Школьный год Марины Петровой - Эсфирь Эмден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь класса приоткрывается.
— Алексей Степаныч, можно вас на минутку? — зовёт кто-то.
Алексей Степаныч выходит из класса. Марина сейчас же выбирается из-за рояля и бежит к малышам. Ей хотелось бы пошалить с толстенькой Олей и погладить по светлой головёнке Сашу, но она догадывается, что оба они не выучили ещё ни одной ноты, и спешно начинает проверять их.
— На какой линейке пишется нота ми? — спрашивает она строго, подражая Алексею Степанычу.
— Я знаю! — торопливо говорит мальчик. — На второй. С Мариной он чувствует себя смелее и доверчиво кладёт ей на руку свою ручку.
— Ай-ай-ай, — качает головой Марина, — разве на второй? Ну-ка ты, Оля, скажи!
— Под первой! — кричит Оля.
— На первой линейке, — наставительно поправляет Марина.
— На первой линейке, — хором повторяют малыши — и Марина чувствует себя настоящей учительницей, но дверь открывается и входит Алексей Степаныч.
— Ну-ка, ну-ка, продолжай урок! — говорит он Марине. И Марина, конфузясь, даёт свой первый в жизни урок. Алексей Степаныч велит ей даже поводить Сашиной рукой по струнам.
Маленькая, детская рука с зажатым в пальчиках смычком доверчиво следует за Марининой рукой, и Марина испытывает вдруг такое чувство ответственности за это первое движение детской руки!
Саша тянет какую-то немыслимую скрипучую ноту, а Марина с гордостью смотрит на Алексея Степаныча.
— Ну что же, хорошо, Марина, — говорит Алексей Степаныч. — За урок со студентами ставлю тебе пять. А вот сейчас посмотрим, на какую отметку ты сама мне сегодня сыграешь.
И Марина снова становится ученицей.
Она открывает футляр и канифолит смычок, а Алексей Степаныч заканчивает урок с малышами.
— Ну что, к следующему уроку выучите ноты? — спрашивает он.
— Выучим, Алексей Степаныч, мы всё выучим! — уверенно отвечает девочка.
Малыши выходят из класса — и сейчас же за дверью слышится Олин смех и топот её толстых ножек по коридору.
— Этюды, — говорит Алексей Степаныч, открывая классный журнал. — Не играла? Почему? Я не задавал?.. Э-э, Марина, пора уже быть большой! Смотри, уже других учишь, а ещё не можешь понять, как надо учиться самой. Если я в прошлый раз не написал в дневнике этюды — разве это значит, что их не надо играть? Пора уже быть немного самостоятельнее. Этюды и гаммы, Марина, а также всевозможные упражнения играются ежедневно, независимо ни от какой концертной программы. Без упражнений, без труда — нет техники, нет звука, без упражнений — нет музыки.
И Марина начинает играть трудный, в двойных нотах, этюд.
— Фальшиво, — говорит Алексей Степаныч. — Ты знаешь, Марина, что такое для скрипача двойные ноты? Ведь это совсем новая, большая область, в которую мы с тобой вступили. Ведь это целая революция для тебя, в твоей учёбе, а ты так легкомысленно к этому относишься! Ну-ка, ещё раз сначала.
Весь урок Алексей Степаныч занимался с Мариной двойными нотами, этюдами, упражнениями и гаммами.
Концерта он так и не спросил и поставил ей в журнале четвёрку.
А Марина-то думала!.. Она все эти дни усердно, даже вдохновенно, как ей казалось, занималась концертом. Она играла его полным звуком, с оттенками и мечтала получить пять. Ведь Галя же получает за концерт пятёрки!
И только тогда, когда Марина уже складывала ноты, Алексей Степаныч спросил:
— Ну, а как дела с концертом? Наизусть выучила? А двойные ноты как? Чисто? Посмотрим в следующий раз. Этюды у тебя не очень хорошо пока.
— Алексей Степаныч, — жалобно сказала Марина, — ведь я одним концертом занималась!
— Вот потому-то я у тебя его и не спросил, — загадочно ответил Алексей Степаныч, погружаясь в свой журнал.
15. Девочки со скрипками
Марина вышла из класса хмурая. Не очень-то приятно получать четвёрки — особенно после прошлогодних пятёрок!
В приёмной её встретил гул весёлых голосов — это четвёртые, пятые и шестые классы струнного отдела собирались на оркестровые занятия.
Тут были скрипачи, виолончелисты, альтисты. Виолончелисты — всё больше мальчики, а среди скрипачей больше девочек. Так стало в последние годы. Марина слышала, что раньше, до революции, женщин-скрипачей почти не было.
У них в школьной библиотеке есть книга, в которой очень смешно, старинным языком, написано о женщинах-музыкантах. Там есть такое обращение к мужчинам-музыкантам: «Оставьте женщинам хоть рояль — ведь у вас есть и виолончель и чудная скрипка».
