Три сжатых пальца означают единство Бога Отца, Бога сына и Святаго Духа Бога. А два пальца, прижатые к ладони, олицетворяют собою сам факт сошествия на землю и вочеловечивания Сына Божьего. Господь наш был одновременно и Богом, и человеком. Не Богочеловеком, а и тем, и другим. Я же могу только одно сказать вам в напутствие: спаси и сохрани вас Господи… – Он снова перекрестился, словно молился за всех, уходящих на задание, и даже поклонился строю, крестообразно сложив руки на груди. – Благословляю вас на честное и достойное служение Родине и на помощь друг другу. Помните, что Господь всегда с вами…

Теперь отец Георгий перекрестил весь строй, но уже не так, как крестился сам, а, сложив пальцы совсем иначе, нарисовал в воздухе крест целиком [12] . И строй начал креститься. Все – и верующие, и неверующие. Только два человека, как полагается, сложили перед собой крестообразно ладони, принимая благословение. Это означало, что в строю было только двое воцерковленных солдат. Но в этот момент верить хотели все бойцы, и это явственно было написано в их глазах…

Вместо капитана Столярова за иереем Георгием пришел старший лейтенант Красо́та.

– Ужин, Коровин, – без стука приоткрыв дверь, сообщил он, общаясь со священником так, как общался с солдатами. Видимо, никак не мог перебороть своего эго и сказать «батюшка» или просто «отец Георгий».

Но сам священник не постеснялся напомнить старшему лейтенанту:

– Меня зовут отец Георгий. Не Коровин, а отец Георгий. Это общепринятое обращение.

– Пойдем, Георгий…

– Отец Георгий…

– Пойдем, пойдем, рота уже в столовой.

Отец Георгий понимал, что это не его лично старший лейтенант пытается как-то унизить, показать разницу между собой, офицером спецназа ГРУ, и бывшим солдатом, а ныне священником. Это гордость атеиста упиралась руками и ногами, не желая всерьез воспринимать никакую Веру. Окажись на месте отца Георгия другой священник, никогда в армии не служивший, Красо́те было бы так же трудно произнести слово «батюшка» или назвать священника «отцом». Точно так же бывает, когда невоцерковленные люди, даже верующие, как они сами считают, после литургии подходят сначала к иконе, потом к кресту, целуя их, не могут пересилить себя и поцеловать поручь [13] на руке священника, не понимая при этом, что целуют они не руку человека и не предмет его одежды, а Господу Богу своему отдают честь и поклонение, и молят этим о милосердии и заступничестве. Люди вообще имеют склонность часто рассматривать личность священника, как что-то конкретное, что может нравиться или не нравиться, что может вызывать или симпатию, или, наоборот, отталкивать людей от него. Но в действительности получается так, что отталкиваются люди не от священника, а сначала просто от церкви как от института, а потом и вообще от Веры. Но, если разобраться, когда человек садится в поезд, в самолет или в обычное городское такси, он не думает о личности пилота, машиниста или водителя. Ему нет до этого никакого дела. И пилот, и машинист, и водитель такси – это, по большому счету, только проводники, через которых осуществляется их поездка. Точно так же и личность священника. Священник – такой же проводник при общении человека с Богом. Правда, проводник особый, на которого самим Господом возложена благодать осуществления этой связи.

И именно потому, что люди часто предвзято относятся к священникам, реагируют и на их речь, и на их поведение, и даже на марку их машины, не говоря уже про отношения с прихожанами, те должны быть безупречны. По большому счету, все эти личностные отношения никак не должны отражаться на Вере, но если все же отражаются, то священнику следует быть особо к себе внимательным, особо оценивать каждое свое действо, каждое слово, каждый взгляд. А когда он внимателен к себе, к своему миру, тогда и люди будут это чувствовать. Они ведь не только на службу ходят, еще ходят и на исповедь, да и просто за житейским советом. И чем больше их будет приходить в храм, тем сильнее и действеннее будет молитва. Ведь сам Господь Иисус Христос сказал, что, где двое или трое соберутся во имя Его, там и Он среди них будет.

Когда два взвода роты отправлялись на выполнение боевого задания, все солдаты, и верующие и неверующие, уверовали, что Христос среди них и готов поддержать их, спасти и сохранить, и потому с легким сердцем рассаживались по машинам. А вот в старшем лейтенанте Красо́те главенствовала гордыня. А гордыня никого еще до добра не доводила. Именно гордыню называют грехом всех грехов. Отец Георгий хорошо помнил пример из семинарского курса о человеке, который гордился тем, что всегда держит пост, и тем самым вгонял себя в грех…

Старший лейтенант Красо́та ждал священника на крыльце.

– Забыл ты уже армейские привычки. В столовую собираешься, как женщина на свидание.

– Я только епитрахиль снял, и уже готов, – смиренно возразил иерей, не собираясь обострять отношения. Это никогда не приводит к хорошему, и, если можно избежать обострений, их следует избегать.