Это выражение Марина хорошо запомнила, когда Вера читала им вслух: «чудная скрипка».
А теперь вот чудная скрипка в руках у тысяч девочек. И женщины-скрипачки есть уже и в оркестре Большого театра — Марина сама видела, — и в Государственном симфоническом, и во всех других. И на Международном фестивале одну из премий получила недавно совсем молоденькая грузинская скрипачка. Её даже зовут очень похоже на Марину — Маринэ.
И даже в их маленьком, школьном оркестре сколько девочек-скрипачек! Вот Ася Балабан — высокая девочка с длинной тёмной косой, вот Маринина соседка по парте — Мая, вот маленькая Шура из четвёртого класса — тоже ученица Алексея Степаныча, вот Светлана Новикова, Люся, а вот и Галя. Стоит у окна и смотрит куда-то.
Марине видно сбоку её лицо — очень серьёзное, со строгими чертами. Ей хочется подойти к Гале и сказать что-нибудь простое, например: «Здравствуй, Галка! Что нового?» Но она вспоминает о полученной только что четвёрке, и ей вдруг делается обидно: ведь Галя получает одни пятёрки!
Марина гордо отворачивается и идёт в зал. Она не видит, что Галя обернулась и внимательно и грустно смотрит ей вслед.
16. Первые, вторые и третьи
— Давайте устанавливать пюпитры! — говорит Марина и первая тянет в центр зала пюпитр из горки, сложенной в углу.
— А знаешь, Марина, кто у нас будет в этом году дирижёром? — спрашивает Мая. — Наш завуч, Семён Ильич.
— Да что ты! — Марина со стуком поставила на пол пюпитр и посмотрела на Маю.
— Да-да, — подскочила к ним Люся, — у него уж не отвертишься от занятий, уж он нам покажет!
— Люся, как ты разговариваешь! — рассердилась Мая.
— А как особенно я говорю? Девочки, разве не правда, что Семён Ильич ужас какой строгий?
Подбежала Шура:
— А вы видали расписание, кому где сидеть? Я — в третьих скрипках!
— Где? Где? — закричало сразу несколько голосов. Марина вместе с другими побежала к расписанию, висевшему на стене, у входа в зал.
— «Начало оркестровых занятий — семнадцатого сентября», — важно читал Лёва Бондарин, — значит, сегодня. «Первые скрипки: Ася Балабан, Гриша Никольский, Галя Бармина…»
Марина невольно оглянулась на Галю. Вот она будет рада! Ведь играть в первых скрипках — большая честь, пусть даже в их маленьком, школьном оркестре.
Галя стояла рядом с Люсей, и Люся с хохотом жала ей руку:
— Поздравляю, поздравляю!
Увидев, что на них смотрит Марина, Галя нахмурилась и отошла от Люси.
Марина, глядя на них, пропустила несколько фамилий и так и не поняла, в каких же скрипках она сама. Лёва читал уже список альтистов и виолончелистов.
Когда он кончил, Марина пробралась поближе к списку. Ни в первых, ни в третьих её не было… Вот она где — во вторых! Серёдка наполовинку. Немножко обидно.
«Ну да ладно, в будущем году буду в первых», — подумала Марина.
— К пюпитрам! — раздался вдруг над самым ухом Марины деланный бас Мити Каневского, изображавшего в эту минуту дирижёра.
Марина обернулась и увидела, что в залу входит их завуч, Семён Ильич.
Марина побежала вслед за ним.
17. Новый дирижёр
Пюпитры, или пульты, — низенькие подставки с наклонными дощечками для нот — были расставлены полукругом. В центре стоял дирижёрский пульт.
Ребята торопливо рассаживались по указанию дирижёра.
Марина, сидевшая в прошлом году с Галей, сидела теперь за одним пультом с Маей.
Когда все уселись, Семён Ильич внимательно оглядел своих маленьких оркестрантов.
Новички, впервые пришедшие на оркестровые занятия, были явно взволнованы, да и на всех лицах было оживление — ребята любили свой оркестр.
Семён Ильич постучал палочкой по дирижёрскому пульту. — Внимание! — сказал он. — Мы начинаем наши оркестровые занятия. Мне незачем долго объяснять вам, большим уже детям, какое огромное значение имеет для вас, будущих музыкантов, оркестровая подготовка. Бывали случаи, когда хорошие скрипачи, не привыкшие к оркестру, попадая в оркестр, терялись и не могли играть.
— А мы и не собираемся быть оркестрантами! — недовольно пробурчала Люся.
Хотя она сказала это очень тихо, Семён Ильич услышал её.
— Ты хочешь сказать, что многие из вас будут солистами? — сказал он. — Очень возможно. Солистов у нас с каждым годом делается всё больше и больше. Недаром наши советские скрипачи занимают первые места на международных конкурсах.
